"Фантастика 2025-86". Компиляция. Книги 1-21

Закрывшись в своей комнате и сползя спиной по двери на пол, Амелия наконец рассмеялась — хрипло, с нотками истерики в голосе. Ей это было нужно. Истерический смех душил ее с самого появления Элизы Форнье в малой столовой.

Сейчас она просмеется, успокоится, поднимется с пола и все снова станет нормально. Не просто нормально, а, объективно, в тысячу раз лучше, чем все последние пятнадцать лет ее жизни.

Ей грех жаловаться…

Нужно лишь сбросить напряжение этого вечера слезами или смехом — уж лучше смехом! — и жить дальше. Несмотря на то, что отчего-то так сильно щемит в груди. Просто жить дальше.

Просмеявшись, Амелия опустила взгляд на свои руки, лежащие на притянутых к груди коленях — кисти ходили ходуном. Не просто дрожали, а тряслись так, что заставляли нервно вибрировать все ее тело.

«Что стало с твоей психикой, Мэл? Кем ты сама стала?»

С силой зажав трясущиеся руки между колен, Амелия откинула голову на прохладную поверхность двери и прикрыла глаза. Вдох-выдох — нужно просто успокоиться. Вдох-выдох…

А в следующее мгновение в дверь, прямо над ее головой, требовательно постучали.

Кто-то из служанок додумался принести ей успокаивающий чай? Крист рассудил, что мало ее поддержал, и собрался продолжить утешение? Или Элиза отвлеклась от любовника и решила закончить начатое — довести ее окончательно?

— Мэл, это я.

А вот его визита Амелия отчего-то не ожидала. Забеспокоился, что она откажется продолжать лечение, почувствовав себя оскорбленной?

Но оскорбленной Амелия себя не чувствовала. Только опустошенной.

Встала, одернула платье, натянула рукава, пряча шрамы, пониже, и открыла дверь.

Монтегрейн стоял сразу за порогом, один. Лицо серьезное, взгляд внимательный.

Мэл заставила себя не отводить глаза, с достоинством, которого не ощущала, приподняла подбородок.

— Я думаю, ничего страшного не произойдет, если мы пропустим один день лечения, — сказала спокойно. — Не оставляй из-за меня гостью одну. Это невежливо.

Рэймер скрипнул зубами.

— Я уже уделил гостье достаточно внимания на сегодня.

Амелия не сдержалась — издевательски изогнула бровь. Уже уделил? Сколько времени прошло с момента ее ухода из столовой? Полчаса? До спальни хотя бы дошли?

В ответ на этот красноречивый взгляд Монтегрейн закатил глаза. Перехватил край двери, буквально в нескольких сантиметрах от ее пальцев.

— Впустишь?

Разве она могла отказать? Разве это ее дом?

Мэл на мгновение прикрыла глаза. Откуда это? Почему из нее так упорно рвалось неуместное раздражение? Ведь разум все понимал: ей не сделали ничего плохого и ей вообще никто ничего не должен.

— Входи.

Она отпустила дверь, шагнула спиной вперед. Обняла себя руками.

Потом подумала и подхватила со спинки дивана брошенную прошлым вечером туда шаль — ее знобило. Монтегрейн же, напротив, войдя и прикрыв за собой дверь, расстегнул сюртук. И Мэл еще способным логично мыслить краем сознания только сейчас поняла, что он не успел даже переодеться.

— Присядем?

Она пожала плечами. Конечно же, следовало присесть, ведь, несмотря на эффективность лечения, долго стоять ему все еще было трудно.

Он прошел к дивану первым, сел, прислонил уже не настолько нужную, как прежде, трость к подлокотнику. Мэл шагнула к креслу, которое от дивана отделял круглый стеклянный столик — точная копия того, что стоял в гостиной хозяина дома.

— Сядь сюда, пожалуйста.

Она вскинула на него глаза. «С какой это стати?» — попыталась как можно явственнее вложить эту мысль в свой взгляд. Однако Рэймер продолжал прямо смотреть в ответ, упрямо игнорируя ее немой посыл.

Пришлось произнести свой вопрос вслух:

— Зачем?

— Просто сядь сюда, пожалуйста, — последовал все такой же спокойный ответ.

Амелия поджала губы. Упрямиться? Может, ещё начать бегать от него по всей комнате? Тогда уж по потолку. Глупо.

Пожав плечами, накрытыми шалью, она подошла и села на самый краешек дивана, оставив между ними значительное расстояние. Он не придвинулся — хорошо. Только продолжал смотреть на нее и не думая отворачиваться.

— У меня ничего нет с Элизой Форнье.

Амелия позволила себе полный иронии ответный взгляд.

Однако собеседника это ни капли не смутило.

— Было. И было довольно долго…

Что, учитывая поведение гостьи, было ясно без лишних слов.

Амелия первая прервала контакт взглядов, уперлась своим в сложенные на коленях и, слава богам, больше не дрожащие руки.

— Зачем ты мне это сейчас говоришь? — спросила глухо. — Ты не должен передо мной отчитываться.

— Я не отчитываюсь, я считаю своим долгом объясниться.

Мэл грустно улыбнулась. Еще одно «зачем» проглотила. Хочет объясниться — это его право.

— Может, для тебя это прозвучит слишком цинично, но меня устраивала Элиза, а я ее. Мы хорошо проводили время, плюс она следила за мной исподтишка и никогда не переступала грани дозволенного: не выворачивала карманы, не исследовала ящики стола, ограничивалась лишь собственными наблюдениями…

— Следила? — Амелия удивленно вскинула голову.

— А как ты думаешь? — Монтегрейн поморщился. — Ты тоже зашла ко мне не на чай. За мной следят. Всегда и везде. Поэтому в доме всего пятеро слуг. Поэтому серьезные разговоры ведутся лишь за закрытыми дверьми. Это моя жизнь, и по-другому уже не будет. Поэтому пока Элиза не наглела, меня все устраивало. А потом она вдруг решила, что я женюсь на ней после смерти ее мужа…

Мэл нахмурилась.

— Петер Форнье умер?

Рэймер покачал головой, усмехнулся.

— Жив и здравствует. Это у его жены далеко идущие планы.

Кажется, Амелия начала понимать.

— И я их ей поломала.

Взгляд собеседника сделался снисходительным.

— Не думай обо мне слишком плохо. Я бы никогда добровольно на ней не женился.

Добровольно — как точно сказано. Вот только что-то подсказывало Мэл, что добровольно он вообще не стал бы жениться, так что вряд ли это признание можно было счесть комплиментом в ее адрес.

— А еще я никогда не привел бы любовницу в дом, где живет моя жена, какие бы отношения у меня с каждой из них ни были, — его голос стал тверже. — Элиза застала меня врасплох и при свидетелях. Только поэтому я ее пригласил.

Мэл кивнула. Все звучало складно и правдоподобно. Однако по-прежнему оставалось не вполне ясно, зачем Монтегрейн решил объяснять ей мотивы своих поступков.

— Я разорвал с ней отношения в день нашей свадьбы. Она не поняла и приехала. — Пауза. — Или ее наниматель сказал ей, что игра ещё не закончена.