"Фантастика 2025-96". Компиляция. Книги 1-24

– Что вы делаете? – сипло спросила она, пытаясь сдержать дрожь, но не от холода, а от ощущения, что реальность дала трещину и из неё пошёл густой, липкий абсурд.

– Сканирую. Уровень биоготовности к зачатию ниже санитарной нормы. Энергетическое поле – разбито. Сексуальное притяжение – ноль целых, хрен десятых. Явка на зачётную комиссию – не состоялась.

Губы у Собчак—Жуки даже не шевелились. Это был монолог надгробной плиты. Валя снова попыталась что—то сказать, но выдох получился, как у чайника, у которого сперва кипяток, а потом вдруг – пусто.

Ксения Собчак подошла к холодильнику. Открыла. Осмотрела содержимое.

– Продукты – вялые. Вдохновение – отсутствует. Нервная система – как шланг на морозе. Где же, скажите на милость, вы собираетесь зачать хоть кого—то в этом холодильнике без фантазии и пряностей?

Дверца захлопнулась с такой торжественностью, словно под ней закопали карьеру.

– В следующий раз буду снимать всё на видео. Для отчёта. И, возможно, для авторского контента.

На этом месте Валентина решила, что это всё же сон. Или её психика окончательно уехала на юг. В одностороннем порядке.

Но даже если это сон – Ксения Собчак в её квартире выглядела так, будто права на пробуждение уже переданы третьей стороне.

– Вы не поняли, – произнесла Жука—Собчак, обернувшись с выражением лица, которое обычно делают, когда находят в тарелке гусеницу и вспоминают, что вообще—то это был крем—брюле. – Я не просто наблюдатель. Я куратор. Полномочный представитель репродуктивного надзора. Моё присутствие здесь означает, что проект под угрозой.

Интонация у неё была такая, словно она зачитывала приговор комитету по делам особо вялых бабочек.

– До сегодняшнего дня вашей подопечной, – кивок в сторону Валентины, – была предоставлена автономия. Относительная. Но по результатам последних наблюдений, а также видеоаналитике, загруженной с приборов внутреннего контроля, Совет пришёл к выводу: эффективность ниже допустимого порога.

Валя сглотнула. Не потому, что что—то застряло в горле – просто организм решил, что, если не проглотить хоть воздух, можно перестать существовать.

– Кляпа – оператор низшего ранга, назначенная на вас в рамках программы «Цветение в приматной среде». Цель – зачатие от подходящего земного самца. План – минимум один эмбрион в текущем полугодии.

Собчак повернулась в профиль, как будто собиралась обратиться к камере, которой, к счастью, не было. Или уже была? Валя почувствовала, как волосы на затылке шевельнулись в тревожном синхроне.

– На текущий момент вы не только не достигли результата, – продолжала Жука, доставая из внутреннего кармана крошечный планшет, – вы демонстрируете отрицательную динамику. База данных зафиксировала: одна попытка с курьером – эмоциональная нестабильность, две попытки с руководителем – высокая степень сюрреалистичности, ноль зачатий, ноль имплантаций, ноль осмысленных толчков.

– Толчков? – хрипло переспросила Валя, но ответа не последовало.

– Согласно протоколу, – продолжила гостья, пролистывая какие—то графики на экране, – если в течение земных семи суток не будет достигнута стадия устойчивой беременности или хотя бы клинически подтверждённого полового акта с высоким коэффициентом целесообразности, вы как тело будете признаны негодным для использования и подлежите утилизации.

Валя медленно осела на пол. Не присела. Не опустилась. Именно осела. Как старый коврик, на который наконец—то кто—то встал после десяти лет забвения.

– Утилизация, – уточнила Собчак. – Это не смерть. Это, скорее, логистическая оптимизация. Сначала – изъятие, потом – расщепление, перераспределение веществ, и, возможно, вторичное использование в более перспективных проектах. Например, в инфраструктуре по обслуживанию планетарных капсул или производстве теплоизоляции.

Губы у Валентины задрожали. Тело то ли вспотело, то ли вспоминало, как это делается. Кляпа внутри молчала. Не пищала, не ворчала, не ерничала. Вероятно, она в этот момент рисовала в голове табличку «Выход» и пыталась в неё влезть.

– Это не шутка, – заключила Жука. – Это не телевидение, не ток—шоу, не общественная провокация. Это – официальный визит.

– Угу… – промямлила Валя, глядя в линолеум, как в последний шанс.

– Документация будет загружена через сорок восемь минут, – добавила Ксения Собчак, откидывая рукой волосы так, будто сейчас собиралась презентовать реформу школьного питания, – а пока у вас есть выбор: либо перейти к действиям, либо приготовиться к превращению в рулон термостойкой плёнки.

На этих словах она нажала что—то на пульте. Где—то в углу квартиры щёлкнуло. Возможно – розетка. Возможно – жизнь.

Валя сидела на полу, руки – в коленях, дыхание – где—то в районе стоп. Лицо выражало состояние, которое в некоторых культурах считается причиной для экзорцизма, а в других – поводом срочно налить.

И только одна мысль шевельнулась в глубинах сознания: «Вот теперь – точно хуже уже не будет». Она, конечно, ошибалась.

Жука—Собчак прохаживалась по квартире, как директор психиатрического музея, случайно оказавшийся в экспозиции. Пальцы скользили по поверхностям с выражением лица, словно она проверяла наличие сексуальности по уровню пыли. Кухонные шкафчики вызывали у неё священное презрение. Зеркало в коридоре – жалость. Губка у раковины – осознанную ненависть.

– Как тут вообще можно кого—то зачать? – произнесла она вслух, заглянув под подоконник, словно рассчитывала найти там пару сперматозоидов, сбившихся с маршрута. – Уровень эротической обстановки – три балла по шкале МЧС. Из десяти. И то с натяжкой.

Валентина по—прежнему сидела на полу, стараясь не дышать. Каждый вдох чувствовался предательством. Каждое движение – попыткой спровоцировать ещё один отчёт. Ноги затекли. Душа – тоже.

И тут в голове зашуршало. Не голос, а именно шуршание. Как будто Кляпа вышла на связь не по межзвёздной, а по платной междугородней линии и тратила последние копейки, храня запредельную тревогу в каждом сигнале.

– Валюша… Валюша, ты слышишь меня? Скажи что—нибудь, хоть моргни внутренне… пожалуйста.

Впервые Кляпа звучала не как наглая дикторша эротического радио, а как лаборантка, случайно уронившая ампулу с ядом и теперь смотрящая, как она катится к ногам начальства.

– Слышу… – прошептала Валя мысленно, и сама удивилась, что в ней ещё что—то отвечает.

– Это катастрофа. Это… это не просто проверка. Это зачистка. Если Жука здесь – значит, её уже отправили с формой на подпись. А с этой формы не возвращаются.