"Фантастика 2025-96". Компиляция. Книги 1-24

Кляпа в голове уже рыдала. Сдавленно, как будто кто—то прятал плач под подушкой.

– Валюша, я не знаю, как ты выживала на этой планете. Это не флирт. Это… охота на жалость. Ты танцуешь, как будто хочешь извиниться перед мебелью.

Валя, отчаявшись, решила пойти ва—банк и начала медленно покачивать бёдрами. Если бы она знала, как выглядят бёдра в покое, то не удивилась бы – сейчас они двигались как два разных существа, пытающихся уйти в противоположные стороны, но вынужденно соединённые тазом.

– Это призыв к размножению? – с неподдельной болью в голосе спросила Жука. – Вы уверены, что это не экзорцизм?

Валентина резко остановилась. Сердце билось так, как будто тоже хотело сбежать из тела, не дожидаясь формальностей.

– Всё… я закончила…

– Невозможно. Вы даже не начали. С таким уровнем презентации вы можете рассчитывать максимум на скрещивание с дождевым червём. И то – при его согласии.

Валя опустилась на диван. Даже не села – именно опустилась, как пельмень в кипяток, у которого отобрали иллюзию плотности.

Жука щёлкнула ручкой. И записала что—то, очень длинное. Словно аннотацию к провалу. Или список рекомендованных реформ.

– Хорошо, – произнесла она наконец. – Зафиксировано. Пункт: "Зачатие через танцевально—гримасную форму воздействия – не рекомендуется." Запасной план будет запрошен. До следующей попытки остаётся пять дней, восемь часов, тридцать четыре минуты.

Валентина молча кивнула. Даже не головой – просто вселенной внутри себя. Мол, да. Конечно. Ещё раз так станцую – и точно кого—нибудь вырою. Сама. С лопатой.

Кляпа внутри захныкала:

– А ведь когда—то я мечтала стать легендой. А теперь я – сожитель комедиантки с гибкостью офисного кактуса.

Жука—Собчак, словно невидимая команда дала ей сигнал, развернулась к кофейному столику и, с видом человека, который вот—вот пересчитает твои родинки в бухгалтерской ведомости, достала из внутреннего кармана планшет. Устройство выглядело внушительно – как будто в нём одновременно хранились архивы космической налоговой и чертежи межгалактического презерватива.

– Переходим к официальной части, – сказала она и провела пальцем по экрану.

Планшет пискнул, мигнул, и над ним вспыхнула голограмма. В воздухе зависли полупрозрачные таблицы, графики и диаграммы. На одном – линия, которая, судя по наклону, стремилась зарыться в земную кору. На другом – силуэт женщины с подписью: «Объект #349—А: низкий коэффициент обольщения, высокий риск социального отторжения, предельный уровень сдержанности».

– Согласно последним обновлениям из Главного Репродуктивного Центра, – продолжила Жука, листая страницы одним сухим движением, – вы обязаны достичь стопроцентного выполнения плана «Зачатие» в срок, не превышающий пяти земных суток.

– Стопроцентного? – переспросила Валя, чувствуя, как ноги снова хотят слиться с полом.

– Именно. Один зачатый эмбрион. Желательно – одноклеточный, но с перспективой. Иначе… – она сделала паузу, на которую в кино обычно наслаивают тревожный гул – …вы подлежите планетарной переработке.

Валя вытаращилась на голограмму. Та мигнула и показала крупным планом мусорный бак с надписью «органическое». Подпись под изображением гласила: «Проект признан безнадёжным. Переработка на биоудобрения».

– Переработке? – сипло уточнила Валентина. – Это шутка?.. Это какая—то ваша инопланетная метафора?..

– Увы, – отрезала Жука. – Всё буквально. По первичному составу вы, к счастью, подходите для программы удобрений классов C2—C4. Ваше мясо, конечно, не содержит достаточной питательности, но кости можно перемолоть в структуру для тепличных подложек. У нас сейчас рост цен на кальций.

В голове у Вали зажужжало. Не от страха – от паники, которая сбилась с ритма и пошла вразнобой.

– Кляпа! – взвизгнула она мысленно. – Скажи что—нибудь!

– Это ложь, – дрожащим голосом отозвалась Кляпа. – Нет, то есть… это не ложь, это скорее… перспектива. Но всё не так плохо. Мы можем всё исправить. Всё! Ещё есть время. Ещё есть мужчины. Ещё есть позы. Я готова действовать! Я соберусь! Устроим марафон! Мы нагоним план!

– Марафон? – прохрипела Валя. – Ты в своём космическом уме? Я не марафонец! Я лежачий камень с внутренним недоверием к людям!

– Мы справимся! – заверещала Кляпа. – Я клянусь! Я активирую все протоколы. Я пересмотрю позы. Я даже… я даже пересчитаю твои чакры вручную, если понадобится. Но, пожалуйста, не надо переработки. Мне… мне нравится быть тобой, хотя ты и тормоз.

Валентина уставилась на голограмму. Та теперь показывала эмбрион. Одинокий, мелкий, крутящийся как невесомый знак вопроса.

– В случае невыполнения плана, – продолжала Жука, вычерчивая пальцем новую схему в воздухе, – куратор Кляпа будет отозвана и направлена на переобучение в Центр Поведенческой Реабилитации. Там ей будут вживлять память креветки и принуждать к посеву репродуктивных агитаций среди улиток.

– УЛИТОК?! – заорала Кляпа. – НЕТ! Я НЕ МОГУ ТАК! У меня спина! У меня харизма! Я создана для страсти, а не для гастроподов!

Валя чувствовала, как шевелится под черепом страх. И не обычный, а какой—то вежливый, с галстуком. Тот, что не кричит, а объясняет: «Вы – ошибка. Мы её исправим. Спасибо за участие».

– Убедительная просьба, – заключила Жука, закрывая планшет. – Приступайте к зачатию с тем, что есть. Или хотя бы с тем, что движется. Мы не ограничиваем вас в фантазии, но просим избегать предметов домашнего обихода – отчёты потом сложно интерпретировать.

Валя покачнулась. Не от слабости, а от глубинной мысли, что жизнь её, возможно, закончится не смертью, а формулировкой: «Проект отклонён за неэффективность флирта».

Кляпа судорожно шептала:

– Мы всё исправим. Я всё пересчитаю. Я даже заставлю тебя носить кружевное бельё без внутреннего отвращения. Только не отдавай нас в планетарную переработку. Мне ещё жить и оргазмировать.

Жука направилась к кухне, бросив на ходу:

– До следующего отчёта осталось девяносто часов. Надеюсь, вы найдёте применение своему халату и внутреннему драматизму. Планета ждёт. И очень не любит ждать.

Валентина смотрела на закрывающийся планшет, как на финал своей повестки дня. А внутри головы стояла тишина. Та самая, из которой не рождаются идеи – только тихое эхо мысли: «И это ещё не дно».