"Фантастика 2025-99". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
В конце концов, Кратову несколько раз приходилось перемещаться из одного пункта в другой на кораблях-автоматах, и он не припоминал особых неудобств. Правда, в те славные поры он был гораздо моложе и даже в такого рода событиях видел всего лишь новые испытания тела и приключения духа.
Он шел по узкому, похожему на гофрированную трубу коридору, явно не приспособленному для высокорослых гуманоидов, касаясь ребристых стен кончиками пальцев и вынужденно пригибая голову. В стене без какой-либо системы устроены были круглые отверстия, временами вспыхивавшие то тревожно-красным, то холодно-голубым светом. Возможно, в эти вспышки вложен был какой-то смысл и в одном из уголков Галактики существовал некто, способный этот смысл воспринять. В прохладном, излишне пересушенном воздухе витали едва уловимые химические запахи. Неяркое техническое освещение разгоралось по всей окружности того сегмента трубы, в который вступал Кратов, и незамедлительно угасало за его спиной. Что ж, экономично, рассчитано на
В некоторой растерянности Кратов постучал костяшками пальцев по непредвиденному препятствию. Похоже, полет ожидался не только без развлечений, но и с минимальным комфортом. Пожав плечами, Кратов едва успел подумать, что времена, когда он готов был довольствоваться грузовым отсеком попутного галатрампа, уже прошли, равно как и не настал еще час, когда при малейшем стеснении в удобствах он будет готов развернуться и с оскорбленно вскинутым подбородком покинуть неподобающие покои, как подоспел отклик на его колебания. По правую руку бесшумно вскрылся просторный овальный люк, словно бы приглашая проследовать внутрь. Чтобы у гуманоида, которому адресовано было приглашение, в силу общей заторможенности или тугомыслия не возникли сомнения в целесообразности такого поступка, по периметру люка бойко заплясали мультяшные человечки, убедительно демонстрируя, как надлежит себя вести и как весело будет впоследствии.
Кратов переступил невысокий порожек и сразу же почувствовал себя честным купцом во дворце чудища мохнатого.
Люк закрылся, отгородив его от техногенного аскетизма извне, и поверх него, устраняя вынужденную разрывность, замкнулась объемная панорама, являвшая собой смотровую площадку с видом на сглаженные временем вершины в облачном венце и снеговых потеках. Над горной страной, что просматривалась на мили и мили, от горизонта и до горизонта, намного более удаленного, чем было привычно человеческому глазу, висело высокое прозрачное небо голубого цвета с отчетливой примесью бирюзы, особенно ясно различимой вокруг мелких, будто пушечные разрывы, облаков. Возникал острый соблазн подойти поближе к краю смотровой площадки, сдвинуть стекло, бросить взгляд с безумной высоты на какую-нибудь долину, пастбище для местной скотины, полезной в хозяйстве, или на затиснутое в скалистые склоны русло быстрой и наверняка чертовски бурной реки.
Беспричинно улыбаясь и борясь с желанием снять обувь, Кратов неспешно прошел по зеленому ворсистому ковру на середину помещения и остановился. Кроме горного пейзажа и ковра, не было больше ничего. Можно было без всяких затей лечь где стоишь, закинуть руки за голову и таращиться в потолок. И ждать, покуда закончится полет. Скучный и, как обещано, короткий.
Но незримое чудище мохнатое снова упредило его намерения.
Ворсистая поверхность у самых носков ботинок вспучилась, набрала объем и превратилась в царских размеров диван, с выгнутой спинкой, пышными подлокотниками и разбросанными через равные промежутки подушками. От дивана исходил едва ощутимый электрический запах. В завершение метаморфоз по обивке дивана пробежала легкая рябь, и он изменил цвет с травянисто-зеленого на безупречно-белый. «Надеюсь, никакого подвоха», – сказал Кратов в пространство и без секунды промедления плюхнулся на диван с ногами.
Над его головой из пустоты сконденсировались и повисли, будто не до конца собранная мозаика, осколки разноцветного стекла в форме асимметричных многоугольников. В центре каждого фрагмента мозаики выдавлена была пиктограмма с темным смыслом. В том, что это было меню предлагаемых плезиров, никаких сомнений не возникало. Но оставались два трудноразрешимых вопроса: как этим воспользоваться и стоит ли это делать. Несмотря на минувшие годы, не стерлась еще память о системе ублажения клиента, которую он опрометчиво привел в действие в Релаксисе в бытность свою ксенологом-наблюдателем на Лутхеоне. Этот эпизод относился к закрытому фонду впечатлений, которыми он не собирался делиться ни с единой живой душой в предстоящие пятьдесят лет в расчете на то, что комизм пережитого всецело возобладает над постыдностью… Вращаясь в опасной близости от его носа, временами многоугольники приобретали объем и превращались в искаженные, перекошенные в соответствии с чуждыми представлениями об эстетике подобия пирамидок, каждая грань которых несла какую-то заманчивую информацию. Мысленно кляня себя за любопытство, то есть тот порок, что многократно уже был наказан за последние несколько дней, Кратов направил указательный палец в сторону ближайшей пирамидки. От пальца к одной из граней протянулся тонкий световой луч, и это безобидное действие привело к мгновенной смене интерьеров и декораций. Горная страна исчезла, на ее место заступил тропический лес. И не просто заступил, а заполнил собой все пространство, подобравшись к самому дивану, который выглядел посреди зеленого буйства столь же нелепо, как и пресловутый лосось в кустах. Плети
лиан в гроздьях диковинных красно-лиловых плодов свисали прямо с потолка, при желании можно было даже попытаться сорвать… и кто мог бы поручиться, что это стопроцентная иллюзия, а не обставленный таким прихотливым образом фруктовый ланч? Легкий, ненавязчивый ветерок разносил по каюте живые растительные запахи. Воздух сделался ощутимо влажным, где-то по верхним ярусам сомкнутых наподобие резного полога крон зашуршал дождик, и Кратов мог бы поклясться, что отдельные капли достигли его лица. Он даже провел ладонью по щеке, чтобы убедиться: ничего там не было. «Искусники, – проворчал он немного потерянно. – Ксанаду…» Охота экспериментировать уже улетучилась. Он погонял пирамидки лучевой указкой еще немного, так, скуки ради, и окончательно остановил свой выбор на нейтральном городском пейзаже с простенькими черепичными крышами внизу и туманными башнями циклопических замков на горизонте. Влажные первозданные ароматы сменились уютными запахами домашней выпечки. Негромкие струны, интимный шепот флейты… странная, чужая, не слишком слаженная мелодия беспрепятственно ложилась на душу, как будто всегда там и обитала. Очень похоже на Землю. Но не Земля. Если приглядеться к деталям, прислушаться, принюхаться, наконец… Кратов пристроил под голову одну из подушек, потянулся и закрыл глаза. Он был голоден, два дня не брился и не стоял под душем. На одежде лежала еще пыль и грязь Амриты. В мыслях было слишком мало порядка и слишком много раздражения. Не лучшее состояние для встречи с тектонами. Но они не оставили ему выбора.А может быть, себе.
3
Музыка и домашние запахи все же убаюкали его. Без видений, без провидческих бесед с воображаемыми оппонентами. А когда по ту сторону сна все неуловимо изменилось, его чуткое плоддерское подсознание послало ясный недвусмысленный сигнал телу. Еще толком не проснувшись, Кратов открыл глаза и сел. Никаких иллюзий, никаких запахов и звуков. Голые серые стены, голый ребристый потолок с простыми точечными светильниками. Люк в стене открылся. Все вместе это выглядело безусловным указанием на то, что короткий и скучный полет подошел к концу.
По-прежнему сознавая себя дикарем в прихожей патриция, Кратов вышел в коридор и остановился, ожидая указаний. Снова пособили, как водится, мультяшки. Вприпрыжку, едва ли не кувырком они неслись по обеим стенам в направлении шлюзовой камеры. Створки шлюза разошлись, трап был уже спущен, и на сей раз Кратова встречали.
– Привет, – сказала юная дева, белобрысая, коротко и довольно неряшливо стриженная, в джинсовых шортах с обгрызенными краями, белой майке с Микки-Маусом и розовых тапочках. – Меня зовут Надежда. Как ты себя чувствуешь?
– Полным идиотом, – проворчал Кратов, озираясь. – Можете объяснить, куда меня занесло?
Девица захихикала. Голос у нее был тонкий, несколько гнусавый, и смех потому получился как-то уж чересчур иронический.
– Ты находишься в месте под названием Агьяхаттагль-Адарвакха, – сообщила она. – В переводе с одного из мертвых языков Галактики это означает Призрачный Мир. Мир, которого не существует в реальности. На самом деле все не так плохо, он все же материален. До определенной степени. И, как мне кажется, тебе должен быть знаком этот астроним.
– Я слышал о нем. Но очень мало задумывался о его смысле.
– А что ты слышал? – спросила Надежда с интересом.
– Что есть где-то у черта на куличках планета, которую тектоны полагают своей штаб-квартирой. Хотя при этом, в силу специфики своей деятельности, предпочитают держаться от нее подальше. Мобильность и вездесущность – вот залог успеха всякого уважающего себя тектона.
Надежда снова захихикала.
– Как много забавных предрассудков! – сказала она. – Давно пора заняться их развеянием. Но руки никак не доходят. Постоянно что-нибудь отвлекает.
– Для начала развейте предрассудок, связанный с Призрачным Миром, – терпеливо предложил Кратов.
– Для начала обращайся ко мне как к равной, – потребовала Надежда. – Это многое упростит. В конце концов, я здесь в единственном числе, не стоит умножать число моих сущностей сверх необходимого… даже из вежливости.
– Хорошо, попытаюсь, – сказал Кратов. – Не обещаю немедленного успеха. Я все еще не знаю, с кем имею дело.
– Со мной и только со мной, – сказала Надежда.
– Но кто вы такая? Или, если уж мы находимся в Призрачном Мире… что вы такое?
– Я квант Призрачного Мира, – сказала она. – Если хочешь, я твой гид. Проводник по уровням абстракций. Кто-то же должен вести тебя за руку сквозь миражи и реальности, чтобы ты не заплутал!
– Так что же это такое – Агьяхаттагль-Адарвакха?
Надежда, смеясь, поаплодировала. Она вообще легко и много смеялась. Что, однако же, совсем не делало ее тем, за кого она так старательно себя выдавала – за глупенькую и безопасную девчонку-подростка с круглой румяной мордахой.
– Наверное, когда-то ты упражнялся, чтобы произносить это имя, – сказала Надежда. – И другие длинные имена. Это твой профессиональный навык – запоминать и воспроизводить звукосочетания, чуждые собственной фонетической модели. Но лингвистическая лабильность вовсе не означает ментальную. Галактика все еще способна тебя удивлять и ставить в тупик.