"Фантастика 2025-99". Компиляция. Книги 1-19

– Я не заблуждаюсь на свой счет, – пожал плечами Кратов. – Я не гений, склонный ко вселенским обобщениям. Мое мышление предметно и практично. За время этого путешествия на многие вроде бы очевидные истины мне пришлось взглянуть новыми глазами. Это ничего не меняет. У меня есть цель, и я ее достигну. Как бы вам ни хотелось мне помешать.

– Мы не мешаем тебе, – сказала Надежда серьезно. – Мы просто хотим понимания.

– Мы! – фыркнул Кратов. – Так сколько же в тебе сущностей на самом деле?

– С тобой говорит одна сущность. Но слышат многие.

– Тектоны?

– И они тоже. Не стану утверждать, что все. Ограничусь утверждением: все, кому небезразлично.

– А есть такие, которым безразлично? – усмехнулся Кратов.

– Тектоны бывают разные. Есть те, для кого эта тема неинтересна. Есть те, кто уже выстроил свое суждение и не желает его менять, пока не поступят новые факты либо не изменятся обстоятельства. И есть все остальные. Те, кто открыт для дискуссий, сомневается или колеблется. Они слушают тебя.

– Похоже, я покуда не сказал ничего умного.

– Может быть, еще успеешь.

Они шли по гладкой, как яичная скорлупа, и такой же белой равнине, две темные движущиеся точки посреди необозримого и неохватного воображением пространства. В дальней дали, где предполагалась линия горизонта, белизна становилась отчетливо серой и слегка забирала кверху словно бы специально для того, чтобы отделить себя от такого же точно белого, несколько ноздреватого, низкого неба, больше напоминавшего своды бескрайней и совершенно пустой комнаты. Было в этом зрелище что-то от больничной палаты для повредившихся умом. И это неприятное сходство если не раздражало, то наполняло душу выматывающей, тянущей, как боль в порезанном пальце, тревогой.

– Агьяхаттагль-Адарвакха – это древний конструкт нашей вселенной, пожалуй, даже самый древний в пределах Млечного Пути, – между тем беспечно щебетала Надежда. – Здесь мнения расходятся, кое-кто готов отдать приоритет старшинства Белой Цитадели или Плазменным Криптосферам, и в пользу каждого конструкта приводятся серьезные аргументы, хотя то, что все конструкты появились задолго до Галактического Братства, никем не оспаривается… Но если та же Цитадель оставалась в сакральной неприкосновенности от начала времен, то Призрачный Мир постоянно изменяется и перестраивается. Изменение и преобразование – это его неотъемлемые свойства, без динамики он либо закоснеет и обратится в заурядные руины, либо рассеется скоплением космической пыли… никто не знает этого наверняка, но никто и не желает такого исхода.

– Это планета? – спросил Кратов. – Местность? Сооружение? Я не понимаю.

– Конструкт, – терпеливо повторила Надежда. – Сочетание иллюзорного и материального. Все же постарайся понять. Не скажу, чтобы это было так необходимо, но что станет легче, обещаю. – Она очертила пальчиком в воздухе большой круг, и тот мгновенно обратился в полупрозрачную сферу. – Мы находимся внутри облака абстракций, одного из многих. Они вложены одно в другое… – Надежда продолжала рисовать. – Пересекаются… Существуют, нигде и никогда не соприкасаясь… Эта многомерность условна, потому что будь она реализована на практике, ты не мог бы ни видеть меня, ни говорить со мной, и сам ты выглядел бы иначе, нежели есть на самом деле. Придется поверить мне на слово, мы же не станем сейчас с этим экспериментировать.

– Может быть, в другой раз, – согласился Кратов.

– Все облака помещены в единый конструкт. То, что он носит сложное имя и странно переводится на понятный тебе язык, ничего не значит. Никакого тайного смысла, всего лишь этикетка. Должны же мы как-то обозначить описываемую часть физического мира…

– …которая квантуется маленькими девочками, – сказал Кратов.

– Это не мое решение, – сказала Надежда виновато. – Это даже не выбор тектонов. Так решил Призрачный Мир.

– У него есть свобода воли?

– У него даже есть чувство прекрасного.

Кратов, усмехаясь, сказал:

Если нахлынет Неудержимый поток, С ним не сражайся, Силы напрасно не трать – Лучше доверься волнам. [101]

– Волнам? – осторожно переспросила Надежда. – Каким волнам? Здесь нет открытых водных пространств.

– Насчет чувства прекрасного, – промолвил Кратов. – Он сам тебе об этом сказал?

– Кто? – совершенно потерялась Надежда.

101

Одзава Роан (1725-1803). Перевод с японского А. Долина.

– Ну этот… Призрачный Мир.

Какое-то время девица напряженно хмурилась, затем выпуклый лоб под пушистой челкой разгладился, и она залилась обычным своим саркастическим смехом.

– Ты так и ничего не понял! – объявила Надежда жизнерадостно. – Я и есть Призрачный Мир!

4

– Мы что, вторглись в чужое облако абстракций? – спросил Кратов недоверчиво.

Стоило ему отвлечься на мгновение, заглядевшись на гигантское сооружение, словно бы образованное из бесчисленных потеков застывшей лавы и вершиной своей пропадавшее в облаках, как декорации сменились. Само сооружение осталось, но прочие пустоты и лакуны вдруг заполнились аккуратными одноэтажными домиками. Он не понимал, как это случилось, а самое главное – когда. И почему он не успел заметить этой перемены. И почему сознание не бунтует против такого циничного обмана, словно бы соглашаясь, что все правильно, так и должно быть.

– Наоборот, – заявила Надежда. – Призрачный Мир старается тебе понравиться. Он… есть такое слово… подлизывается к тебе.

– Зачем? – пожал плечами Кратов.

– Ну, ты же гость, – удивилась Надежда. – Тебе должно быть хорошо.

– Тогда так, – сказал Кратов твердо. – Желаю принять душ. Привести себя в порядок. Не могу же я ввалиться на самую важную встречу в жизни сущим охламоном! – Он покосился на девицу. Та выглядела озадаченно. – Такое слово тоже есть.

– А, что-то древнегреческое! – вдруг обрадовалась Надежда. – «Охлос» – толпа, «монос» – один. Один из толпы, квант хаотического человеческого сборища…

– Не умничай, – строго сказал Кратов. – А еще я хочу есть.

– Если я что-то понимаю в человеческой культуре, – важно прогнусавила Надежда, – то слева по курсу находится то, что тебе нужно.

Кратов послушно поглядел налево. Двухэтажное здание, обшитое мореным дубом, с просторным козырьком на подпорках и верандой с перилами, выглядело как салун из ковбойских фильмов, чем, по всей видимости, и являлось. Над окнами второго этажа была намалевана надпись большими, не без изысков, белыми буквами: «И вот заведение».

– Призрачный Мир, – сказал Кратов задумчиво. – Иллюзорное и материальное. А что, если мне все это только кажется, и ты мне кажешься, а на самом деле я лежу в каком-нибудь чане с физиологическим раствором, опутанный трубками и бездыханный?

– Ты слишком много читаешь фантастики, – укоризненно промолвила Надежда.

– Я ее вовсе не читаю, – возразил Кратов. – Но зато я знаю, что такое фантоматика. Сам в детстве много с оной экспериментировал. И попадал на этой зыбкой почве в разные ситуации, в большинстве своем идиотские.