Фантазм

Она снова призвала Шепчущие Врата.

ГЛАВА 37. ШЕПЧУЩИЕ ВОРОТА

Офелия не была уверена, сможет ли она когда-нибудь привыкнуть к чувству свободного падения. Или к шепоту. Она пыталась ухватиться за обрывки разговоров, проносящихся в этой безысходной пустоте, но каждый раз они ускользали слишком быстро.

И тут она услышала голос.

Тот самый голос, что она слышала в первый раз, когда падала в эту бесконечную тьму. Она попыталась тянуться к нему, как будто плыла сквозь воздух.

— Офелия.

Сердце у неё заколотилось, и она изо всех сил поплыла в сторону, где, как ей казалось, находился источник.

— Офелия.

— Мама? — прошептала она в темноту.

— Офелия!

— Мама! — закричала она, ускоряя движения, не видя ни одной преграды перед собой, и вдруг…

…перед ней замерцал свет. Одинокий огонёк вдалеке, зовущий её. Она толкала себя вперёд и вперёд, пока свет не стал ближе, постепенно принимая очертания фигуры.

Фигуры её матери.

— Офелия, моя дорогая.

Тесс Гримм была воплощением света. Рыдание разорвалось в груди Офелии, когда она увидела лицо своей матери — лицо, которое она не видела с тех пор, как та лежала в гробу.

— Офи, тебе не стоит быть здесь слишком долго. Это место не для тебя.

— Я не собиралась сюда приходить, — пообещала Офелия. — Я всё время случайно вызываю его.

— Во что же ты ввязалась, дитя моё?

Офелия сглотнула. Она не знала, сколько у неё будет времени. Лучше разом выложить правду.

— Мы с Женевьевой… вошли в Фантазму.

Если бы Тесси Гримм была жива, Офелия уверена, что её мать потеряла бы сознание прямо здесь.

— Что? Вы обе совсем потеряли рассудок с тех пор, как я ушла?

— Да. Видимо, так и есть. Ты нас бросила.

— Не по своей воле.

— Я знаю. Но ты лгала по своей воле. Почему ты никогда не рассказывала мне о Фантазме? Или о нашем отце?

Вся злость, горевшая в Офелии с тех пор, как она нашла мать мёртвой в их гостиной, вдруг исчезла. Теперь, стоя перед ней лицом к лицу, она больше не была зла. Теперь она просто была разочарована, как ребёнок, осознавший, что родители тоже могут ошибаться. Всё то желание кричать, обвинять и винить свою мать рассеялось в тот момент, когда она поняла, что это встреча — подарок. И его нельзя было упускать.

— Потому что это было величайшее сожаление в моей жизни, и я хотела оградить тебя от всей той боли, которая была с этим связана. Всё с твоим отцом… закончилось ужасно. И это наша вина. Мы знали, что поступаем неправильно, но всё равно влюбились. Я пыталась потом всё наладить. У меня родилась ты, а затем Женевьева, надеясь, что это сделает его счастливым, но Габриэль… он стал опасен. А я стала безразличной, — на лице её матери отразилось сожаление. — Я не могу сказать тебе, что делать, Офи. Но одно знаю точно — ты моя дочь.

Ещё одно рыдание рвалось наружу.

— Да, я такая.

— Но, пожалуйста, будь осторожна.

— Я…

Но Офелия понимала, что что бы она ни сказала, это будет ложь. Она не была осторожна. Она пришла в Фантазму, несмотря на здравый смысл. Не говоря уже о её отношениях с Блэквеллом…

— Ты получила свою магию, — перебила её мать, когда Офелия замолчала слишком надолго. — Я знала, что ты справишься.

Это не было «я горжусь тобой», но это было так близко к тому, насколько её мать могла приблизиться к этим словам. И Офелия была горда собой. А это значило больше всего.

— Да, я получила её, — подтвердила она. — И ты возненавидела бы то, как я её использую.

— Расскажи мне.

И Офелия рассказала. Рассказала о том, как они с Женевьевой узнали о долге поместья Гриммов, о ссоре с сестрой и о том, как сбежала в Фантазму. Рассказала о том, как нашла имена их родителей, вырезанные на полу, и через какие испытания ей пришлось пройти. Она призналась, что убила Эрика. И, конечно, о Блэквелле.

Её мать молчала, слушая. И если Офелия думала, что Тесс будет ругать её за каждую ошибку, она ошиблась.

— Во-первых, ты должна знать, что должна прокладывать свой собственный путь в жизни, Офи. Наше семейное наследие было для меня важным, да. Но теперь твоя очередь. Не живи свою жизнь ради того, чтобы угодить мне. Я слишком давила на тебя, думала, что делаю тебя сильной, но теперь понимаю, что оказалась слишком жёсткой. Смерть приносит много ясности.

Офелия почувствовала, как что-то, сломанное в ней на протяжении долгих лет, начало исцеляться.

— Во-вторых, и это важно: держись подальше от этого Призрака.

— Но он не причинил мне вреда, — поспешила она возразить. — Наоборот, он спас мне жизнь. Я беспокоюсь за Женевьеву.

— Ты не представляешь, с чем тебе придётся столкнуться, Офелия. Любовь к нему погубит тебя. Ты меня поняла?

Офелия замерла. Любовь? Она не могла любить Блэквелла. Это же призрак. Да и знали они друг друга всего неделю. Да, они были партнёрами, даже любовниками. Но любви там не было.

— О, дорогая. Я умоляю тебя: держись от него подальше.

Офелия сглотнула. Она знала, что не сможет пообещать этого матери. Каждый раз, когда они с Блэквеллом были рядом, они неизбежно сталкивались. Медальон на её шее начал пульсировать. Она посмотрела на него.

— Мама, откуда у нашей семьи этот медальон?

— Не знаю. Я лишь знаю, что моя мать передала его мне, как и её мать перед ней, и так на протяжении поколений женщин рода Гримм. Никогда не снимай его.

— Почему?

Прежде чем её мать успела ответить, свет вокруг неё начал мерцать.

— Что происходит? — спросила Офелия.

— Мне пора. Удачи, Офелия. Передай Женевьеве, что я её люблю.

— Передам. Но мы ещё встретимся.

Её мать улыбнулась.

— Но не слишком скоро, моя дорогая. Живи.

ГЛАВА 38. КОШМАР

На этот раз, когда она провалилась сквозь пол, это не стало таким уж сюрпризом. Однако приземление прямо в объятия Блэквелла — стало. Обломки с потолка столовой, того самого места, где она рухнула ранее, осыпались, заставляя её чихнуть и закашляться.

— Подожди, — сказал Блэквелл, прижимая её к груди, прежде чем перенести их обоих в её комнату.

— Ты знал, что я приземлюсь в то же самое место? — спросила она, поражённая.