Фатерлянд

Она обратилась к воспитателю из детского сада, куда ходил Кента. Тот сказал, что действительно, малыш стал более замкнутым, хотя тревожные симптомы проявлялись с самого начала. Играя с другими детьми, Кента ни с того ни с сего начинал плакать. Чикако решила ничего не рассказывать о поведении своей дочери по отношению к мальчику. Она посоветовалась со своими родителями, но те сказали, что это временное явление, которое скоро пройдет. Кроме того, она рассказала о происходящем своему бывшему начальнику Мизуки Нобуюки, который служил в Управлении портов и гаваней, — единственному из коллег, к которому она могла пойти за советом.

— Дети довольно трудны, — сказал тот, начиная, по обыкновению, издалека.

Мизуки был хорошим специалистом. Он отвечал за деловые операции между правительством Японии и частными фирмами в Восточной Азии, делал также многое для привлечения компаний, занимавшихся высокими технологиями, к индустриальному развитию рекультивированных земель в Момочи.

— Дети обычно испытывают стресс из-за разных вещей, — продолжал он. — Ну, например, если их родители развелись или в семье появляется еще один ребенок. Некоторые дети могут ясно выразить свои мысли, другие — нет. Может быть, вам следует подумать именно об этом?

Конечно, и Рисако, и Кента переживали из-за развода, и Рисако стала ревновать, когда увидела, что ее мать столь нежно относится к младшему брату. Так, может, нежелание Кента ходить в детский сад было его способом выразить свои чувства? Чикако вспомнила, что нечто подобное происходило и с ней. Когда ей исполнилось четыре года, у нее появилась сестренка. Новорожденная отвлекла на себя все внимание родителей, и Чикако почувствовала, что она отошла на второй план. Она помнила до сих пор, как в ней волной поднималась ревность, едва только речь заходила о сестре. Даже в старшем возрасте она продолжала испытывать те же чувства, и только в тридцать лет ей стало понятно, что виной всему — полученная в детстве душевная рана. Дети изо всех сил стараются приспособиться к обстоятельствам, но рано или поздно эмоции дают о себе знать.

— Кента, давай пропробуем делать наши дела вместе. Я пойду на работу, а ты — в детский садик, — ласково прошептала она сыну.

— Нет! — захныкал Кента. — Я не хочу в садик, я хочу к бабушке!

Кента сидел в детском кресле на заднем сиденье машины и размазывал по физиономии шоколад. Чикако купила плитку в мини-маркете рядом с автостоянкой, и сын немного отвлекся. Кента знал, что в садике сладости запрещены, и старался съесть шоколад как можно быстрее. Он даже не ел его, а просто заталкивал в рот, и Чикако было противно смотреть на это.

Рядом остановилась машина, и водитель с интересом уставился на Чикако. На лобовом стекле ее «мазды» была наклейка с надписью «Пропускать везде», выданная ЭКК. Надпись была выполнена на хангыле. Поначалу в ее машину бросали камни, но после инцидента в парке Охори это прекратилось. По ее мнению, после той бойни не меньше половины населения Фукуоки окончательно утратили доверие к правительству.

— Вкусная шоколадка? — спросил она сына, но тот лишь механически кивнул.

Чикако протянула руку — Кента дернул губами, словно говоря: «Щекотно!» У кого нет детей, не знают, насколько приятно прикасаться к щечкам малыша, подумала Чикако. Вообще, она не была такой уж любительницей детей, но, когда у нее родилась дочь и им пришлось провести несколько дней в родильном отделении больницы, Чикако была поражена удивительной мягкостью кожи дочки и вдруг ощутила привязанность к ней. Тотчас же она поняла, что всю жизнь будет заботиться о своей малышке.

Глядя на детскую улыбку, Чикако поражалась — ведь ребенка никто не учит улыбаться. Конечно, жизнь — великое таинство, но, в конце концов, все не так уж и сложно. Ей казалось, что все заключается в детской улыбке, в том теплом, едва уловимом приятном чувстве, что возникает при ее виде. Кроме того, она была уверена, что возможность прикоснуться к мягкой детской коже и стала для нее главным мотиватором. Как она ни уставала на работе, одного лишь прикосновения к их щечкам было достаточно, чтобы моментально обрести душевный покой. Именно благодаря детям она впервые ощутила гармонию в своей душе.

Воспитатель детского сада сказал ей, что в группе, куда ходит Кента, дети прекрасно ладят между собой. Ну это она выяснит на ближайших выходных.

— Кента? — позвала Чикако.

— Мм? — вяло отозвался сын.

— Слушай, а может быть, нам сходить на пляж в выходной?

— На какой пляж? — поднял голову Кента.

Мизуки говорил, что бывает трудно понять, о чем думают дети и чего они хотят, и посоветовал ей просто как-нибудь развлечь сына.

— А куда бы ты хотел сходить? — спросила она.

— А вот где мы видели, как большие мальчишки летали по небу, как птицы! — выпалил Кента.

Прошлым летом Чикако отвезла детей на пляж в Дзигохаму, где они смотрели, как ребята летали на парапланах. Этот пляж, расположенный неподалеку от отеля «Морской ястреб», теперь находился под контролем сил Экспедиционного корпуса Корё; и доступ туда был строго запрещен.

— Отлично! — воскликнула Чикако. — Значит, поедем в Дзигохаму!

Кента немедленно просиял и захлопал, довольный, в ладоши. Поскольку этим вечером в Фукуоку должны были подойти основные силы вторжения и лагерь ЭКК планировалось перевести в Одо, запрет на посещение пляжа, скорее всего, будет снят.

Детский сад находился рядом с баптистской церковью при Университете Сейнана Гакуина. Район был довольно ухоженный, красиво застроенный и изобилующий озелененными улицами. Чикако смотрела на сына через окно. Кента сидел на одном из поставленных полукругом стульев, опустив голову и болтая ногами. Когда Чикако подвезла Кента до дверей садика, к нему подошел воспитатель, и мальчик пошел с ним, ни разу не оглянувшись на мать. Чикако перевела дух, но все-таки ей было немного грустно. Ей очень хотелось, чтобы сыну было весело. До полудня он останется здесь, а потом его на автобусе отвезут в другой садик, рядом с домом.

— Доброе утро, Оноэ-сан!

Чикако обернулась и увидела женщин, которые вели своих детишек к дверям сада, где их уже ждал воспитатель. Все приехали на довольно дорогих машинах. У жены молодого бизнесмена, который занимался поставками продуктов питания, была, например, новенькая «тойота», жена директора банка приехала на бордовом «ниссане-скайлайн», супруга главы фукуокского филиала «Сони» выходила из своего темно-синего BMW. Еще подъехал зеленый «сааб», принадлежавший жене владельца ресторана в Тендзине, а следом — бежевый «мерседес» женщины, которая была замужем за торговцем недвижимостью. Она знала, что их мужья неплохо заработали в результате сложившейся ситуации.

— Это ж вам не шутки какие, — говорила жена директора банка. — Мой муж должен обеспечить открытие счетов для ста двадцати тысяч человек. Он буквально живет на работе. А на прошлых выходных ему пришлось даже остаться в гостинице.

У банкирши были коротко остриженные волосы; в челке — красные пряди. Она носила куртку, обтягивающие кожаные лосины и сапоги. Все пять женщин окружили Чикако и заговорили разом. Она украдкой взглянула на часы — четверть восьмого, можно было поболтать минут пятнадцать. Ее рабочий день начинался в девять, но сотрудники ЭКК имели обыкновение приходить на службу на полчаса раньше, и служащим мэрии было рекомендовано также следовать этому правилу.