Фатерлянд

В течение одного дня все оставшиеся следы его прежнего положения должны были бесследно исчезнуть.

Чхве отпустил На в лагерь, чтобы тот приготовился к следующему рейду, назначенному на вторую половину дня. Сам капитан отправился в комнату, где проводились допросы. Некогда это помещение три на четыре метра служило административным офисом. Со стен свисали веревки и проволока, посередине стоял небольшой стол с прикрученными тисками и кузнечной наковальней. Рядом лежали вымазанные в крови плоскогубцы и молоток. Большую часть пола закрывал синий брезент. У стены стояли двое солдат, державшие в руках палки с потемневшими пятнами.

На нижнем этаже отеля содержались только подследственные. Заложники — все трудоспособные мужчины от пятнадцати лет и старше, включая сотрудников отеля и некоторых водителей отъятых Девятьсот седьмым батальоном машин, — размещались на двадцать втором этаже. Солдаты вывели весь транспорт с автостоянки на этаже В2 в лагерь, оставив на месте только автобус. Надзиратели вскоре стали называть номера для заложников гостевыми комнатами, а камеры для подследственных — административным центром, так в Республике официально именовались исправительные лагеря.

Чхве сменил камуфляж на зеленую полевую форму с повязкой на правом рукаве, означавшей служащего Специальной полиции. При виде начальства солдаты вытянулись в струнку. Достоинства Чхве были хорошо известны всем служащим Девятьсот седьмого батальона. В капитаны он был произведен после захвата «Фукуока Доум». К нему относились почти что с благоговением, так как, в отличие от большинства солдат ЭКК, он действительно участвовал в боевых действиях. В 1995 году Чхве и его товарищи перешли границу с Южной Кореей, где убили несколько солдат марионеточного режима и гражданских. В 1998-м он участвовал в вооруженном конфликте на необитаемом острове в заливе Кёнги.

И все же главным его достоинством был не послужной список, а способность принимать быстрые решения. Такой опыт включал в себя формирование у подчиненных привычки немедленно выполнять приказы: упасть на землю, открыть огонь из положения лежа, перезарядиться, изменить направление движения и снова упасть лицом в грязь… Иногда муштра продолжалась по два дня, с двухчасовым перерывом на отдых. Накопившаяся усталость может сыграть с человеком злую шутку: он просто перестанет адекватно реагировать на изменяющуюся ситуацию. Например, забудет поменять прицел, не рассчитает количество оставшихся боеприпасов, потеряет из поля зрения противника, не сможет правильно указать свое местоположение или, чего доброго, откроет огонь по своим. Но ни с самим Чхве, ни с его подчиненными такого произойти не могло. Подготовка по мгновенному реагированию была важной частью общей подготовки для Сил специальных операций. Последовательность действий отрабатывалась до полного автоматизма. Солдат спецназа должен был превратить себя в высокоточный, доведенный до совершенства инструмент и быть готовым выполнить любой приказ в любое время дня и ночи, в любой обстановке и при любых погодных условиях.

Войдя в помещение, Чхве спросил лейтенанта Ли Су Ира, ответственного за полицейское расследование, сообщил ли подследственный № 6 имена управляющих активами и владельцев банковских счетов. Ли был родом из Сепона, что в провинции Кангвон, расположенной неподалеку от демилитаризованной зоны. В 2008 году он был переведен из Штаба обороны в Девятьсот седьмой батальон. Ему было двадцать семь лет, и в своих очках без оправы он походил на школьника, хотя в его личном деле было указано, что Ли полтора года числился командиром снайперского взвода в демилитаризованной зоне. Кроме того, Ли был специалистом по допросам вражеских шпионов и политических преступников. Он сообщил Чхве, что с подследственным № 6 все закончено, а подследственный № 7 уже согласился на сотрудничество по конфискации его активов. С этими словами Ли указал на человека с черными от порошка для снятия отпечатков пальцами, сидящего на стуле. К заключенным обращались не по имени, а по присвоенному каждому номеру, для того чтобы лишить их идентичности и пресечь в корне всякую способность к сопротивлению.

Номер 7 ранее занимался незаконным вывозом отходов. Он был крепкого телосложения, настоящий громила, но с того момента, как его доставили в административный центр, надели грязный гостиничный халат и дали пообщаться полчаса с охранниками, он стал тише воды ниже травы, как, впрочем, все, кому не посчастли вилось попасть на допрос к ЭКК. Номер 7 пытался подписать необходимые бумаги, но, поскольку кожа на его руках почти слезла от побоев, он не мог нормально держать перо. Активы, которые он добровольно передавал Экспедиционному корпусу, были размещены на различных счетах (более девяноста миллионов иен на одном и тридцать миллионов долларов на другом), плюс к этому почти миллиард иен, размещенных в акциях, банковских долговых обязательствах и вложенных в коллекцию антиквариата, куда входили старинные мечи, фарфор и древние свитки.

Заместитель командующего Ли Ху Чоль решил, что в связи с юридическими трудностями недвижимость заключенного не будет подвергнута конфискации. Кроме того, учитывая сложившееся в Японии общественное мнение, от наказания будут освобождены и его родственники. Последнее обстоятельство особенно мучило Чхве, поскольку в Республике действовало правило, согласно которому ответственность распространялась на три поколения семьи преступника. Однако полковник Хан Сон Чин, как и его заместитель, настаивали на том, что коль скоро японцы не принимают подобную практику и считают ее ретроградной, то введение такого правила может вызвать ненужную враждебность местного населения по отношению к силам Экспедиционного корпуса. Чхве и Ким Хак Су высказали свои возражения на сей счет, но командующий остался непреклонен. Главной целью принципа ответственности трех поколений являлось не просто стремление наложить коллективное наказание и укрепить систему управления через страх, а все-таки заставить уважать и понимать всю важность родовых связей. Но Чвхе никак не мог понять, почему Экспедиционный корпус должен был принимать в расчет чувства побежденных.

Подследственный № 6 тем временем получил медицинскую помощь — ему перевязали раздавленный тисками палец. Он был корейцем по происхождению, входил в Чхонрён и занимался изготовлением и продажей поддельных дамских сумочек европейских брендов. Перед ревальвацией северокорейской валюты он провел несколько спекулятивных сделок и теперь обвинялся в уклонении от уплаты налогов. Во время ареста в своей шикарной квартире он назвал имя одного из высокопоставленных членов Трудовой партии и угрожающе спросил, понимают ли корейские полицейские, что с ними будет после его задержания? Так как имя партийного функционера было у всех на слуху, сотрудники спецподразделения заколебались. Но Чхве Хён Ир подошел к нему и без лишних слов ударил в плечо, сломав при этом ключицу. За это Чхве получил выговор от заместителя командующего Ли Ху Чоля, поскольку Специальной полиции, которая работала совместно с полицией Фукуоки (полицейские из префектуры предоставляли им свои броневики, водителей и десять офицеров сопровождения), предписывалось воздерживаться от применения силы, за исключением случаев необходимой самообороны.

В целом Чхве был согласен с тем, что применение физической силы нужно свести к минимуму, но ему претила сама идея совместной работы с японской полицией. Его дед по материнской линии был убит японцами во время оккупации полуострова. Нет никакого смысла привлекать к операциям полицейских из префектуры, считал он. Лейтенант Пак Мён объяснил ему, что участие местных полицейских страхует силы Экспедиционного корпуса от нападения со стороны Сил самообороны или американских военных. Кроме того, уж коль скоро за проведение арестов отвечают японские власти, то это должно продемонстрировать японской общественности, насколько серьезно силы ЭКК относятся к установлению «взаимовыгодных отношений».

Чхве пришлось извиниться перед командующим за применение силы, но в глубине души он все равно был недоволен такой политикой. После того как Фукуока фактически сдалась им, местную полицию следовало распустить, а самих полицейских подвергнуть репрессиям. Его бабушка часто рассказывала о событиях 15 августа сорок пятого года. Первое, что сделали освобожденные патриоты Кореи, — напали на полицейские участки и начали убивать японских офицеров. Местное отделение штурмовала вся деревня, вооружившись сельскохозяйственными орудиями и распевая революционные песни. Полицейских рассматривали как агентов империализма и угнетателей народных масс. Чхве с самого детства говорили, что японские полицейские еще хуже, чем южные корейцы, представители марионеточного режима, и американцы, которые ими управляли. Полиция для него символизировала Японию. И теперь он вынужден сотрудничать с ними!

Убедившись, что допросы идут своим чередом, Чхве поднялся по аварийной лестнице. Через двадцать минут, в тринадцать ноль-ноль, он должен был возглавить очередной рейд Корпуса. Снизу, из административного центра, донесся чей-то вопль. «Дурак, — подумал Чхве. — Чего орать? Крик все равно не облегчит боль». Он вспомнил первые тренировки по кёксульдо в свою бытность рекрутом в Девятьсот седьмом батальоне. Новобранцы постоянно стонали и скулили после упражнений с наполненными бобами ведрами, но его собственный путь заключался в том, чтобы молча выносить испытания. В конечном счете страдание должно превратиться в силу.