Фатерлянд

На следующий после трагедии день сопровождавший террористов в их рейде корреспондент из «Асахи симбун» опубликовал отчет, в котором указал, что Штурмовая группа первой открыла огонь и, что хуже всего, заняла такую позицию, которая была чрезвычайно опасной для случайных людей. Когда к корейцам подоспело подкрепление, толпа зевак разразилась приветственными криками. Правительства иностранных государств и средства массовой информации высказали мнение, что стратегия Штурмовой группы была неоправданна. Один высокопоставленный британский парламентарий прямо поинтересовался: если японские власти не боятся жертвовать жизнями собственных граждан, то почему бы тогда Силам самообороны не взять штурмом лагерь Экспедиционного корпуса Корё? Председатель Совета Безопасности ООН сделал беспрецедентный шаг, а именно призвал правительство Японии проявить еще большую сдержанность. Из сорока оперативников Штурмовой группы двадцать четыре погибли, двенадцать получили ранения, а четверо сдались и теперь содержались в плену у ЭКК. Из-за стратегической ошибки был полностью утерян ценный персонал…

— Ты что-то мрачно выглядишь, Том, — сказал Санзё, садясь на стул напротив Каи и ставя на стол бокал.

Раздались начальные аккорды «Корковаду». Каи сказал, что никак не может поверить, что они так опростоволосились в парке Охори. Санзё кивнул и печально улыбнулся. Он пил скотч «Фэймоуз Гроуз» с изображенной на этикетке птицей. Это был дешевый сорт, но Санзё нравился вкус. Сам Каи никогда не любил вкуса виски. Он сделал единственный глоток вермута, но даже тот обжег ему горло и желудок.

Владелец бара был среднего роста и такого же телосложения. Одевался он всегда одинаково: белая рубашка с длинным рукавом, темно-синие брюки и темно-коричневые ботинки. Волосы совершенно белые, но, вероятно, из-за того, что он был не женат и относительно свободен от мирских тревог, Санзё не выглядел стариком. Иногда, чтобы поддержать уровень своего английского, он садился переводить старый шпионский роман. Окончив частный университет в Токио, Санзё работал в токийском отделении иностранной финансовой организации, а затем почти двадцать лет в ее головном офисе в Великобритании и на Барбадосе. В конце восьмидесятых он перешел на должность в Агентство финансовых услуг и проработал там до самой пенсии, на которую и вышел четыре года назад. Именно тогда он приобрел этот бар. Впервые Каи привела сюда министр информации Мацуока Кусуко, и с тех пор Каи сделался постоянным клиентом.

— Думаю, Министерство иностранных дел обратилось в Совет безопасности? — произнес Санзё, но в ту же секунду негромко добавил: — Да, дерьмо редкостное…

Он глотнул виски, и его тонкую шею прорезали морщины. Оккупация Фукуоки была, разумеется, по определению ООН, агрессией, но проблема заключалась в том, что никак нельзя было точно определить, что агрессором выступило другое государство. Иностранная пресса называла Экспедиционный корпус Корё «перебежчиками». Кроме того, им не было оказано никакого вооруженного сопротивления, и японское правительство официально не потребовало разоружения «перебежчиков». Иными словами, с ними не было реального контакта — правительство просто организовало блокаду своего острова. И хотя оно могло обвинять в этом акте агрессии Северную Корею, ждать, что КНДР вернет Фукуоку Японии, не приходилось.

— Им следовало бы направить министра иностранных дел в ООН, чтобы разъяснить ситуацию, — произнес Санзё и затем спросил, что правительство думает делать с корейским флотом, выходящим из портов КНДР.

— Похоже, они пока сами не знают, — ответил Каи, отправляя в рот последнюю ложку бульона.

Он с внезапной тревогой вспомнил, что Министерство иностранных дел дало поручение рабочей группе подготовить отчет по международным правовым актам для подготовки решения. Более двухсот сотрудников за двадцать четыре часа должны были составить доклад о прецедентах — вторжении Израиля в Газу, о вопросе суверенитета в Фолклендской войне и о резолюции ООН о вторжении Ирака в Кувейт. Но Санзё все же был прав: Японии следовало сразу же после начала кризиса четко сформулировать свою позицию и донести ее всему международному сообществу.

— А не желаете ли отведать дыни, прежде чем мы разойдемся по домам? — спросил посетителей Санзё, указывая на деревянную коробку на стойке бара. — У меня есть фантастическая дыня из Миядзаки. Принес последнюю, чтобы угостить всех, кто пришел.

Каи спросил его, что означает «последняя дыня». Санзё объяснил, что поставки прекратились из-за блокады. Он взглянул на часы:

— Давайте-ка я закрою бар.

С этими словами он запер дверь и выключил неоновую вывеску.

— Не хочется, чтобы сейчас набежала еще куча народу. Тогда одной дыни на всех может не хватить, — пояснил он.

— Ну да, хороший способ привлечь новых клиентов! — рассмеялась галерейщица.

На ней был костюм от «Шанель», хорошо подходивший ее фигуре. Подруга галерейщицы была в простом платье с отливом, на шее — ожерелье с подобранными одна к другой жемчужинами.

Санзё унес пустую миску из-под бульона и сменил запись Стэна Гетца на Билла Эванса. Затем налил себе еще виски и вернулся к гостям, подпевая мотиву «Willow weep for те».

— Я все не пойму, как эти северные корейцы отмывают бабки, что оттяпали у местных? — спросил он Каи.

Вопросы отмывания денег были как раз специальностью Санзё.

— Впрочем, — продолжил он, — им, наверное, не нужно очень уж напрягаться. Все те, кого они арестовали, уже сделали это за них — мафия, наркодилеры и прочая публика… С ними должен сотрудничать один из наших банков, и тогда это нельзя назвать отмыванием. Те, кого они арестовали, должны были перевести свои доходы в незарегистрированные кредитные или банковские облигации, в золотые слитки или поместить их на счета в швейцарских банках. Также можно разместить средства под фальшивыми именами в Гонконге или в офшорных зонах, таких как Андорра, Лихтенштейн, Монако, Каймановы острова, Науру… Как бы то ни было, дела должны скоро уладиться, так что им останется только присвоить себе эти деньги.

— Они могут инвестировать средства в произведения искусства, — отозвалась вдова.

По ее словам, произведения живописи стали наиболее популярным средством размещения капиталов, в особенности после появления интернет-аукционов.

— Ходят слухи, богатые саудиты использовали картины нидерландских мастеров для привлечения средств, чтобы финансировать террористов. Тогда ФБР ввело правило, согласно которому сделка на сумму более полумиллиона долларов должна обязательно регистрироваться. Впрочем, Санзё-сан прав — все эти операции невозможны без посредничества банков. Но ведь никакой банк не захочет делать из богатого человека врага.

— Вино — тоже неплохая инвестиция, — сказала галерейщица, поднимая свой бокал.

Она и ее спутница пили «Шато Шеваль Блан Сен-Эмильон». В бостонской семье, где жил Каи, тоже каждый вечер за обедом пили вина, и хотя сам он почти никогда не употреблял спиртного, но хорошо знал разновидности винных марок и их ароматы. У «Шеваль Блан» был, например, миндальный аромат.

— Все больше и больше людей покупают вина через Интернет. Скажем, дюжина бутылок «Шато Ле Пэн» 1982 года будет стоить несколько десятков тысяч долларов. Существуют компании, приобретающие вино по поручению, а также специализирующиеся на хранении вина и его перепродаже. И в зависимости от того, как вы подойдете к этому вопросу, вы сможете отмыть очень не маленькие суммы.

— Но эти северные корейцы не знают даже о существовании «Шато Ле Пэн», — хихикнула вдова. — Согласно тому, что пишут в журналах, Генералиссимус водит «мерседес», у него есть часы «Ролекс», и он пьет «Реми Мартен». Но он никогда не жил на Западе и не знает ничего о мире. Впрочем, как и Япония лет сорок назад. В нашем случае это были «Кёниг Спешлс», «Франк Мюллере» и «Гран Шампань Коньяк» — ничего лучшего мы не знали. Но теперь, конечно, люди ведут себя так, словно пили «Шато Ле Пэн» всю свою жизнь.