Фатум. Том третий. Форт Росс

– Этого достаточно, чтобы нам налечь на шесты.

* * *

Индейцы действительно боле не объявились, но Тараканов, щуря на закатном солнце глаза и берясь за брошенный шест, со знанием дела заметил:

– Не пуль они наших спужались. Задумка, по всему, у них, значит, есть против нас… Вот только б ее раскусить еще, вашескобродие.

Меж тем сильное течение реки продолжало сносить плот, и мужчины, сгибая шесты как луки, тычок за тычком старались направить плот к середине реки.

Туманный берег остался далеко позади, слившись с горизонтом, а впереди была только вода…

Шесты давно не касались дна, но беглецы продолжали напрягать руки, пытаясь ослабить ход бревен, которые стремнина неуклонно несла к широкой голубой дельте реки.

Раскисшие от воды сапоги всякий раз оскальзывались на сырой, почерневшей коре; из-под шапок катился пот, заливая глаза теплыми едкими струйками. Не легче было справляться с плотом и тогда, когда, наконец, через два часа показались береговые пороги. Люди падали от усталости на четвереньки, пестря бревна содранными в кровь ладонями. Вцеплялись в шесты пальцами и, больно упираясь разбитыми коленями, поднимались, ругались, харкали спекшейся слюной и снова боролись за жизнь, обходя мрачные черные камни, вокруг которых бурлила и пенилась вода, упреждая путников о грозной, таящейся опасности.

После очередного такого обходного маневра, который моряки меж собой называли непременно «обрезать корму или нос»⁵², Андрей услышал сзади свистящее, захлебистое дыхание Палыча. Старик окончательно выбился из сил. Преображенскому стало стыдно и жаль ставшего за многие годы родным денщика. Утираясь обшлагом изодранного кафтана, он обернулся и успел подхватить под локоть Палыча, шатко поднимавшегося по ускользающим из-под ног разболтавшимся бревнам. Но, к удивлению капитана, вместо благодарности и обычной ласковой воркотни вестовой растопырил покрытые мелкой водяной пылью усищи и не на шутку осерчал:

– Вы что же, вашескобродие-с! Вот выдумали! Я вам не кисейная барышня, чобы под локоток меня держать. Полагаете, сдал ваш денщик? Мимо! Так и знайте. Я кремневый, барин, Уралом-батюшкой вскормленный! Хоть топором рубите, лишь остряк затупите!

– Да я и сам, сердешный, выдохся. Давай хоть дух переведем,– схитрил Андрей, опираясь на сломанный о каменистую подводную гряду шест.

– Ой, врете-с, голубь,– подозрительно, с обидой по-глядел на него денщик, однако тоже не преминул с наслаждением привалиться к тюку парусины.– А коли уж передых себе взяли, Андрей Сергеич, скажите… Отчего так не везет нам, страсть… Иисусе Христе! Хозяева-то сей землицы, трандить их в корпетку⁵³, вдогон нам… ишь, каки приглашенья заслали. И земли-то вокруг… мать честная,—старик возбужденно скользнул воспаленным взглядом по сводящим с ума просторам и покачал седой головой.– А с ентим дерьмом, простите меня на слове, разминуться не можем… Вот ведь как получатся, ангелуша вы мой: впереди – голод и непонятки, позади ешшо хлеще —пули и смерть. Ох, поверьте, батюшка Андрей Сергеич, поймал бы когось из их – руками бы задушил. Вот и матроса вашего, Чугина, сранили… Считай, повезло ему, бедовому, разве нет?.. Так, еще бы на вершок-другой выше, и…

– А ему всегда везет,– ободряюще тепло улыбнулся матросу капитан и, вновь утирая с ресниц и бровей испарину, сказал:

– Ну-с, хватит, братец. Передохнули.– И уже обращаясь ко всем, бодро добавил.– Некогда отдыхать, ребята. Подналяжем еще! Астория не за горами! А там покой, отдых и сон.

Глава 3

– Не смотреть вниз! Не смотреть! – срывая голос, закричал Андрей.

Но в следующий момент раздался оглушительный грохот: бревна, со страшной, гибельной силой налетевшие на невидимые камни, дико содрогнулись и на секунду, казалось, встали дыбом.

– Джессика! – капитан, отбрасывая шест, бросился к ней, но мелькнувшее платье ускользнуло от его пальцев. Людей швырнуло в сторону, бревна плота не выдержали удара, веревки, стягивающие их, лопнули в двух местах, будто нитки, и пляшущая древесина с треском сотни мушкетных выстрелов взбрыкнула на кипящей волне.

Преображенский, лихорадочно цепляясь за пеньковые спайки чудом оставшихся бревен, всё же успел ухватить руку любимой. С выражением безумного ужаса в глазах она судорожно держалась за его плечо и, теряя последние крохи воли, что-то кричала на своем родном языке. Боль, страх и отчаянье шрапнелью взрывались в ее сознании, картины прошлого алой метелью, подобно искрам костра, взвихрялись и тухли, сменяя друг друга. «Господи! – в немом крике рвалась душа.– Неужели я столь прогневала Тебя и погрязла в грехе, что Ты уготовил мне такой дикий конец? Неужели воля Твоя не смилуется, не пощадит? Неужели я слишком задержалась на этом свете?» Весь мир вдруг полетел перед глазами: лица родных, каменный крест на склепе матушки, первый выход в свет, теплая ладонь отца, расшитое золотом с усеянной бриллиантами шемизеткой платье королевы Англии, дамы и кавалеры, степенные леди и седовласые лорды, сверкающие с ног до головы, любимый пруд и маленький шотландский пони, стол с яблоками, камин, голубые сумерки за окном в день Рож-дества, и вновь лица, лица… Атласный пояс миссис Миддлтон, на коем по старинке болтались разные безделушки: черепаховые гребни, зеркальца, бонбоньерки, крохотные часики на серебряной булавке, которые она очень любила рассматривать в детстве… Одновременно в памяти летели клочья каких-то фраз и напутствий, обрывки писем и слова первых признаний… Но среди всей этой лавы одно повторялось чаще и стучало в голове в такт загнанному пульсу: «Господи, спаси и помилуй!»

До спасительного берега оставалось всего каких-то саженей двадцать – двадцать пять, но река в этом месте —кто знал? – была подобна рассвирепевшему раненому зверю. Андрей бросил взгляд вперед и снова закричал Джессике:

– Держись! Держись крепче!

Стремнина, сорвав плот с камней, вновь развернула его, точно щепку. Капитан, сжав зубы, дюйм за дюймом продвинулся ближе к мисс Стоун, перехватил рукой ее за сырой пояс и потянул к себе, едва не вывихнув плечевой сустав.

– Ну! Ну же! Помогай мне! – голос его дрожал от напряжения. Впереди они все увидели черный драконий гребень новой гряды. Вода кипела, переливаясь через него. За первой цепью виднелась вторая…

Ужас прошел по всему телу ледяной волной.

Матросы отчаянно заработали шестами и обломками досок, выворачивая лопатки, сражаясь с течением. Однако все отдавали отчет, что это напрасный труд. Бурлящая вода стремительно волокла неуклюжий плот на камни.

Плот теперь уже не просто несся по течению… Он ров-но ожил, ныряя и подпрыгивая, гремя разболтавшимися бревнами в кипящей воде. Внезапно в тот момент, когда нос его приподняло на пенном гребне воды, перетершийся трос лопнул, и еще одно бревно, цепляясь о камни, увлекая за собой ранцы и котелки, развернуло людей.

– Руби вторую спайку! – истошно заорал Тимофей Соболеву, бешено управляясь шестом, проклиная всё на свете из-за того, что им так и не удалось установить на плоту должное рулевое весло.– Нас тащит прямо на смерть. Давай, дава-ай!!!

Бросив ставший бесполезным расщепленный шест, Ляксандрыч вырвал из-за пояса тяжелый интрепель и, насилу пробираясь по ныряющему плоту, взялся неистово рубить толстые кольца каната. И хотя с первого взгляда казалось, что удары сыпались как попало, на самом деле они были точны. Огромная лесина, точно спущенная с цепи собака, сорвалась и, обгоняя плот, устремилась вперед. И кстати – еще бы миг-другой, и их плот опрокинуло бы.

– Левее бери! Левее!

– Выравнивай, мужики!

– Сдох, что ли… Берегись!

Андрей, вытащив из воды мокрую насквозь Джессику, бросился на помощь к матросам, но его тут же сбило с ног, ударив спиной о бревна. Он ощутил жестокий удар, однако, хрипя от извивающейся в позвоночнике боли, поднялся, схватился за единственный оставшийся леер⁵⁴, и в сей же момент правая сторона плота с треском врезалась в камень. Удар сотряс плот, отбив мясо от костей беглецов, а чуть позже клокочущая вода потащила корму, слизывая тюки парусины, и вновь развернула плот.

С нарастающим ужасом все замерли, узрев, что от удара лопнули по крайней мере еще два троса, связывающие бревна, и они, чавкая при сшибании, начали стремительно расходиться. Между ними показалась черная вода.

– Держитесь! Все на левую сторону! Хватайтесь за бревна! – капитан подскочил к совершенно растерянной Джессике.

Раненый Чугин вряд ли расслышал сквозь рев воды голос Преображенского… Передернувшись всем телом и судорожно выкашливая из себя речную воду, приволакивая распухшую ногу, он попытался уцепиться руками за протянутый Палычем приклад, но коварные бревна вдруг разошлись под ним, и он провалился в ледяную воду. И тотчас тяжелые бревна с грохотом, подобно гигантским челюстям сомкнулись у него над головой. Когда его полное ужаса лицо вновь показалось позади плота, Соболев бросил конец веревки, но посиневшие пальцы Кирюшки промахнулись… Расстояние стремительно увеличивалось между ними. В последний момент, прежде чем он исчез навсег– да из виду, они приметили, как он, перевернувшись в воде, отчаянно греб, пробиваясь в сторону злосчастного берега.