Фельдмаршал Репнин

В палаточном городке в ожидании отбоя солдаты всё ещё теснились у костров, негромко переговариваясь между собой.

–  Братцы, - доносился чей-то робкий голос, - турки, они как, только саблями дерутся или штыками тоже?

–  Это как придётся, - отвечали ему насмешливо, - ежели хлебальник разинешь, он тебя и прикладом может ухлопать.

–  Я серьёзно...

–  Не трусь, парень. Хоть и крепок турок, но ещё не сыскался такой, который бы русского солдата осилил. Главное - не робей.

Репнину вспомнилось недавнее сражение, которым он руководил при отражении атаки янычар Абды-паши. Тогда в рукопашной янычары дрались только ятаганами, уверенные в своём превосходстве. Но русские солдаты их не испугались, выстояли и заставили турок показать свои спины. «Они и сейчас выстоят, - подумал о своих воинах Репнин.

– Должны выстоять».

...Как и предусматривалось диспозицией, Репнин вывел свой корпус на исходные позиции перед самым рассветом. Пехотные полки были построены в два каре, пространство между которыми заняли кавалерийские полки генералов Подгоричани и Текелли. Впрочем, вскоре кавалеристам пришлось податься назад, их место заняли батареи шуваловских гаубиц, стрелявших картечью.

–  У меня такое предчувствие, - сказал Репнин генералам-кавалеристам, - что свою многочисленную конницу турки бросят именно на нашу полосу, потому что здесь более ровная местность.

–  Пусть только сунутся, - загорячился темпераментный итальянец Текелли, - мы им покажем!..

–  Соблюдайте выдержку. Сначала встретим их картечными залпами, а потом, уже после того как отработают своё артиллеристы, наступит ваш черёд.

Между тем стало светать. Обозначившийся на восточном небосклоне просвет, наполняясь голубизной, расширялся всё больше и больше. Однако неприятельских воинов пока ещё не было видно. Укрывшись в своих земляных укреплениях и палатках, они либо спали, либо ждали, когда начнутся боевые действия с русской стороны. Но вот лагерь огласился громкими криками: «Алла! Алла!..», и на краю свободной полосы от лагеря против промежутка между выстроившимися пехотными каре появилась татарская конница, сбиваясь в плотную кучу, что она делала всегда перед тем как идти в атаку. Русская сторона тотчас пришла в движение.

– Спокойно, ребята!
– прозвучал повелительный голос Репнина.
– Дадим им выйти из лагеря и подойти поближе.

Как стало известно уже после боя, татарскую конницу возглавлял сын самого хана Дели Солтан Керим. На что он рассчитывал, увлекая сородичей в роковую атаку, - трудно сказать. Может быть надеялся на то, что русские выставят против них одну только кавалерию, стоявшую позади пехоты. Поступи Репнин таким образом, направь им навстречу гусар, и они, татары, подавив их своей неудержимой массой, без особого труда врезались бы в боевые порядки российских войск, а затем... Русским ничего другого не осталось бы, как только спасаться бегством. Но получилось иначе. Гусары и уланы остались на месте. Навстречу атакующим полетела пушечная картечь, полетели пули. И тут случилось то, чему нельзя было не случиться. Татары мчались такой густой массой, что и картечь и пули находили себе цель. После первых же залпов были сражены наповал сотни лошадей. Падая, лошади своими телами создавали неожиданные препятствия тем, кто скакал следом. Вскоре на поле боя началась настоящая свалка. Уцелевшие кони, напуганные свалкой, больше не слушались своих седоков и норовили повернуть назад.

Атака захлебнулась. Наступил момент, когда атакующим нужно было думать уже не о победе, а о спасении собственных жизней. И они повернули обратно.

Всего лишь нескольким тысячам татарских всадников во главе с ханским сыном Керимом удалось вырваться на равнинное пространство, куда не долетали смертоносные русские снаряды и пули. Но тут в дело вступили конники генералов Подгоричани и Текелли, на помощь которым подоспела тяжёлая кавалерия генерал-поручика Салтыкова, посланная самим Румянцевым. Сеча получилась жестокой, но недолгой. Почувствовав, что с русскими им не справиться, татары устремились в сторону Прута, надеясь найти спасение на противоположной стороне реки, но тут снова попали под обстрел русской артиллерии. Повернув назад, они вытянувшейся кучей поскакали в сторону южных холмов. Небольшой отряд, оторвавшись от этой массы, попытался было пробиться в свой лагерь через «Долину Пора», но попал в окружение гусар. Оказавшись в безвыходном положении, татары спешились и, отступив на дно оврага, стали отстреливаться.

–  Надо попробовать взять их живыми, - призвал гусар генерал Текелли.
– С ними сын хана.

Генерал потребовал, чтобы к нему привели кого-нибудь из пленённых татар. Тут же доставили человека, знавшего как татарский, так и русский языки.

–  Передай тем, кто находится в овраге, что они обречены, - приказал ему генерал.
– Если они сдадутся в плен, мы сохраним им жизнь.

Переводчик, приблизившись к краю оврага, принялся громким голосом призывать своих сородичей бросить оружие и сдаться на милость. В ответ над головами просвистели пули, потом стало тихо. Гусары решили, что татары совещаются, и стали ждать, какое они примут решение. Спустя некоторое время прозвучали новые выстрелы, и опять стало тихо.

Желая узнать, почему татары ведут себя столь странным образом, один гусар стал осторожно спускаться в овраг. Вскоре послышался его голос:

–  Братцы, тут они того... Себя порешили, ни одного в живых не осталось.

Первым из оврага вынесли тело красивого юноши в богатой одежде.

–  Это и есть сын хана?
– спросил переводчика генерал Текелли.

Переводчик, не ответив, опустился перед самоубийцей на колени и, подняв руки к небу, стал выкрикивать что-то на татарском языке. Текелли распорядился взять его под караул и, сопровождаемый своими гусарами, поскакал к главным силам корпуса.

Трагедия, постигшая татарскую конницу, разыгралась на глазах Абды-паши и крымского хана Каплан Гирея.

–  Пришёл мой последний час, я не вынесу такого позора, - говорил Каплан Гирей, в отчаянии до крови кусая губы.

–  Ещё не всё потеряно, - бодрился Абды-паша.
– Русских не так уж и много, всего два каре, а ведь это их главные силы.
– И мстительно продолжил: - Пусть только сунутся к нашим укреплениям, мои янычары быстро выпустят им кишки.

Едва он это произнёс, как из глубины лагеря прибежал секретарь хана. Бросившись к ногам своего хозяина, прокричал:

–  О, повелитель, русских идёт тьма-тьмущая!

Хан с мрачным злорадством посмотрел на турецкого начальника: мол, что-то теперь скажешь?.. Абды-паша ему не ответил, вскочил на коня и помчался к северным укреплениям лагеря, где, по словам секретаря, оказалось наибольшее количество русских войск.

Сообщение секретаря подтвердилось: склоны высоты до самого лагеря пестрели от русских мундиров. Абды-паше сразу стало ясно: главные силы противоборствующей стороны ждали своего часа именно здесь, а не на правом фланге. Турок в бешенстве ударил себя хлыстом по ноге: надо же поддаться такому обману!.. Однако надо было что-то делать: через минуту-другую русские могут оказаться уже здесь, в центре лагеря, а остановить их нечем: орудия поставлены на другом направлении.

–  Спасайте обозы, спасайте орудия, - заметался Абды-паша.
– Янычары, задержите неверных!

В лагере началась паника. Турки и татары бросились снимать палатки, грузить в обозы имущество. Конники, боясь быть затёртыми арбами и толпами пехоты, бежали первыми. Каплан Гирей, гневно топая, требовал подать ему коня. Но попробуй найди ханского коня в такой суматохе! Секретарь подвёл к нему своего жеребца. Хан вскочил в седло и с горсточкой своей свиты подался в сторону южных холмов, куда отступили остатки его разбитой конницы.

3

Когда кончилась баталия и над «Рябой Могилой» снова воцарилась мирная тишина, генералы и офицеры армии победителей, словно сговорившись, стали собираться в центре неприятельского лагеря. Общее внимание привлекала большая богато убранная зелёная палатка крымского хана Каплан Гирея. Хан так торопился покинуть атакованный лагерь, что не стал тратить время на спасение своего имущества. В палатке как было, так всё и осталось: даже блюда с жареной бараниной и пловом. Повелителю татар не до завтрака было, так и ускакал натощак.