Феноменология зла и метафизика свободы

Люди смеются много и с удовольствием. Практически во всех сферах жизнедеятельности находится место улыбке, шутке, смеху, иронии. Люди смеются над своими удачами и неудачами, над произведениями искусства и бытовыми ситуациями. Политики, ораторы и преподаватели сознательно прибегают к шуткам и остротам, высоко ценимым слушателями. Чего стоит феномен президента Р. Рейгана – 78 % избирателей могли не одобрять его политику, но 85 % хотели видеть президентом только его – и все из-за его редкой способности к шутке, помогавшей выйти из таких положений, в каких любой другой политик просто потерял бы лицо, был дискредитирован.

Как известно из названий популярных сборников – «физики шутят», и даже, несмотря ни на что – «продолжают шутить». Долгую историю имеет развитие специальных жанров в различных видах искусства (комедия, цирк, карикатура и т. д.), связанных именно с категорией смешного и с феноменом смеха, массовыми тиражами издаются и неизменно пользуются спросом юмористические (в том числе – детские) и сатирические журналы.

Столь же обширно и множество концепций смешного. Среди них и абстрактно-философские построения и эмпирические обобщения. Сущность и специфику смешного видят в противоположности трагическому (Аристотель, романтики), в противоречии формы и содержания, цели и средства (Гегель), в обнаружении несоответствия реальности представлениям о ней, несоответствия видимого и мыслимого (А. Шопенгауэр), в проявлении духовности (А. И. Герцен), в утрате совести (А. Бергсон), и т. д. и т. д. Глубокую разработку получило изучение психологии и нейрофизиологии смеха, чувства юмора и остроумия [25] . Однако все эти различные теории и концепции смешного (очевидно, в силу различия преследуемых целей), не покрывают всей совокупности проявлений смешного, противопоставляют друг другу его разновидности (смех «добрый», «насмешливый», «высокий», «низкий» и т. п.), не выявляя общего в них. В результате, до сих пор остается необъясненной общая природа смешного, его роль в социализации и самосознании личности, регуляции осмысления и поведения – то есть именно в том плане, который столь важен для понимания феномена самозванства. Даже обстоятельные и глубокие исследования смеховой культуры, осуществленные М. М. Бахтиным, Д. С. Лихачевым, А. М. Панченко, В. Тэрнером [26] , оставляют без внимания сам социально-культурный механизм возникновения и реализации смешного личностью, рассматривая лишь отдельные социальные функции смеха.

25

См., например: Фрейд З. Остроумие и его отношение к бессознательному. М., 1925; Лук А. Н. Юмор, остроумие, творчество. М., 1977; Ершов П., Русакова Е., Симонов П. Самая верная проба души //Наука и жизнь. 1982. № 8. С. 24–29.

26

Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М., 1965; Лихачев Д. С., Панченко А. М. «Смеховой мир» Древней Руси. Л., 1985; Тэрнер В. Символ и ритуал. М., 1983.

В контексте же ведущей человеческой потребности, интегрирующей другие – потребности слиться с социумом и одновременно выделиться в нем, стать родовым существом и одновременно уникальным, – смех и смешное исключительно благодатный и благодарный материал осмысления. Эта главная потребность, основное исходное противоречие, лежащее в глубинной основе человеческих поступков, главный нерв мотивации поведения человека, его самосознания. Стать признанным общностью, единым с нею, сопричастным ей, но и быть отмеченным в ней, замеченным в своих действиях и признанным, единство сопричастности и выделенности – основная предпосылка самосознания личности своей собственной значимости, самоуважения. Но говоря об этом – сразу и непосредственно погружаешься в стихию смешного, смеха и осмеяния как самоутверждения, самопознания и самозащиты личности в социуме.

Более того, то, чему и как смеется человек – самый верный критерий уровня его интеллектуального и социального развития, уровня его культуры, уровня и характера осмысления и понимания им действительности, своего места в ней. Об этом очень точно писал в «Подростке» Ф. М. Достоевский: «Смехом иной человек себя совсем выдает, и вы вдруг узнаете его подноготную… Веселость человека, это самая выдающая человека черта, с ногами и руками. Иной характер долго не раскусите, а рассмеется человек… и весь характер его вдруг окажется как на ладони… Если захотите рассмотреть человека, то вникайте не в то, как он молчит, или как он говорит, или как он плачет, или даже как он волнуется благородными идеалами, а вы смотрите его лучше, когда он смеется… смех есть самая верная проба души».

Поэтому целью данного раздела работы является, не претендуя на выдвижение принципиально новой концепции смешного и исчерпывающую классификацию его видов, попытаться выявить то общее, что определяет феномен смешного в различных его проявлениях, и постараться выстроить систему условий – факторов, порождающих его, проследить связь этих факторов с феноменом самозванства – как они работают на него или сдерживают. За горизонтом рассмотрения остаются вопросы психофизиологии и онтогенеза смеха [27] , эстетики комического, классификации и типологии смешного [28] и другие относительно самостоятельные аспекты проблемы смешного и его природы, хотя полностью отвлечься от этих аспектов, обойтись без экскурсов к ним – практически невозможно.

27

Cм. указанные работы А. Н. Лука, П. В. Симонова и других авторов.

28

Такая работа исчерпывающим образом проделана В. Я. Проппом (см.: Пропп В. Я. Проблемы комизма и смеха. М., 1976).

Смех – явление исключительно человеческое. На эту его особенность издавна обращали внимание многие исследователи. Это касается как объекта, так и субъекта смешного: «только человек смеется и только из-за чего-нибудь человеческого» [29] . Действительно, из всех живых существ только человеку свойствен смех. Страх, отчаяние, радость и другие эмоциональные проявления внутренней жизни имеют место и в животном мире. Смеется же только человек. Обстоятельство это, так сказать, «эмпирический факт», наводит на мысль, что природа смеха определяется теми особенностями человека, которые выделяют его из животного мира, а именно – его социальной сущностью. Это означает, что факторы смешного заложены не столько в психофизиологии, сколько в социально-культурных основаниях личности.

29

Brandes G. Aestetische Studien. Charlottenburg, 1900. S. 278.

С другой стороны, смеется человек в конечном счете над человеческим же. «Пейзаж, – писал А. Бергсон, – может быть красив, привлекателен, великолепен, невзрачен или отвратителен, но он никогда не будет смешным» [30] . Это же относится и к животным, которые сами по себе так же не смешны. Ужимки обезьяны, выпученные глаза лягушки, малоподвижность бегемота, трусливость зайца, хозяйственность ежа и т. п. смешны не в своем естестве, а как аналоги и напоминание человеческих черт. На этом, кстати, основан комический эффект образов животных, фигурирующих в сказках, басенных аллегориях, мультипликациях и т. д. Сходство черт с человеком может усиливаться дрессировкой и одеванием животных, лежащими в основе приемов народного балагана, комизма цирковых номеров.

30

Бергсон А. Смех в жизни и на сцене. СПб., 1900. С. 7.

Смех могут вызвать и объекты неживой природы: облака, скалы, камни, сучки деревьев, овощи, грибы, дома, предметы обихода и т. д. – но опять-таки только в том случае, если они напоминают черты человеческого облика или характера. Взятые сами по себе они не могут быть смешными. В то же время комизм может быть обусловлен сравнением человека с вещами, но вещами, опять-таки, ассоциируемыми с определенными качествами личности: колпак, пробка, дубина, шкаф, бревно, чучело и т. п.

Итак, смешное – характеристика не объекта и не субъекта смеха, а их взаимосвязи, отношения между ними, причем социально-культурной взаимосвязи и социально-культурного взаимоотношения. Именно принципиально-человеческая, социально-культурная в конечном итоге природа смешного делает последнее исключительно важным и интересным предметом рассмотрения человеческих проявлений человеческого в человеке.

Противоречие желаемого должного и реально сущего

Сущность человека обусловлена его социальным бытием, системой общественных отношений, определяющих специфику общества в целом и формирование в нем личности. Поэтому и смешное определяется сущностью человека как существа социального. Отличие человека от животного заключается, прежде всего, в том, что его развитие определяется не столько биогенными изменениями внутренней природы, а изменениями социогенных механизмов наследования опыта жизнедеятельности. В качестве такого механизма выступает культура как система материальных и духовных ценностей и сама жизнедеятельность людей, с этими ценностями связанная определенными нормами поведения. Любая человеческая общность – от народа и класса до жителей поселка, семьи и компании друзей – определяется конкретной культурой, то есть программой жизнедеятельности, реализуемой в неписаном или даже писаном кодексе норм, идеалов, традиций, ценностных ориентаций, образа и стиля жизни, мышления, языка.

Поскольку социальное нормирование связано с системой ценностей, разделяемых данной общностью, выступая программой реализации этих ценностей, любую культуру можно трактовать как определенную нормативно-ценностную систему. Такие системы [31] задают установку, «предпонимание», пред-рассудок в осмыслении человеком действительности, а также определенное социально-культурное «мы», с позиций сопричастности которому человек осмысляет реальность и действует. Вновь мы прикасаемся к живому нерву, корешку самозванства.

31

О понятии нормативно-ценностной системы и его роли в анализе понимания и осмысления см. работы: Гусев С. С., Тульчинский Г. Л. Проблема понимания в философии. М., 1985; Тульчинский Г. Л. Проблема осмысления действительности. Л., 1986; Тульчинский Г. Л. Нормативно-ценностная природа осмысления действительности. Л., 1987.

С нормативно-ценностными компонентами культуры и связано смешное. Можно даже говорить о фундаментальном культурогенном факторе смешного, содержащемся в национальной, социально-групповой, личной культуре, свойственных ей ценностях и нормативах. Как отмечает В. Я. Пропп, «… первое условие комизма и вызываемого им смеха… в том, что у смеющегося имеются некоторые представления о должном, моральном, правильном, или, вернее, некоторый совершенно бессознательный инстинкт того, что с точки зрения требований морали или даже простой здравой человеческой природы, понимается как должное и правильное. В этих требованиях нет ничего ни величественного, ни возвышенного, это инстинкт должного» [32] . Именно это обстоятельство обусловливает относительность и конкретность смешного. Там, где смеется один, другому может быть не до смеха. Смех угнетателя и насильника зачастую связан с трагедией его жертвы. То, что смешно для компании хулиганствующих подростков, отнюдь не смешно для окружающих. Шутки немцев, с точки зрения француза или англичанина, грубы и тяжелы, тогда как шутки последних для немцев недостаточно «крепки». Каждый народ, каждая эпоха, каждая социальная группа обладают своим чувством юмора, иногда непонятного для других эпох, народов и групп.

32

Пропп В. Я. Проблема комизма и смеха. С. 17.