Феромон
Шрифт:
– Я летал к отцу, - проталкиваю слова сквозь стиснутые зубы.
Чёрт побери, это почти правда! Но она улыбается мягко и даже сочувствующе.
– И, кстати, там, в машине Ривера, я просто приняла твой входящий звонок. За секунду до того, как мы слетели с моста. Это не я тебе звонила, Эйвер. Это ты мне перезванивал. Так что, - пожимает она плечами.
«... это ничего не значит», - продолжаю я про себя, провожая её глазами. Хочу окликнуть, остановить, всё рассказать, но не делаю ни первое, ни второе, ни третье. Меня словно макнули в собственное тёплое дерьмо. Потому что она права. Во всём права.
Но если я что
Но всё это потом. Потом.
Открываю почту и первое, на что натыкаюсь - письмо от Дэйва. Копия того запроса, что ему прислали.
«Комитет по этике - независимый орган, рассматривающий проблемы этики и морали, касающиеся исследований с привлечением людей, в тех ситуациях, которые не описаны или нечётко описаны в законе, просит прислать данные исследования Дэвида Подески, касающиеся веществ, прямо или косвенно оказывающих возбуждающих воздействие... блаблабла», - устаю я читать их многоярусные словесные построения.
Пробегаю глазами. Бельгийские вафли! В самом конце стоит имя Лили Гринн. Эта сучка психиатр и отправила этот запрос через Комитет по этике. И если бы я прочитал его раньше. Хотя... ну, что бы это изменило? О том, что она подаст на меня в суд, мне бы всё равно и в голову не пришло.
– Дэйв!
– Какого хрена ты так орёшь, Эйвер?
– грустный уставший голос друга в трубке. Он молча выслушивает мои новости, которые я завершаю вопросом:
– Ты тоже получил повестку?
– Да, в качестве свидетеля.
– А ответ в Комитете по этике ты посылал?
– Конечно, - вздыхает он.
– Всё, как и договаривались. Кратенько, скупо. Для ознакомления с данными. Имя твоё, конечно, не называл. Но раз эта та самая психиатр и ты ей и сам всё рассказал, я не пойму к чему вообще был этот запрос.
– Наверно, решила, что я вру. Но тебе в любом случае ничего не грозит, - как могу успокаиваю я и без того расстроенного друга.
– Тебе ли не знать, что так заявлять, как минимум, глупо. Никогда не знаешь, чем заканчиваются все эти суды.
– Поверь мне, я как раз знаю. И зря она всё это затеяла. Ты только не переживай. Не знаю, что будет за судья и как далеко решит пойти обвинитель, но закрытого заседания, ввиду конфиденциальности проводимых исследований и специфики самого дела, я добьюсь.
– Буду на это надеяться. Если информация просочится, столько лет работы пойдут прахом, Эйв. И я уже ничем не смогу тебе помочь, - снова вздыхает он.
– Так, отставить упаднические настроения. У нас ещё есть время подготовиться и всё продумать. Доверься мне. Я справлюсь.
Кладу трубку. Что-то не сильно ли часто я стал себе это повторять? Я смогу. Я сделаю. Исправлю. Восстановлю. Позабочусь. Но проблемы всё растут и множатся, как грибы после дождя, а я всё только обещаю их уладить.
– Судья Эспозито, - бодрый голос Йорна отрывает меня от раздумий.
– И тебе очень повезло, что мы знакомы. Он согласился принять тебя завтра.
– А где Анна?
– рассеянно перевожу взгляд на пустой бокс.
– В библиотеке, засела там с документами, - машет он головой назад.
– Это что, правда? Питер Джеймс снова взялся за своё?
– А всё потому, что эта сучка, его жена, соврала. И меня видел швейцар, когда мы столкнулись
у входа в гостиницу. И я не могу сказать правду, потому что выдам сенатора, с которым она там тайно кувыркалась. А если я его выдам, то меня ждут проблемы куда серьёзнее, чем её обиженный муж.– Да уж, сенатору Джону Миллеру вряд ли сейчас нужны обвинения в адюльтере, - усмехается Йорн.
– А ты, сволочь, знал?
– Бельгийские вафли, Эйв! Мы состоим с ним в одном закрытом клубе любителей орхидей. Он зовёт её Дендрофилакс Линдена, известная как орхидея-призрак, за то, что она высасывает из него все соки и, - наклоняется Йорн доверительно, - между нами, кучу денег. Она как орхидея-паразит, живущая на дереве и забирающая его питательные вещества, присосалась к сенатору и шантажирует. Так что, если ты найдёшь способ избавить Джона от неё, не поднимая шума, уже сенатор будет тебе обязан. Подумай об этом, Эйв.
– Я подумаю, Йорн, - поднимаюсь из-за стола.
– Серьёзно подумаю, что сделать с этой сучкой, что натравила на меня мужа и держит за яйца сенатора. Но пока мне нужно сообщить Лиону Визе пренеприятнейшие новости. И мне сильно повезёт, если он не заедет мне между глаз клюшкой для гольфа.
38. Эйвер
О том, где найти владельца «Визерикуса» в это время дня, мне любезно сообщила его жена, Моника.
– А где ещё ждать плохие новости, если не на грине с паттером в руках?
– засовывает Лион перчатку в задний карман.
– Ты позволишь?
Можно подумать, я могу возразить и не дать ему закончить игру. Поэтому пока он делает свой завершающий удар, тупо пялюсь на лежащий на коротко стриженной траве белый флаг, считаю полосы на флагштоке.
– Знаешь основной принцип гольфа?
– примеряется Лион, покачивая клюшкой.
– Принцип честности?
– отвлекаюсь я на него.
– Да, играй мяч, как он лежит. Играй на поле, что есть. И в любом случае поступай по чести.
Мягким точным ударом он закатывает мяч в лунку. Довольно крякает.
– А теперь сообщай свои дурные новости.
– Дело завели, Лион. И Ривера не отстранили.
– Значит, всё было зря?
– реагирует он довольно спокойно.
– Зря я выставил себя дураком в глазах собственной дочери?
– Но при всей своей тучности и внешней безобидности Лион Визе хваток, напорист и умён. А ещё умеет давить авторитетом.
– Зря нёс на диктофон что в голову придёт, чтобы всё, что я скажу, Ривер не мог потом использовать?
– Не зря. Мы лишили его этих козырей.
– Лишили?! Моя дочь чудом не пострадала. А всё потому, что я пригласил его на эту встречу. И видимо, выпил слишком много пива, раз сдуру попросил его подвезти её до дома. Всё пошло наперекосяк. И всё зря. А всё потому, что я тебя послушал.
– Я хотел...
– пытаюсь оправдаться, но он останавливает меня рукой.
– Уверен, эта была идея Йорна. И ты согласился, потому что это он мой юрист и ты не пошёл против партнёра. Но чтобы больше никаких глупостей, - машет он толстым пальцем.
– На каком бы неудобном поле мы ни стояли, будем играть честно, Эйвер. Надеюсь, ты меня понял, а теперь, прости, мне пора, - засовывает он свою клюшку в багажник, а увесистую задницу - за руль гольф-кара.
– Я должен быть на семейном мероприятии.