Фирдоуси Абулькасим. Шахнаме. Том 2

[СКАЗ О КАМУСЕ КЕШАНСКОМ]

Во имя Владыки небесных светил — Не разум ли сердцу о Нём возвестил? Он мира Создатель и правды оплот, [520] ¹⁴⁸⁰⁰ Порока и кривды от смертных не ждёт. Он солнце зажег и Кейван, и Бехрам, Он страх и надежду внушает сердцам. Преследует душу сознанье одно: Его мне достойно воспеть не дано. Все сущее Он, вездесущий, творит, О нём даже след муравья говорит. Всё в мире — от блеска взошедшего дня ¹⁴⁸¹⁰ До воздуха, праха, воды и огня — Тебе подтверждает Творца бытиё, К Нему приближает сознанье твоё. Йездана величье постигни: он чужд Любых, искушающих смертного, нужд. Не чает он благ, не страшится он зол. Везир с казначеем, венец и престол Йездану не надобны: и без того Мы — слуги, покорные воле Его. Им созданы звёзды, луна, небосвод ¹⁴⁸²⁰ И дух, что к добру человека зовёт. Он милость и гнев, день и ночь сотворил, И пищей, и сном Он людей одарил, Он властен над горем и счастьем твоим, Тобою да будет Он пламенно чтим. Бессмертны деянья Ростема-бойца, [521] Хранят о них память людские сердца. Слонов боевых и чудовищ морских Не встретишь — могучих и грозных таких. И зоркость, и мудрость герою даны, ¹⁴⁸³⁰ В нём доблести витязей воплощены. Я битву с Камусом теперь воспою, Оправлю предание в песню свою. [522] Послушай дехкана премудрого сказ, [523] От древних времён донесённый до нас.

520

14799—17964 Сказ о Камусе Кашани (Кешанском) — естественное продолжение и развитие большого повествования о войнах Ирана с Тураном после гибели Сиавуша. Тема та же — месть за Сиавуша и, быть может, кульминационный момент её. После долгих сражений с переменным успехом, но в целом в пользу Турана, на сцену снова выступает Ростем и снова (в соответствии с общей тенденцией поэмы) в роли спасителя Ирана. Камус выступает в конце повествования, как мощный богатырь, склонивший было победу в сторону Турана, но появление на поле брани Ростема приносит вместе с гибелью Камуса победу иранцам. Таким образом, Камус — лицо эпизодическое в данном цикле сказаний, а не основной герой, как, например, Сохраб. Сказ по традиции начинается развёрнутым вступлением — хвалою Йездану.

521

14825 Это обращение по существу не мотивировано развитием сюжета. Оно лишь предвещает решающую роль Ростема в будущих событиях. Предшествующий бейт в издании Вуллерса — выпущен переводчиком, как шаблонная вставка (бейт отсутствует и в Калькуттском издании).

522

14832 Дословно: «Взяв, из книги (д"aфт"aр), введу в свой сказ (гофтар-е хвиш)».

523

14833—14834 В оригинале непередаваемый оттенок мысли автора, не просто «послушай», а дословно: «вернись снова» (баз г"aрд) и далее: «Посмотри, что скажет видевший мир муж».

[Кей-Хосров хулит Туса]

Бойцы с Фериборзом, главою дружин, Гудерз престарелый и Гив-исполин, Познав пораженье, покинув Туран, В печали, в слезах возвращались в Иран. Вот снова пред взорами горный Черем, ¹⁴⁸⁴⁰ Келат и струящийся в долах Меем. С Форудом припомнили витязи бой И каются горько, да прок в том какой! Их гнев властелина безмерно страшит, Сознаньем виновности каждый убит. Себя укоряя, палимы стыдом, Вступили бойцы к повелителю в дом. Его неповинного брата убив, Короны и перстни врагам уступив, С руками скрещёнными, словно рабы, ¹⁴⁸⁵⁰ Склонили к земле запылавшие лбы. Рыдая от горести, мрачен, суров, Взор гневный метнул и воскликнул Хосров, К Йездану взывая: «Благой Судия! На трон возведен не Тобою ли я? [524] Ты видишь и дальше меня, и ясней, Карать я не смею без воли Твоей, Не то среди площади в этот же миг Я б тысячу виселиц грозных воздвиг, Казнить бы презренного Туса велел ¹⁴⁸⁶⁰ И прочих постиг бы такой же удел. О павшем отце сколько пролил я слёз! От гнева и горести сердце рвалось. К двойному сегодня я мщенью стремлюсь: Лишь смерти достоин неистовый Тус! Сказал я: не езди дорогою той, Хотя б над Черемом лил дождь золотой! Там царствует с матерью славный Форуд, Чью доблесть повсюду воители чтут. Кто Тус недостойный, куда свою рать ¹⁴⁸⁷⁰ Ведёт он — откуда царевичу знать! Завяжется бой, без сомненья, в горах, И многих царевич повергнет во прах... Но ярый безумец, не знаю зачем, С дороги свернул, устремился в Черем. За то покарал и его и бойцов Создатель. Отныне своих удальцов Оплакивать старый Гудерз обречён. И Тус, и литавры злодея, и слон Да сгинут, из памяти стёршись людской! ¹⁴⁸⁸⁰ Не нужен войскам предводитель такой! [525] Я щедро его, одарил, наградил, И что ж? — Против брата на брань отрядил! Владетель меча, боевой булавы, Пал доблестный сын Сиавуша, увы! Повержен вослед за родителем сын, И кем? — Предводителем наших дружин! Кто в мире грязней и презренней, чем Тус? Оков и тюрьмы заслужил он, клянусь! И чести и разума низкий лишён, ¹⁴⁸⁹⁰ Поганому псу уподобился он!» Жгла сердце Хосрову и гибель отца, И жажда отмщенья за брата-юнца. Кровь сердца струилась из скорбных очей, Вождей провинившихся рати своей Прогнал он, не стал допускать до себя, О брате утраченном тяжко скорбя. Великой печалью объяты мужи, Вступают к Ростему в палаты мужи И молвят: «Небесный то был приговор. ¹⁴⁹⁰⁰ Кто ждал, что с Форудом завяжется спор! Внезапно затмились от гнева умы, Ведь мертвым Зереспа увидели мы, Пал доблестный Рив — предводителя зять... Каких только бед не пришлось нам узнать! Не знали мы имени богатыря, Не думали в горе повергнуть царя. Его умоляй: да простит он бойцов И с ними не будет отныне суров! В сраженье погиб и другой властелин, ¹⁴⁹¹⁰ Кавуса последний возлюбленный сын Ривниз, затмевавший сиянье луны, Герой, закалённый в горниле войны. Таков неизбежный сражений конец: Гроб ждёт одного, а другого— венец».

524

14854 В оригинале: «Ты дал мне трон, счастье и доблесть (то дади м"aра т"aхт-о б"aхт-о хон"aр)».

525

14880 Здесь в переводе допущена перестановка стихов.

[Кей-Хосров прощает иранцев]

Вот солнце весь мир позлатило, и ночь, В борьбе побеждённая, кинулась прочь. Слышны голоса у дворцовых ворот: «К престолу владыки Могучий идёт!» И слушает царь увещанья бойца: ¹⁴⁹²⁰ «О гордость престола, надежда венца! Прогневали Тус и дружина тебя; Даруй им прощенье, Ростема любя! Вождя довела до безумия боль: Утратить и сына, и зятя легко ль! Нрав Туса, ты знаешь, несдержан и яр, К тому же постиг его тяжкий удар — Пал юный Зересп у него на глазах, Отважный Ривниз был повержен во прах, И гнева не смог исполин укротить. ¹⁴⁹³⁰ Ему, о владыка, не следует мстить! Быть может, не знали Форуда: ведь он Ещё не являлся к царю на поклон. Не гибнет никто раньше времени, знай. Ты горестью душу свою не терзай! Муж сам ли угаснет, иль в битве падёт, От смерти он, как ни хитри, не уйдёт!» Хосров отвечает: «Свершённое зло, О доблестный, сердце моё потрясло. Горюя о брате, лишился я сил, ¹⁴⁹⁴⁰ Но дух наставленьем ты мне исцелил». Так вымолвил царь, и, склонившись затем, Дворец властелина оставил Ростем... Блестящие копья из тьмы вознеслись, Торопится солнце в небесную высь; И прорван покров тёмно-синий, и лал, Красой ослепляющий взор, запылал. Вождь рати предстал пред владыкой своим, И Гив, и другие воители с ним Явились. Хвала у вождя на устах: ¹⁴⁹⁵⁰ «Весь век благоденствуй, о доблестный шах! Всю землю подножьем престола считай, Равно с небесами величьем блистай! Я тяжкой виною своей удручён, Я горьким уделом своим омрачён. Терзает меня пред владыкою стыд И душу содеянный грех тяготит. О славном Форуде, Зереспе родном Горюю, палимый жестоким огнём. Пусть больше других я виновен мужей — ¹⁴⁹⁶⁰ Нет меры зато и печали моей! Скорбит о Бехраме и Риве душа... Верь, жизнь для меня не дороже гроша! Когда прощены мы — и я, и мужи — Ты милость великую мне окажи, Дозволь, чтобы плечи расправил я вновь, Смыв подвигом славным бесчестье и кровь. Труд ратный один на себя возложу, Паду иль победу в бою одержу. Венец и престол позабуду, с челом ¹⁴⁹⁷⁰ Моим неразлучен отныне шелом!» Той речью доволен владыка, и зла Не помнит он, тёмная туча ушла. Он Туса в Туран согласился послать, [526] С ним грозных слонов и литавры, и рать. И долго ещё совещался о том Владыка с вождями, с могучим бойцом. С мужами другими простился сперва, А после с Ростемом державы глава.

526

14973 Здесь допущена перестановка стихов.

[Кей-Хосров посылает Туса в Туран]

Блеснула, сиянием землю даря, ¹⁴⁹⁸⁰ В изгибе небесного лука заря. Распахнута дверь озарённых хором, Вождь рати с мужами предстал пред царём. Сказал властелин: «Вековечной вражды Не скрыть, не стереть роковые следы. Тур с Сельмом вначале войну разожгли, Отмстил им владыка иранской земли — Герой Менучехр, и не знала страна Позора, в крови не тонула она. А ныне Гудерза почтенного дом ¹⁴⁹⁹⁰ Столь многих лишён, что кровавым жгутом В Иране и дол опоясан, и склон; По краю немолчный разносится стон. Скорбят неутешно о павших во прах И в воздухе птицы, и рыбы в водах. Иранцы, покинув Турана предел, Немало безглавых оставили тел. У вас на уме лишь веселье одно, Не жаждою мщения сердце полно!» И руки покорно скрестив на груди, ¹⁵⁰⁰⁰ Пред ним, солнцеликим, склонились вожди: И Тус, и Гудерз, и Роххам, и Горгин, Зенге, Шаворана прославленный сын, Бижен, и Хоррад, и воинственный Гив. В смущенье, смиренно глаза опустив, Мужи восклицают: «Ирана глава! Отвагою ты устрашил бы и льва. Готовы мы прах целовать пред тобой, Готовы исполнить приказ твой любой. Пошлёшь на войну — под началом вождя ¹⁵⁰¹⁰ Сразимся мы, жизни своей не щадя. Погаснут скорее и солнце с луной, Чем мы опозоримся новой виной!» Тут Гива к себе подозвал властелин, С почётом усажен на трон исполин. Ласкает Хосров, восхваляет его, Обильем даров наделяет его И молвит: «Служить мне всегда ты готов, Наград не прося, не жалея трудов. Не следует Тусу, без толку ярясь, ¹⁵⁰²⁰ В сраженье кидаться, тебя не спросясь. Припомни как, в руки попавшись врагам, Погиб раньше срока отважный Бехрам. Сам смерти навстречу в тот горестный час Он ринулся, вечного срама страшась». Дирхемы велел принести для бойцов [527] И с Тусом беседовал долго Хосров. Но вот уже войско готово в поход, Избавлено сердце вождя от забот. И утро благое, чтоб вывести рать, ¹⁵⁰³⁰ Светила его научили избрать. Тус к шаху явился; вождю вручены Иранское знамя, литавры, слоны. Владыка напутствует Туса тепло. Клич грянул, и ржание даль потрясло; Пыль тучею встала от конских копыт, Труба боевая призывно звучит. От стяга Каве, от булатных кольчуг Всё мраком лиловым окуталось вдруг. Сказал бы ты: солнце — в пучине морской, ¹⁵⁰⁴⁰ А небо и звёзды ушли на покой. Шагает в убранстве сверкающем слон, На нем бирюзою блистающий трон, На троне — Хосров с булавою своей, В поход провожающий ратных мужей. С владыкой Ирана расставшись, полки Без отдыха мчались до Шехда-реки. [528]

527

15025 Здесь в переводе выпущен один бейт, отсутствующий и в Пар. изд.

528

15046 Шехд — река, по-видимому, один из притоков Аму-Дарьи, уже упоминалась в поэме Фирдоуси (см. том I, прим. 14084) как приграничный объект.

[Переговоры Пирана с иранским войском]

Гонец верховой, легче ветра помчась, Пирану известье доставил тотчас: «Иду я войною! Над Шехдом-рекой ¹⁵⁰⁵⁰ Шатры уж раскинул мой стан боевой». Пиран омрачился: ужель не сдержать Врага, и бесславно придется бежать? В путь выступил вождь и за ним храбрецы, Туранской земли удалые бойцы — Спешили взглянуть, велико ли число Иранцев, и витязей много ль пришло? И вот уж войска за рекою видны, Державное знамя, литавры, слоны. Рать выстроив, издали Туса Пиран [529] ¹⁵⁰⁶⁰ Приветом встречает; к иранцам во стан Примчался владеющий словом посол И речь от Пирана такую повёл: «Хосрову и царской вдове Ференгис Немало я сделал добра, согласись. Казнён Сиавуш был, рыдал я о нём, Печалью палимый и ночью, и днём. Дарил я бальзам, а достался мне яд; Творил я добро, мне же беды грозят». Был тронут, услышав такие слова ¹⁵⁰⁷⁰ Тус-витязь, иранской дружины глава. «В душе у тебя да затеплится свет! — Посланцу он молвит. — Пирану в ответ Скажи: коль правдивые речи ведёшь, С тобою мне в битву вступать для чего ж? Легко преградишь ты опасности путь: Вдали от кровавого спора пребудь! К Хосрову без войска явись, и тебя Щедротами вмиг он осыплет, любя. Иранским вождём он тебя наречёт, ¹⁵⁰⁸⁰ Добудешь и княжий венец и почёт. Умеет он благодеянья ценить, Тебе не захочет страданья чинить». И так же Гудерз и воинственный Гив Ответили, речи вождя подтвердив. Помчался посол, огневого коня И ночью и днём что есть мочи гоня. Примчавшись, вождя и Гудерза наказ Пирану-вождю передал он тотчас. Пирана ответ был: «И ночью и днём ¹⁵⁰⁹⁰ Я славлю царя, вспоминаю о нём. Отправлюсь я — родичей с места поднять, Желающих голосу разума внять. Иран назову я отчизной моей: Мне жизнь — и венца, и престола милей!» Но сердцем от этого был он далёк — Искал одоленья, оттягивал срок.

529

15059 Здесь в переводе допущена перестановка бейтов оригинала.

[Афрасиаб посылает войско к Пирану]

Известье Пиран, возглавляющий строй, Послал Афрасьябу ночною порой: «Кимвалов иранских разносится гром, ¹⁵¹⁰⁰ С Гудерзом и Гивом, и Тусом-вождём Нагрянуло войско. Поймал я врагов В силки назидательных вкрадчивых слов. Пришли мне дружину бойцов удалых, На славу попотчуем недругов злых! На стан их нежданной грозой налетим, Их землю набегом в пустырь обратим. Иначе — за смерть Сиавуша-царя Мстить будут нам вечно, враждою горя». Владыка встревожась от этих вестей, ¹⁵¹¹⁰ Призвал предводителей рати своей, Пирана-вождя передал им слова. Окончен совет, и Турана глава В поход снаряжает столь мощную рать, Что солнцу уж сумрак невмочь разогнать. Нет воинам счёта, не видно земли. В пути девять дней и ночей протекли. Примчались к Пирану; им вождь раздаёт Динары, и войско выводит в поход. Обет примиренья коварно поправ, ¹⁵¹²⁰ Он к Шехду с бойцами несется стремглав. С известьем дозорные к Тусу пришли: «Кимвал водрузить на слона повели! Одну только ложь говорил нам Пиран: Страшась пораженья, задумал обман. Уж виден вождя вероломного стяг, Уж войско вдоль берега выстроил враг». И Тус-предводитель, к сраженью готов, С кимвалом на поле выводит бойцов. Сошлись, двум горам необъятным под стать, ¹⁵¹³⁰ Иранская рать и туранская рать. Чуть виден за пылью небесный кристалл — Так пламень бы в водной пучине мерцал. Секиры и копья сверкают в пыли — Сказал бы, тюльпаны вокруг расцвели. Мелькание шлемов, щитов, кушаков, Украшенных золотом... Блеск их таков, Что кажутся тучей они золотой, Заспорившей вдруг с темнотою густой. Бойца булавой поражает боец — ¹⁵¹⁴⁰ Так молотом бьёт в наковальню кузнец. Ты скажешь, вина заструилась река, А копья встают, как стена тростника. Немало арканами схвачено шей, Немало зарублено славных мужей. Ты саваном панцири их назови, А ложе им — прах, обагрённый в крови. Во мраке эбеновом пурпур цветёт И грохот кимвала летит в небосвод. Венец ли добыть меченосцу дано, [530] ¹⁵¹⁵⁰ Погибнуть ли в жарком бою суждено, Пить мёд иль отраву — различия нет: Покинет он — рад иль не рад — белый свет. Для блага иль зла мы из жизни уйдём — Не знаем, но плачем при мысли о том.

530

15149—15154 Лирическое (философское) отступление — нередкая концовка Фирдоуси.

[Битва Туса с Эрженгом]

Эрженга Туран восхвалял, ездока, Чья слава, как небо, была высока. Пыль тучей вздымая, Эрженг-исполин Соперника ждёт из иранских дружин. Лишь всадника издали Тус разглядел, ¹⁵¹⁶⁰ Клинок обнажил он и грозно взревел. Сын храбрый Зереха услышал: «Скажи Мне имя, сородичей мне укажи!» Ответ был: «Эрженг я, чей гибелен гнев, Воинственный, страха не знающий лев. Прах тотчас я кровью твоей орошу, Без жалости войско твоё сокрушу.» Угрозой противника Тус пренебрёг, [531] Рукой богатырскою острый клинок Занёс над главою противника он, — ¹⁵¹⁷⁰ Ты скажешь, безглавым Эрженг был рождён! Смутились туранцы: другой ни один Сразиться с вождём не дерзнул исполин. Тогда занесли булавы и мечи Герои Турана, бойцы-силачи, Друг другу кричат, словно львы разъярясь: «Все разом мы станем разить в этот раз! В бой ринемся, страх на врагов наводя, В глазах потемнеет у Туса-вождя!» Но молвил Хуман: «Нынче в бой не пойдём, ¹⁵¹⁸⁰ И вы, храбрецы, не тужите о том! Коль мужа, который бесстрашен и лют, На поле сраженья иранцы пошлют — Соперника вышлем навстречу ему, Увидим, судьба улыбнётся кому. Нам первым не должно на них нападать, Разумней теперь на спешить — выжидать. Когда же иранский поднимется стан И грянет у ставки вождя барабан, Тогда, ухватив рукояти булав, ¹⁵¹⁹⁰ Подальше от берега место избрав, Нагрянем, и пусть разгорится борьба, И нам да помогут Творец и судьба!»

531

15167 Здесь два бейта оригинала отражены в двух стихах перевода, т. е. как бы выпадает один бейт.

[Битва Хумана с Тусом]

И вот уж Хуман разъярённый в седле — Ты скажешь: летит богатырь на орле. С Эльборзом-горой под покровом брони Иль с башней железной его ты сравни. Оставив дружину, вперёд он летит, Секира в руке богатырской блестит. Навстречу, исполнившись жаждой борьбы, ¹⁵²⁰⁰ Тус ринулся яро при звуках трубы. Презрительно Тус восклицает: «Так вот Твой отпрыск, Висе злополучного род! Повержен был мною Эрженг-исполин, Сильнейший из витязей ваших дружин. Ты мстить за него собираешься мне, С секирой примчавшись сюда на коне! Главою иранского шаха клянусь: Без панциря, шлема и палицы Тус Средь поля сейчас на тебя налетит ¹⁵²¹⁰ Злей горного тигра, что жертву когтит. Узнаешь, каков исполина удар, Когда нападу я, неистов и яр!» Тут слово ответное богатыря Послышалось: «Полно, бахвалишься зря! Пускай одного ты беднягу легко Осилил — не мни о себе высоко. Эрженга припомнил! Ему ли со мной Равняться? Я хваткой владею стальной. Воители ваши не знают стыда, ¹⁵²²⁰ Течёт у них в жилах не кровь, а вода! Иль сил недостало у тех воевод, Что в бой вместо них предводитель идёт? Где Гив и Бижен, украшенье дружин, Где славу стяжавший Гудерз-исполин? Возглавлена войска средина тобой — Зачем безрассудно стремишься ты в бой? Мудрец как чужого тебя отметёт, Разумный тебя одержимым сочтёт! Вернись, предводитель, под знамя Каве, ¹⁵²³⁰ Тебе ли сражаться — дружины главе! Найди награждённого шахом бойца, Такого, что княжьего ищет венца; Пусть он в удалой поединок идёт, Искусством искуснейших здесь превзойдёт! Ведь если повержен ты будешь — беда Воителей ваших постигнет тогда. Дружина, оставшись безглавою вдруг, Погибнет иль тяжких натерпится мук. В Иране я после Ростема-бойца ¹⁵²⁴⁰ Не знаю другого, как ты, храбреца. Цари миродержные — предки твои, Один ты выигрывать в силах бои. Правдивому слову внемли моему, В свидетели душу и сердце возьму: Любой из мужей, закалённых войной, Страшится вступить в поединок со мной». Но Тус восклицает: «Прославленный муж! Я вождь, но и мощный воитель к тому ж. Ведь рать и тобой, именитым, горда — ¹⁵²⁵⁰ Зачем же сражаться пришел ты сюда? Коль хочешь совету разумному внять, Коль дружбу мою согласишься принять — С Пираном, главою отважных, вдвоём Предстать поспеши пред иранским царем. Доколе не будет в бою сметена [532] Туранская рать — не утихнет война. Словами моими страшись пренебречь, Чтоб участи горькой себя не обречь! Пусть в бой против нас устремляется тот, ¹⁵²⁶⁰ Кого по заслугам возмездие ждёт; Пролившие кровь, да погибнут они! Ты к голосу разума слух преклони. Мне тот повелел, кем возглавлен Иран: — Не должен в сраженье погибнуть Пиран! Я тем добродетельным мужем любим, Кормильцем, наставником был он моим. С ним в битву не рвись; все усилья к тому Направь, чтоб совету он внял твоему». Туранец на это промолвил в ответ: ¹⁵²⁷⁰ «Царю своему — будь он прав или нет — Во всем повинуется каждый из нас: Священный закон — властелина приказ. Пиран воевать против воли пришёл; Велик он душою и сердцем не зол». Меж тем как воителя Тус убеждал, Гив гневный, лицом пожелтев, как сандал, Примчался, всклубив тёмной тучею прах. «О Тус именитый! — вскричал он в сердцах. — Коварный воитель туранской орды, ¹⁵²⁸⁰ Что гневом пылая покинул ряды, О чем это втайне так долго с тобой Толкует? Когда же начнёте вы бой? Не вздумай искать примирения! Меч Один пусть ведет с неприятелем речь!» Хуман, к удальцу гневный лик обратив, В ответ восклицает сурово: «Эй, Гив, Из витязей-персов злочастнейший перс! Да сгинешь и ты, и отец твой Гудерз! Давно ли в Ладене ты видел меня? [533] ¹⁵²⁹⁰ С индийским булатом вскочив на коня, Разя без пощады в кровавом бою, Гошвадову всю истребил я семью. Как лик Ахримана, твой век омрачён, И в доме твоём — несмолкаемый стон. Пусть буду я Тусом в сраженье убит — Ужели кимвал боевой замолчит? Отмстят за меня Афрасьяб и Пиран — Грозой на иранский обрушатся стан! Но если я Туса повергну сейчас, ¹⁵³⁰⁰ Ирана никто не увидит из вас. Ты здесь пререкаешься с Тусом-вождём — О брате бы лучше лил слёзы дождём!» Тус молвит Хуману: «Кичиться к чему? На поле борьбы горячиться к чему? Морщинами гнева изрезав чело, Сойдёмся! Сразиться нам время пришло». «Что ж, — слышит он, — смерть предназначена всем! Царю и герою, носящему шлем. Коль время угаснуть по воле судьбы — ¹⁵³¹⁰ Не лучше ль погибнуть на поле борьбы От мощной руки удалого бойца, Искусного в битве вождя-храбреца!» Сжав тяжкую палицу мощной рукой, Тут стал нападать то один, то другой. Земля задрожала, и солнечный день Внезапно окутала мрачная тень. Ночь будто нависла над полем, исчез Лик солнца, не видно высоких небес. Бьют, лязгают палицы, сделалось вдруг ¹⁵³²⁰ Железо — что Чача изогнутый лук. [534] Как в бурю, река взволновалась, металл, Казалось, уже в небесах грохотал. От этих ударов и смерть задрожит. Сказал бы: не головы в шлемах — гранит. Огонь высекая, гранит и булат Сшибаются. Вот уж мечами разят Соперники. Сила их столь велика, Что вдребезги оба разбились клинка. Уста пересохли. В поту и пыли, ¹⁵³³⁰ Бойцы к рукопашной борьбе перешли. Но сколько ни гнут, упершись в стремена, Не клонится долу глава ни одна. Вот лопнул Хумана кушак, и с коня Он спрыгнул, его на другого сменя. Тус руку тогда в свой колчан запустил, И лук тетивою тугой оснастил. Посыпался стрел сокрушительный дождь, Их яростно шлёт во все стороны вождь. ¹⁵³⁴⁰ По воздуху носится перьев орла Так много, что солнце окутала мгла. А стрел наконечники на поле том, Как будто алмазы во мраке ночном. Пал, раненный насмерть пернатой стрелой, Хумана-воителя конь удалой. С ним рухнул боец, но поднялся потом, От гибельных стрел прикрываясь щитом. Бойцы верховые туранских дружин. Увидя, что спешен Хуман-исполин, Что поле сраженья покинуто им, ¹⁵³⁵⁰ К нему поспешили с конем боевым. В тузийском седле очутившись, ездок [535] Сжимает индийский булатный клинок. Но тут меченосцы туранских дружин Воителя стали просить, как один: «Довольно, о доблестный! Близится ночь, Сегодня уж больше сражаться невмочь». И внял им Хуман. Вот он в стане своём. Приветствует брата воздетым копьём Пиран. Оглашается кликами стан: ¹⁵³⁶⁰ «Да здравствуешь, доблестный витязь Хуман! Во прах да повергнешь врага своего, [536] Да будет уделом твоим торжество!» Воители просят: «Скажи, не тая, Чем с Тусом окончилась битва твоя? Кто ведает, кроме благого Творца, Как наши тревогой терзались сердца!» И слышен Хумана ответ: «Удальцы, В боях закалённые други-бойцы! Ночь минет — нам день улыбнётся тогда. ¹⁵³⁷⁰ Для нас засияет победы звезда, Великое вас ликование ждёт, Мне счастье ниспослано будет с высот!» А в стане иранском воинственный Тус Не спал до зари, возглашая: «Клянусь, В бою не Хуману сравниться со мной, Лишь тигру под силу сразиться со мной! [537] Надвинулся вечер, в агатовой тьме [538] Рассыпало небо свои шемаме. И стража у каждого встала шатра, ¹⁵³⁸⁰ И конным дозорам не спать до утра.

532

15255—15256 В оригинале:

к"aз ин кине-та зенде ман"aд й"aки

н"aйасуд х"aх"aд сеп"aх "aнд"aки,

т. е.

«пока кто-либо останется в живых от этого мщения,

Не будет никакого покоя войску».

533

15289 Ладен — здесь, по контексту, название места, где не так давно сражались Гудерз с Гивом против Пирана. Лад"aн (ладан) — в нарицательном значении — известное пахучее вещество.

534

15320 Чача изогнутый лук.— О знаменитых луках Чача-Ташкента см. прим. 3580 в томе I.

535

15351 Тузийское седло — в оригинале: зин-е тузи, по-видимому, относительное образование от названия города— туз (тoж), очевидно, славного своими седлами.

536

15361—15362 Бейт переставлен ниже, чем в оригинале.

537

15376 Здесь в тексте Вуллерса стоит заголовок, перенесенный в переводе на два бейта (четыре стиха) ниже.

538

15377—15378 В оригинале:

«Когда высокий небосвод сделал венец [увенчал себе венцом] из черного камня (шебех)

 Разбросал ароматную смесь (шемаме) на лазурь».

Ш"aб"aх () — род драгоценного, черного цвета камня (условно — агат), ш"aмаме — ароматические черные от мускуса «таблетки» в золотой оболочке.

[Второе сражение иранцев с туранцами]

Вот солнце в созвездии Рака взошло, [539] И мир побелел, как румийца чело. У ставок обеих кимвалы гудят, И слышен трубы громозвучной раскат. Стемнело вокруг от знамен боевых — Лиловых, багровых, стальных, голубых. Сверкают в руках булавы и клинки. Готовы уж ринуться в бой седоки. Весь мир от земли до седых облаков, ¹⁵³⁹⁰ Казалось, оделся в железный покров. От пыли, конями вздымаемой, мгла Лик солнца завесой густой облекла. Ржут кони, грохочет огромный кимвал: То небо обрушилось, ты бы сказал! С блестящей секирой глава силачей — Хуман предстает пред дружиной своей И молвит: «Как только помчусь я, крича, Подобного вихрю коня горяча — Пусть каждый, булат с булавою схватив, ¹⁵⁴⁰⁰ Щитом из Китая чело защитив, К поводьям пригнувшись, помчится вперёд! Ни копий, ни стрел не пускайте вы в ход, Лишь сталью мечей и железом булав Разите, как учит могучих устав. И каждый пусть бросит поводья, готов Удары встречать, нападать на врагов». Так молвив, Хуман, исполинов глава, К Пирану понёсся стремительней льва. «О витязь, — воинственный брату сказал, — ¹⁵⁴¹⁰ Открой поскорее заветный подвал. Расстанься с казною богатой своей, Доспехов, оружья бойцам не жалей. Коль наша дружина в бою победит, Нас небо щедротами вознаградит». А в стане иранском Тус храбрую рать Построил — фазаньему оку подстать. [540] Мужи славословьем встречают его, Храбрейшим бойцом величают его: Ведь он победил во вчерашней борьбе, ¹⁵⁴²⁰ Хумана обрёк незавидной судьбе. Гудерзу сказал возглавляющий рать: «На правду глаза нам нельзя закрывать. Коль выведу в поле дружину свою, Нас полчища вражьи осилят в бою. Во прах упадём, умоляя Творца, От зла и гордыни очистив сердца, — Быть может, Всевышний протянет нам длань, Иначе — грозит нам погибелью брань. Обутые в злато с тобой во главе ¹⁵⁴³⁰ Пусть ныне пребудут под стягом Каве. Сегодня спускаться не следует с гор, Вступать нам не время в воинственный спор. Две сотни врагов на бойца одного — Ужели в сраженье нас ждёт торжество?» Ответил Гудерз: «Коль захочет — от нас Несчастье Йездан отвратит в этот час. Не в численном, знай, превосходстве тут суть. В воителей должно надежду вдохнуть! А если погибнуть назначил нам рок — ¹⁵⁴⁴⁰ Поверь, не продлим осторожностью срок. Построй же, как должно, для битвы войска, Пусть душу твою не терзает тоска». Тус войско в порядке повёл боевом. С кимвалом, слонами мужи за вождём Помчались. За гору обоз отошёл, [541] Строй правый Гудерз именитый повёл. На левом крыле повели храбрецов Горгин и Роххам, украшенье бойцов. Грохочет кимвал, трубный слышится стон, ¹⁵⁴⁵⁰ Сказал бы ты, купол небес потрясён. Растерзано сердце вертящихся сфер, Лик солнца от пыли туманен и сер; [542] Такою громадой она поднялась, Что ратное поле сокрыла от глаз. Мечи и шеломы огнями горят, Ты скажешь, — алмазный посыпался град. Не счесть смертоносных булав и клинков В руках у вождей и простых ездоков. Скажи: вся земля из копыт или лат, ¹⁵⁴⁶⁰ А воздух — железо и медь, и булат. Кровь морем простор затопила, мечи Блистают, как факелы, в тёмной ночи. Всех медь оглушила, гремя и трубя, От шума бойцы уж не помнят себя. Гудерзу сказал предводитель тогда: «Удачи моей угасает звезда. Недаром предсказывал мне звездочёт: Сегодня, полночи едва протечёт, Обильнее тучи нагрянувшей, вновь ¹⁵⁴⁷⁰ Прольётся иранских воителей кровь. Страшусь: принесёт нам несчастье война, Победа враждебным войскам суждена». Но Гив и Роххам, Гостехем и Ферхад, Шейдуш и Борзин, и отважный Хоррад Помчались вперёд, возмущенья полны, Безудержной жаждою мщенья полны. Раздался воинственных возгласов гром. Что лютые дивы, во мраке густом Навстречу несётся воителей строй, ¹⁵⁴⁸⁰ Хуман возглавляет их, сходный с горой. Мечи и секиры, и палицы сплошь: Где повод, где стремя — уже не поймёшь. Храбрейших бойцов из обеих дружин Избрали, чтоб биться один на один. С Нехелем сын Гива, герой Горазе, [543] Два витязя мощных, подобных грозе. Роххам с Фершидвердом, отважен любой; С Леххаком Шейдуш бурно ринется в бой. С кипучим Биженом — бесстрашный Гольбад, ¹⁵⁴⁹⁰ Тот — вихрю степей, этот пламени брат. Шидрох против Гива — воинственный вождь, — [544] Прославлены в мире их доблесть и мощь. С Пираном — Гудерз, против Туса — Хуман; Нет места уловкам, отвергнут обман. Хуман возглашает: «На поле войны Не так, как вчера, мы сразиться должны: Сегодня и след их должны мы стереть, Чтоб с нами тягаться не вздумали впредь!» Вот Тус-предводитель выходит вперёд, ¹⁵⁵⁰⁰ С литаврами пешее войско ведёт; Пред конницей встав, у передней черты Построились; копья у них и щиты. «Не двигайтесь, — учит он войско своё, — Пусть каждый поднимет и щит и копьё! Увидим, у них каковы удальцы, Как в битве разят булавою бойцы».

539

15381 Т. е. солнце достигло созвездия «Херченг» (Рака), а это бывает в разгаре лета.

540

15416 В переводе отклонение от буквы оригинала, где, как обычно, проводится сравнение с «глазом петуха» — ч"aшм-е хорус (но, правда, и самца-фазана иранцы именуют петухом).

541

15445 В оригинале: «пешим к горе отошёл вместе с обозом Тус» — как старший, возглавивший центр, имея на правом крыле Гудерза, на левом — Роххама и Горгина.

542

15452 В оригинале: «Весь рот (вариант — вся глотка) солнца был полон прахом» (х"aме кам-е хоршид пор хак буд).

543

15485 Нехель () — туранский богатырь.

544

15491 Шидрох (), — имя не ясно, наиболее вероятное предполагаемое осмысление: «солнцеликий», а написание в оригинале — арабизованное искажение (?). Источники дают варианты произношения: Шитарах, Шейтарах, Шитерах и Ситарах — с неясной этимологией.

[Туранцы колдуют над иранской ратью]

Туранец Базур жил в ту пору, молва Гремела о силе его колдовства. К злым чарам тайком прибегать он привык, ¹⁵⁵¹⁰ Знал Чина язык, пехлевийский язык. И слышит волшебник Пирана приказ: «На гору подняться ты должен сейчас. Колдуй, заклинай, а заклятия цель — Наслать на иранцев мороз и метель». И вот на вершину взошел чародей, И стужа иранских бойцов и вождей Сразила. Напрасно грохочет кимвал — Злой холод воителям руки сковал. Средь снежного ада клич ярый взгремел, ¹⁵⁵²⁰ Посыпался ливень губительных стрел. Туранцам Пиран повелел наступать, И ринулась грозной лавиною рать. Пред ней беззащитны иранцы в бою: У каждого руки примерзли к копью. Тут с яростным воплем, как злой Ахриман, Примчавшись, напал на иранцев Хуман. Казалось, кровавое море текло, Так много иранских бойцов полегло. Повсюду лежат недвижимы они, ¹⁵⁵³⁰ Снег с кровью смешался. Куда ни взгляни — Сугробы и груды поверженных тел. Стал тесен для воинов поля предел. Тут к небу высокому руки с мольбой Простерли иранцы и вождь боевой: «О Ты, вознесённый над знаньем людским! Всё видишь, хоть сам Ты для смертных незрим! Рабы Твои слабые, грешные мы, Взываем к Тебе, неутешные, мы. Над лютою стужей и жарким огнём ¹⁵⁵⁴⁰ Ты властен: смиренно мы помощи ждём! Лишь ты к избавлению знаешь пути, Других избавителей нам не найти!» Тут сведущий некий воитель призвал Роххама, и место ему указал, Где злобный Базур колдовал той порой, Сокрывшись от глаз за крутою горой. И поле сраженья покинув, Роххам Помчался стремительно к тем высотам, Кольчугу свою подвязал и взошёл ¹⁵⁵⁵⁰ На гору. Виновник страданий и зол, Роххама на круче завидев едва, В бой ринулся грозно. Его булава, Из стали китайской, готова крушить. Меч острый Роххам поспешил обнажить И руку отсёк чародею. Тотчас Грозящая смертью метель улеглась, Очистилось небо от гибельных туч. Иранский воитель, удал и могуч, С добычей своею — рукой колдуна, ¹⁵⁵⁶⁰ Спустился в долину, погнал скакуна. Как будто ни вьюг не бывало, ни бурь; Вновь солнце сияет и блещет лазурь. Отцу он поведал о злом колдуне, Что мукам обрёк их в кровавой войне. Взирают иранцы, печали полны: Их кровью затоплено поле войны. Завален широкой равнины предел Телами без глав, головами без тел. Гудерз предводителю Тусу сказал: ¹⁵⁵⁷⁰ «Теперь не нужны ни слоны, ни кимвал. Пусть каждый сразится булатным мечом: Иль будем убиты, иль их перебьём. Что проку от луков, арканов и стрел? День гибели нашей, как видно, приспел!» Ответ был: «О доблестный, видевший свет! Ненастья и вьюги уж более нет. Помог нам Создатель, воспрянула рать, К чему же на гибель себя обрекать! Не должно идти в наступленье теперь: ¹⁵⁵⁸⁰ На нас нападут они сами, поверь. Ты здесь оставайся у войск во главе, [545] С мечом закалённым, под стягом Каве. На правом крыле Гив с Биженом пойдёт, А левое пусть Гостехем поведёт. Пред войском помчатся Роххам и Шейдуш, Еще Горазе, многодоблестный муж. Коль в этом сраженье мне смерть суждена, Дружина с тобою вернуться должна К владыке. Не лучше ль главу мне сложить, ¹⁵⁵⁹⁰ Чем сдаться врагу, обесславленным жить! Влекомый тщетою, о доблестный, сам В тиски сгоряча не кидайся к врагам. Мир полон страданий и бед, оглянись; За блеском все новых побед не гонись. Страданья в грядущем доставят они И веку тебе не прибавят они». Вновь слышен кимвала воинственный зов, Бой гонгов и труб оглушительный рёв. Вновь клики бойцов распалённых звучат, ¹⁵⁶⁰⁰ Бряцают мечи и секиры стучат. От копий и стрел, и булав — темнота, Ты скажешь, смолою земля залита. Голов окровавленных груды кругом И палиц немолчный разносится гром. Мрак чёрный иранцев звезду поглотил, Их в бегство бесславное враг обратил. Лишь Тус и Гудерз, многодоблестный муж, Гив храбрый с Биженом, Роххам и Шейдуш Да горсть окружающих Туса мужей, ¹⁵⁶¹⁰ Героев прославленных, знатных вождей, — [546] По-прежнему бьются, отваги полны. Искатели славы на поле войны Льют кровь неустанно, их гнев не утих, Но войско бежало, покинуло их. Тогда предводителю некий мобед Сказал: «Оглянись, уж воителей нет. В кольце очутившись, от вражьей руки Погибнуть не должен ведущий полки». Тус Гиву отважному молвил тогда: ¹⁵⁶²⁰ «Знать, разум у войска отшибла беда! Воители, с поля трусливо умчась, Врагам на расправу оставили нас. Скачи, да напомни им, гневен, суров, О чести царя, о насмешках врагов». И Гив обратившимся в бегство бойцам [547] На поле вернуться велит. Беглецам [548] Сказал с укоризной дружины глава: «Так вот ваша доблесть в бою какова! Но лик светозарного дня потемнел, ¹⁵⁶³⁰ В крови утопает равнины предел, Для отдыха должно приют отыскать, Коль нам суждено в эту ночь отдыхать. Негоже в степи оставлять мертвецов, Из праха под ними воздвигнем мы кров». Рыдая, стыдом и печалью полны, [549] Иранцы покинули поле войны.

545

15581 Предшествующий бейт оригинала отражён в переводе ниже: стихи 15591—15592.

546

15610 Здесь допущена перестановка стихов.

547

15625 В переводе опущена строка подлинника. Дословный перевод всего бейта:

«Пошел Гив и всё войско вернулось назад

Они увидели равнину и поле, полные убитых».

548

15626—15628 Дословно:

«Военачальник Тус так сказал, обращаясь к старшим (мехт"aран)

Это и есть сила и бой вождей (с"aран)?»

549

15635—15636 Этот бейт в тексте Вуллерса — Нафиси начинает следующую главу.

[Иранцы уходят на гору Хемавен]

Вот месяц над горной вершиной взошёл, Как царь-победитель на гордый престол. Пред войском своим возглашает Пиран: ¹⁵⁶⁴⁰ «Немногих сберёг неприятельский стан! Едва, темноту разгоняя, восход Топазовым морем зальёт небосвод, Мы всех истребим уцелевших врагов, Чтоб сердце себе истерзал Кей-Хосров». Весельем объяты, все двинулись в путь И сели, примчась, у шатров отдохнуть. Робабов и ченгов послышался звон, Туранское войско забыло про сон... А в стане иранском в тот горестный час ¹⁵⁶⁵⁰ Рыдали отцы, над сынами склонясь. Убиты и ранены сотни бойцов, Струится потоками кровь храбрецов. Уж мертвых равнина успела скопить Так много, что негде меж ними ступить. Всю ночь подбирали иранцы своих, На волю судеб оставляя чужих. И тех сожигали, что были мертвы, Живым — налагали повязки и швы. Из рода Гудерза на радость врагам ¹⁵⁶⁶⁰ Немало погибло воителей там. И каждый иранец бедой потрясён, [550] Гудерза звучит раздирающий стон. Усыпал седины воителя прах. Одежды свои раздирая, в слезах, Взывает: «О кто же на старости лет Был жертвою столь сокрушительных бед? Зачем, седовласый, остался я жив, Сынов ненаглядных в земле схоронив? С рожденья — с того злополучного дня — ¹⁵⁶⁷⁰ Никто без кольчуги не видел меня, И рядом со мною кидались в бои Сыны удалые и внуки мои. Немало их в первом сраженье с врагом Погибло: совсем обезлюдел мой дом! Тогда и Бехрам несравненный угас: Сказал бы ты, солнце померкло для нас! Теперь и других я утратил сынов, [551] Прославленных, полных отваги бойцов». При вести печальной и Тус зарыдал, ¹⁵⁶⁸⁰ От горя лицом пожелтев, как сандал. Он тяжко вздыхает, из скорбных очей На грудь проливает кровавый ручей И молвит: «На горе в саду бытия Новзером прославленным выращен я! На свет не родись я — не знал бы в боях Стыда и печали о павших во прах. С тех пор как сражаюсь, я светлого дня Не видел, хоть смерть пощадила меня... Спешите собрать мертвецов дорогих, ¹⁵⁶⁹⁰ Сыщите снесенные головы их, Предайте земле, где молчанье и тлен... И после к соседней горе Хемавен [552] Везите и ратную кладь, и шатры; Становищем станут нам склоны горы. Пошлю донесенье владыке царей, Пусть нам подкрепление шлёт поскорей. Гонца уже раз посылал я, и весть Он, верно, успел властелину отвезть. К нам скоро, быть может, дружины оплот, ¹⁵⁷⁰⁰ Сын Заля — Ростем на подмогу придет». Так молвив, повёл он бойцов и обоз, И горесть о павших с собою унёс.

550

15661—15662 В оригинале бейта (с перестановкой полустиший в переводе) дословно:

«Когда услышал Гудерз — издал громкий крик

Земля от их воплей ("aз банг-е ишан) пришла в содроганье (букв. в кипенье)».

551

15677—15678 Здесь перевод следует варианту Парижского издания, помещенному у Вуллерса в примечании.

552

15692 Гора Хемавен — по контексту несомненно гора в пограничном районе. Сопоставление с реальной горой затруднительно.