Флакон чувств

– Именно поэтому я изначально нанял проститутку, из которой ни капли чувств не вытечет. Да. Разбей ему сердце, беспощадно и коварно. Пускай настрадается, а затем…

Замолчал, специально выдержал паузу, играясь чужими эмоциями. Эбигейл, будто забыв о дыхании, подняла на него голубые глаза. Она знала Флоренса с детства; тогда у него было другое имя. Тогда они, охваченные детской беззаботной любовью, что заранее обречена на гибель, но что иногда во взрослой жизни взметается обгоревшими клочками бумаги, причиняя боль, мечтали о взрослой жизни избалованным, инфантильным разумом, не знающим бремени и рутины. Потом судьба разлучила их по разным городам, однако верность Эбигейл ослепленно хранила… Может, только из-за того, что никто более из подходящих не перегородил ей дорогу?

– А затем?

– Затем я извлеку те потрясения в отдельный флакон.

– И так начнется новый круг?

– Очень сообразительно.

Стеклянный мир спасительных ожиданий вновь разлетелся на осколки. Да и не таким уж и стеклянным он и был, скорее, содержимое ограничивалось одним большим мыльным пузырем, который поднимал наверх мечтателя, вырисовывая яркие живописные дали, сны и все то, что испускает внутри человека горячее дыхание, заставляя того жить, просыпаться вновь с мыслями о той самой крошечной искорке жизни, зародившейся в груди, которая мечтает, страстно мечтает всеми своими атомами раздуться в настоящий пожар среди чернеющей реальности, а затем, в самый неподходящий момент, разом лопается, скидывая на твердую каменную землю всякого, кто осмелился довериться его мнимой мыльной ненадежности.

– Вот адрес, раньше он жил на Делестр-авеню, – Раймс бегло накинул адрес на бумажку в блокноте, вырвал листок и положил его на край стола, передавать что-либо из рук в руки он жутко не любил. – Дом я уже оформил, жить он будет там, в пяти кварталах, если не ошибаюсь, от вас. Значит, на Риджуей-авеню полицейский участок, поможете ему обратиться в полицию, мой человек его оформит. Во вторник утром, понятно?

– Понятно, вымученно выдала она.

– Еще не поздно отказаться от роли, Эбигейл.

С ухмылкой, скрывающей затаившееся в душе коварство, он, подобно коту, наигравшемуся с мышкой, бросал девушку на развилке дорог, каждая из которых сразу же скрывалась за резким поворотом: разглядеть издали поджидающее впереди не удастся. Судьба – она отсекает возможности на любые людские хитрости, глупые и самые гениальные, она безжалостно сжигает молодость, амбиции и все то, что способно воздвигнуть пьедестал под ногами. Ей-то что, она, как бессмертная сущность, и так скучает на самом высоком и красивом троне, о ней думают, рассуждают вслух, ей посвящают стихи, песни и прочее, а люди… Наскучивший за столетия вид мечтательных творцов поднимает к ее горлу комок рвотных масс.

– Все хорошо, за сегодня очень устала, хотелось бы отдохнуть.

– Ну, иди, выспись как следует.

Эбигейл послушно поднялась так, будто кукловод из детского спектакля потянул ее за ниточки, безжизненные руки потащили за собой сумочку, казавшуюся неподъемной оттого, что ее еле держат неуверенно сжавшимися кулачками. Этот опущенный печальный взгляд действовал настолько сильно, что любое, даже самое обледеневшее сердце, прогрелось бы и сжалилось бы, однако Раймса не задевало и оно.

Она бы так и ушла с рюмкой в руках, если бы ее не окликнул мистер Раймс:

– Эбигейл! Рюмку-то верни! – Посмеивался тот.

Девушка торопливо стукнула рюмкой о стол и поспешно удалилась виноватой походкой…

3

– Спасибо за книги, они мне очень понравились, особенно Ремарк, такие громовые чувства… Боже, слышали бы вы, как стучало мое сердце. Как старые огромные колокола! До сих пор, вспоминая, стучит оно так же громко, просто тут шумно, дайте руку!

Он нагло и по-детски наивно окутал пальцами запястье девушки, прижал ее ладонь к груди. Та не сопротивлялась, лишь, замерев, вскинула на мужчину огромные, охваченные страхом и неуверенностью, глаза, в которых читалась чистокровная, нетронутая посторонними нежность. Его сердце взаправду бешено колотилось, настолько громкого стука еще никогда не ощущали эти тоненькие белые пальчики.

Эбигейл поймала то ли завистливый, то ли неодобрительный взгляд медсестры, которая невозмутимо промаршировала мимо с коробкой шприцов в руках. Светлые щечки мгновенно налились краснотой, и Эбигейл, сама не понимала отчего: то ли эта детская раскрепощенность так ее стесняла, то ли виной всему тот взгляд, травящий салатовым-зеленым, ядовитым невинный мир, строящийся на книгах и лишенный всего того, что только может выдать разум обывателя земли, развращенный ненавистью, презрением, завистью, унынием и еще бесконечным эшафотом пороков. Резким и виноватым движением она вырвала руку.

– Да, один из моих любимых авторов, – скромно соврала та, не читая ни одной книги Ремарка. – Вот и подумала поделиться, завидуя вам.

– Почему завидуя?

– Ну, я же хорошо помню весь сюжет, а вы… Впервые с пустой памятью читаете.

– А вы когда-нибудь теряли любимых как там, в романе?

– Я… Я не люблю отвечать на подобное, – тихо, немного обижено, с боязнью отпугнуть мелкую пташку, прошептала та. Один из близких для меня заранее потерян, глупо рвалось из ее груди.

– А я не знаю, ничего не знаю.

– Идемте скорее на улицу, вам не надоело торчать в клинике?

Флоренс и раньше видел свободу улицы из окна, не понимая объема, но такой бесконечно просторной она не представлялась ему. Так, реалистичная картинка из окна. А теперь, попав чудом в эту картинку, он мог пойти в любую сторону света, но куда… Не знал. В памяти не осталось ни единого осколочка, ни одной путеводной звезды, на которую можно было бы положиться, поэтому любая из тропинок, каких существовало бесчисленное множество, сводила соблазном с ума, ставя в тупик, заставляя принять невозможный выбор. А из чего выбирать? Все диковинка, все надо изучать, и на все времени не хватит, даже если поверхностно приглядываться, пробегая мимо…

– Идемте, подыщем вам местечко, где сможете переночевать, а завтра попытаемся разобраться с вашим прошлым жильем.

– Что это за город?

– Ванкувер.

– И здесь я жил до этого?

Она посмотрела на него самым удивленным взглядом, какой только сумела нацепить на лицо. Мужчина с личностью ребенка. Скажи ему, что он президент мира, так он поверит, станет в лицо каждому прохожему о том кричать, но что делать, как управлять страной – знать не будет.

– Скорее всего. Во всяком случае, в этом городе вы познакомились со мной.

– И кто-то знает меня? Кто-то сможет помочь разгадать мою загадку?

– Мы постараемся разыскать их.

Эдмунд вытянул руку, держа паспорт, будто показывал его всем в округе, однако прохожие лишь косо поглядывали на мужчину, ссылаясь на слабоумие.

– Какое сегодня число?

– Десятое июля, год две тысячи семнадцатый.

– Получается, у меня через три дня день рождения?

– Правда? – С притворной радостью взвизгнула та и буквально вырвала паспорт из рук Флоренса, проверяя цифры. – Почему же вы не радуетесь?