Фол последней надежды

В темной раздевалке я снимаю футболку и швыряю на пол. Делать этого не стоило, тут, конечно, не то чтобы офигенно чисто. Смотрю на синюю ткань на белой плитке и пытаюсь понять, почему вообще так разозлился.

Что-то странное творится со мной последнее время. Я получил достаточно рядовую травму, и, если бы она произошла в другое время, я бы расстроился, но не более того. В конце концов, в отличие от Мару, у меня действительно в наличии все четыре мои лапы. Но именно сейчас, перед матчем, который дает мне последний шанс, это видится мне почти катастрофой. И как-то по-особенному раскрывает людей вокруг меня.

Я наконец отмираю, перестаю гипнотизировать футболку на полу. Подниму потом. Беру из шкафчика шампунь, полотенце и иду принимать душ.

Там провожу много времени. По большей части просто стою под струями поды, прикрыв глаза. Атмосфера пустого стадиона чувствуется даже здесь, и сейчас мне это очень нравится. Иногда слышу отголоски шагов или какие-то другие звуки, думаю, что это Геля. Паша вряд ли пошел бы сейчас сюда. Потому прислушиваюсь с особым вниманием.

А когда смываю с головы пену, пахнущую лаймом, наконец признаюсь себе, что Ангелина мне нравится.

Мы знакомы с пеленок, это глупо, конечно. Она всегда была просто сестрой Богдана в широких штанах и бейсболке. Гоняла с нами в футбол, лазила по гаражам. Потом вдруг отстранилась и стала невыносимо высокомерной и язвительной. А сейчас вот. Превратилась в удивительную девушку. Она красивая, искренняя и участливая. Она любит футбол, она меня поддерживает, она, черт, помогает приюту для животных. Есть у нее хоть один изъян?!

Наверное, только тот, что она совсем мной не заинтересована.

От этой мысли я издаю невеселый смешок. Провожу по мокрым волосам ото лба до затылка, подставляю лицо под струи воды. Кажется, скоро жабры отрастут, так долго я тут зависаю.

Заставляю себя выключить воду, обматываю полотенце вокруг бедер и выхожу в раздевалку с некоторым волнением и затаенным предвкушением. Вдруг она сидит тут, как совсем недавно в школе?

Но помещение пустое и темное. Не хотелось бы в этом признаваться, но я разочарован. Переодеваюсь, заталкиваю вещи в рюкзак, даже не складывая. Все равно стирать.

Напоследок оглядываюсь. Пусто, тихо и темно. Но как-то очень спокойно. Как будто мне нужно было оказаться именно здесь.

Выхожу в холл и вижу Ангелину. Она нерешительно поднимается с дивана, держит в руках полотенце. Волосы мокрые и собраны на макушке. Теперь мне легче признаться себе в том, что она правда очень красивая. Одета по-дурацки, но теперь слишком уж очевидно угадываются изгибы фигуры под широкими джинсами. Очень соблазнительно выглядывает из прорехи острая коленка. Когда она разводит руками, свободный укороченный лонгслив приподнимается, чтобы показать мне полоску кожи. Там я взглядом и замираю до тех пор, пока Геля не складывает руки перед собой, показывая мне полотенце.

— Что?

— Громов, ну ты что, оглох? Говорю, не взяла ничего из дома, но очень хотела принять душ. Пришлось тут пошариться и украсть чистое полотенце. Как думаешь, меня посадят?

Подхожу ближе, фокусируясь теперь на ее лице и говорю:

— Нет, конечно. У тебя есть алиби. Я подтвержу, что мы весь вечер провели в шахматном клубе.

Геля смеется, сощурившись:

— Ты играть-то умеешь, Вано?

— А то, — чем ближе я к ней, тем сильнее голос хрипнет, — обставить тебя? Шах и мат.

Она смотрит испуганно, как будто я зверь какой-то агрессивный. Что ее во мне так пугает, понять не могу. Вроде нормально общаемся, а иногда так взглянет, как будто я маньяк в темной подворотне.

Поэтому спрашиваю, воспользовавшись ее молчанием:

— Боишься меня?

Тут же жалею. Потому что глаза Ангелины расширяются, а эмоции в них я прочитать не могу. Правда, что ли, боится?

— С чего ты взял?

— Не знаю, просто иногда смотришь так. Как будто напугана.

Мы стоим близко, а меня так и подмывает сделать еще шаг вперед. Нестерпимо хочется коснуться ее. Все, что могу себе позволить, это качнуть рукой, мазнув костяшками пальцев по ее кисти. Геля вздрагивает. Почему?

— Громов, — она хмыкает, но не так уверенно, как обычно, — это глупо.

— Так что?

— Нет, не боюсь, — сдавленно отвечает Геля.

Она пахнет сладко. Ванилью, как обычно. Наверное, это такой парфюм, но мне даже странно, что она сама его выбрала. Может, подарили?

Понимаю, что поднял руку, только когда сжимаю плечо Ангелины. Разве я это планировал? Она подается чуть ближе, вдыхает через приоткрытые губы. Ведь не уходит, не отодвигается! Может быть, ей тоже приятно? Мне — охренеть как. Голова плывет от того, что Геля касается меня грудью на очередном глубоком вдохе.

И тогда моя совсем уж ослабевшая сила воли окончательно погибает. Я наклоняюсь и целую Гелю в губы.

Мне не терпится, я весь дрожу, потому подгребаю девушку ближе и провожу языком по ее верхней губе. Геля тоже вся как будто вибрирует. Становится мягче, податливее в моих руках. Я вообще ничего не соображаю, хотя очень стараюсь удержаться хотя бы за краешек сознания.

Но, когда она несмело касается своим языком моего и вдруг тихо стонет, мне совсем срывает голову. Ей ведь тоже нравится!

А потом она вдруг отстраняется и говорит едва слышно:

— У тебя есть девушка, Вань.

Глава 30

— Прости, — говорю ошарашенно.

Морок спадает, и в этот момент я вообще не понимаю, чем думал в тот момент, когда целовал Гелю.

Отступаю на шаг назад, чтобы помочь голове окончательно проясниться. Смотрю на Ангелину и вдруг содрогаюсь от истеричного смешка. Глаза Субботиной становятся еще более изумленными, но теперь хотя бы не стеклянными.

— Ты…Ты смеешься? — спрашивает она.

— Прости, — повторяю, но тут же снова срываюсь на смех.

Закрываю глаза ладонью в надежде, что это поможет мне объясниться, но уголки губ неумолимо ползут вверх.

Пытаюсь пояснить:

— Просто ты выглядишь такой удивленной. И не понимаешь, что я шокирован не меньше твоего.

Отнимаю ладонь от глаз и снова смотрю на Гелю. На ее лице так много эмоций, и они так быстро перемешиваются и трансформируются, что понять ее шансов у меня не остается.