Форд Генри: Важнейшая проблема мира. том 2

Целый день я таскался по конторам, где начальни­ками были люди с иудейскими лицами. Большинство из этих людей, как я впоследствии узнал, принадлежали к «Новой Мысли», были христианскими культистами или принадлежали к другим современным церквям и обще­ствам - это было целесообразно для их деловой дея­тельности. Они называли себя христианами, однако метки природы нельзя сменить как одежду.

В крупных театральных районах я обнаруживал тысячи моих собратьев иудеев, которые разбогатели за ночь, вероятно, на популярной песне, которая достав­ляла удовольствие толпе посетителей кабаре, или на смешных персонажах своей же расы на сценах мюзик-холлов. Достаточно большое число среди них были мо­лодыми людьми, сыновьями своих отцов и матерей, выб­рошенных огнем и мечом из их собственной страны.

Отцы и матери оставались дома, благословляя Бога каждый час днем и ночью, что он привел их в такую стра­ну, как эта, в то время как сыновья и дочери были в теат­рах, танцзалах и кабаре, распевая песни в южных шта­тах. В этой толпе людей перемещались и известные актеры, критики, драматурги, многие из них были под псевдонимами просто потому, что их собственные име­на были иудейскими.

Известным за горизонтом, как я писал, был иудей-доктор, занимавшийся лечением туберкулеза. Он мог бы быть известным и почитаемым, если бы он сдерживал себя, но вместо этого он, пользуясь своим коммерческим инстинктом и методами печатной прессы, нажил мно­гих врагов своей расы. Я признаю, что многие неиудеи лечились от туберкулеза, однако один из наших людей распространял слухи о соответствующих компаниях и открытии институтов до того, как правительство даже сообщило о подобном лечении.

Бродя по городу, уставший и утомленный от поиска дружеских иудейских лиц, я оказался вблизи ратуши. Я подошел к молочному киоску и купил за несколько цен­тов самого восхитительного молока, которое я когда-либо пробовал. Грубоватый парень, стоявший рядом со мной, чмокая губами, сказал:

«Довольно хороший товар», - и заметив, возможно, что я иностранец, добавил: «Человек, который про­изводит это молоко, по-настоящему спасает детей, он богатый иудей - да благословит его Бог - у меня самого три ребенка».

Изголодавшийся от того, что не слыхал, как хвалят иудея, я проговорил с этим человеком полчаса, слушая с острым интересом историю одного из представителей моей расы, который израсходовал свои миллионы, де­лая добро людям независимо от их вероучения и сдер­живая себя. Я узнал об усилиях этого иудея по спасению детей дома и голодающих единоверцев в Палестине и почувствовал гордость. Гордость и счастье первый раз в жизни. Я присел в небольшом парке, наблюдая прохо­дящих, пока не задремал и не заснул крепким сном. Мое счастье продолжалось и во сне, поскольку я видел самый прекрасный сон. Во сне передо мной проходил большой парад; это была целая серия плакатов «За добро расы». Процессию возглавляли все известные профессионалы-иудеи со своими настоящими именами и наименовани­ем расы, начертанными на шелковых знаменах золотыми буквами. Затем шли владельцы всех иудейских игор­ных домов, высоко неся сломанные колеса рулетки в дру­гие эмблемы отброшенного и бесчестного «бизнеса».

Следующей по порядку была целая армия иудеев, которые были профессиональными поручителями аре­стованных бродяг, а во главе ее шли два охраняемых по­литика, несущих длинный вымпел со словами: «Отныне мы пойдем на работу». Эти люди выглядели несколько печально, поскольку они двигались, думая о тех легких деньгах, которые они оставляли позади, однако радость множества людей, экзальтированных их великой жерт­вой, несколько сглаживала их агонию ума. Затем следо­вали объединенные иудейские ростовщики, союз тех, кто оказывает помощь в сделках с недвижимостью и с компаниями. Эта часть парада заняла четыре с полови­ной часа, чтобы пройти заданную точку.

Все марширующие сбросили свои дорогие одежды и бриллианты и были скромно одеты. Они также остави­ли и свои автомобили - многие из известных людей в этой колонне несли флаги и знамена, на которых были написаны следующие слова: «Мы не будем лгать отно­сительно стоимости», «Мы не будем устанавливать непо­мерных процентов» и «Мы не будем номинально увели­чивать наш капитал». Эти надписи были встречены со скептическим удивлением, а многие из толпы выкрики­вали: «Мы из Миссури», интересно, что бы это значило?

Затем появился красивый факельный отряд под названием «Союз Иудейских Светляков». Почти все эти люди были наголо острижены и одеты в тюремные одеж­ды, и этот факт принес толпе облегчение. Затем насту­пила та часть процессии, которая показала наибольшую последовательность среди марширующих. Это была многочисленная армия «настойчивых» иудеев. Сотни и тысячи их прошли с выражением перемен на их лицах. О, я чувствовал себя настолько счастливым, словно я чи­тал то, что было написано на их пуговицах, и видел фла­ги, которые они несли. На большинстве вымпелов мож­но было прочесть следующее: «Мы будем сдерживать себя», «Мы будем стоять сзади и сохранять спокойствие», «Мы будем ненавязчивы». Таковы они были, сотни хорошо известных лиц и типов - непристойные люди на пере­днем сиденье, непристойные люди на заднем сиденье, крикуны, невнимательные люди, торговцы и ужасная армия людей, которые собирают толпы и не­посредственно ответственны за антисемитские чувства. Их вереница составляет в длину несколько миль.

Я проснулся от моего счастливого сна от грубого удара иудейского полисмена, который потащил меня в полицейский участок, где меня окружили фиктивные адвокаты, мои братья, которым нужны были деньги, ко­торыми они могли поделиться с другими братьями. Я не мог добиться услуг иудейского поручителя, посколь­ку у меня не было протекции. Иудейский судья назвал меня «бродягой» и бездельником за то, что собирался спать в парке.

«В будущем будьте внимательны», - сказал он, когда меня грубо вытолкали из суда.

Будьте внимательны! Это самый худший совет, ко­торый он мог дать мне, поскольку я был так счастлив, когда я спал и мечтал о том, чтобы мои братья и сестры изменились и стали бы настоящими иудеями во имя своей расы.

Сейчас я рассматриваю унижение полицейского суда как нечто наилучшее, что могло бы случиться со мной, встречу с добрым старым иудейским школьником, который работал в суде переводчиком и которого при­влекло мое появление. Его длительный контакт с чело­веческим несчастьем и его большой опыт работы с ино­странцами, оказавшимися в затруднительном положе­нии в странной стране, позволили ему понять меня.

В тот вечер он пригласил меня в свою бедную ма­ленькую комнатку позади магазина деликатесов в гет­то. После ужина он подошел к входной двери и позвал соседей. Он называл их по именам, и я сказал Каддиш моему отцу, когда они стали вокруг бочек с рассолом.

С тех пор я жил среди иудеев, настоящих иудеев. Я узнал, что под поношенным пальто лотошника может биться золотое сердце и что бедный продавец пуговиц и подтяжек может изучать Талмуд и иметь ум, который является подарком богов.

Уход от бурной, современной и модной жизни север­ного Бродвея, чтобы окунуться в религиозную атмосферу многочисленных школ иудейской литературы на Восточной Стороне, сопровождается резким контрастом в условиях.

Увидеть глубоко изборожденные и покрытые морщинами времени лица благородных старых людей, скло­нившихся над их любимым Талмудом, означает взгля­нуть на другой мир - мир смирения, мира и любви.

В пределах слышимости грохота движения на Брод­вее я стоял, смотря на склоненные тела людей, занятых изучением и молитвами. Когда я смотрел на убогие сте­ны охваченной бедностью комнаты, ускользающей из моего взгляда, и на фигуры, я увидел (умственно) бес­призорные стены Иерусалима или руины Святого 1Ърода - более подходящий фон для фигур раввинов и столь странный для энергичной Америки.