Форд Генри: Важнейшая проблема мира. том 2

б) «Получение расходных денег или наследства облагается налогом с прогрессивной ставкой».

с) «Любая передача личной собственности в денеж­ной или другой форме ценностей...»

д) «Налог на предметы роскоши - последние будут облагаться налогами посредством нанесения марки­ровки».

Богатые должны облагаться налогами пропорционально их богатству: «Налог на бедного чело­века- это зерно революции и это во вред правительству, которое теряет многое в погоне за малым». Однако су­ществуют и другие веские причины для подобного налогообложения богатых:

а) «Помимо этого налог на капиталистов уменьшит рост богатства в частных руках, где мы сосредоточили его в настоящее время в качестве противовеса правительственной мощи неиудеев».

б) «Подобная мера устранит ненависть бедных по отношению к богатым, которые будут считаться финансовой поддержкой правительства и проявлением мира и процветания. Бедные поймут, что богатые играют с деньгами, необходимыми для достижения упомянутых выше целей».

Это было написано по крайней мере еще в 1896 г. Сколь много форм налогообложения стали в точности такими, какими они были обозначены!

Насколько освещающей является также и нижесле­дующая ремарка: «Деньги должны находиться в обра­щении; а препятствование свободному обращению ока­зывает фатальное воздействие на правительственный механизм, который оно смазывает. Загустевание смаз­ки может остановить должное функционирование всей машины. Замена части денег в обороте учетной бумаж­кой стала именно таким препятствием».

Вспомните, как рядом с вами вы слыхали иудейский план о том, что «неиудеи» должны делать бизнес со сво­ими кусочками бумаги, тогда как иудеи надежно удер­живают золотой резерв в своих собственных руках. Если происходит крах, то у неиудеев остаются бумажки, а у иудеев - золото. Если кусочки бумаги функционируют нормально, то в какое-то время мир может принять ре­шение отказаться от золота. Безусловно, система, кото­рая базируется на наличных и, однако, работает с без­наличными, имеет недостатки, которые раскрывают деп­рессия и паника. Вот что указано в Протоколе XXII: «Мы держим в своих руках величайшую силу современности - золото; за два дня мы могли бы выпустить его из наших сокровищниц в любом желаемом количестве».

Иудеи являются экономистами, как частными, так и общественными; они обладают системой для того, что­бы связать «неиудеев», и еще одной, которую они наде­ются ввести, когда глупость «неиудеев» обанкротит мир. Иудеи являются экономистами. Обратите внимание на то, сколько их изучает экономику в государственных университетах. В Протоколе VIII сказано следующее:

«Мы окружим наше правительство целым миром экономистов именно по той причине, что экономичес­кая наука является главным предметом, который изуча­ют иудеи».

Публикация от 23 июля 1921 г.

78. ИУДЕЙ ВИДИТ СВОЙ НАРОД ТАК, КАК ВИДЯТ ЕГО ДРУГИЕ

78. ИУДЕЙ ВИДИТ СВОЙ НАРОД ТАК, КАК ВИДЯТ ЕГО ДРУГИЕ

На этой неделе мы представляем комментарий еще одного иудея о его расе и ради добра по отношению к этой расе. Берт Леви высказал это перед Иудейским Женским Советом и ложами ордена Б'най Б'рит, и это поможет читателям этого материала понять некоторые более до­стоверные, хотя и незначительные, влияния, которые действуют среди американского иудейства. Он откро­венно раскрывает каждый очевидный недостаток, и можно надеяться, что в один прекрасный день с от­кровенным пером он заглянет глубже. Г-н Леви выбрал нижеследующий заголовок:

ВО ИМЯ ДОБРА К ЭТОЙ РАСЕ

Я пришел из далекой страны, молодой иудей с пе­чальными глазами, бледным лицом, поэтически на­строенный, с невысказанной любовью моего народа, горящей в моей груди. От польско-русских родителей в мой характер перешла неопределимая печаль (врожденная, вероятно, от преследований, которым подвергались мой отец и моя мать), которая остави­ла во мне высокую напряженность и чувствитель­ность к антисемитским высказываниям моих одно­классников.

Предаваясь праздным мечтам под влиянием како­го-либо старого брошенного древка или копаясь в заб­рошенных отвалах небольшого шахтерского городка моей юности, я составлял представление о том новом мире, о котором я так часто читал, о той великой стра­не, в которой не существовало никаких предрассудков против моей расы - о Новом Иерусалиме.

Робко прижимая к своей груди некоторые позаим­ствованные американские книги или журналы, я искал тень и предавался мечтам над страницами, содержащи­ми множество иудейских лиц, и с гордостью и благо­дарностью читал о высоких местах, занимаемых пред­ставителями моего народа в музыке, искусстве, литера­туре и на сцене. История этого нового Сиона была на­полнена иудейскими именами и добрыми делами иуде­ев, и желание быть среди великих представителей мое­го народа охватывало меня. Между моим дорогим отцом и мною существовала связь любви, слишком святой, что­бы выразить ее словами, когда я смотрел на его дорогое лицо в последний раз в этом мире и сказал ему печаль­ное «прощай» перед моим отъездом в Новый Иерусалим. Он прижал меня к своей груди и прошептал:

«Не забывай, что ты иудей, и если тебе потребует­ся сочувствие, любовь или помощь, иди к своей расе и покажи свое Арба Канфот». (Согласно Пятой книге Ста­рого Завета, том XXII, стр. 12, иудеи обязаны носить особый орнамент на четырех углах своих жилетов, и этот завет соблюдается до настоящего времени, они носят особый жилет со специальными нашивками с та­ким орнаментом, скрываемыми, как правило, под обычной одеждой.)

Я пронес слова моего отца через океан в моем серд­це и в моей памяти, а его затуманенные слезами глаза и сила объятия его больших любящих рук никогда не по­кидали меня; в действительности иногда это чувство настолько сильно, что мне трудно поверить, что он не рядом со мной и говорит мне, несмотря на многие разо­чарования, что в конце концов иудеи остаются моими братьями и сестрами.

Словами нельзя описать мои чувства, когда передо мной раскрылись красоты Нового Мира. В прекрасном контрасте по отношению к меланхолии моей собствен­ной страны оказались радостные цвета Самоа с его бла­годарной памятью о Роберте Луисе Стивенсоне, под­нявшегося как сказка из глубин Тихого океана, чтобы позволить мне увидеть мою мечту об Америке как о Но­вом Иерусалиме.

О, эти прекрасные дни и прекрасные ночи в этом необъятном голубом пространстве, в котором Бог и Его звезды казались такими близкими, что приходило хоро­шее решение с каждым движением великого двигателя, расположенного далеко внизу. В одну из таких ночей я сидел, слушая, как кто-то играл в музыкальном салоне, и я был внутренне благодарен Создателю за то, что в мире был Пуччини, который дал нам «Богему». И мы были там, за тысячи миль от любого места, расслабив­шись под хорошо освещенным Луной небом, слушая ме­ланхолические мелодии, которые Пуччини создал для Мими. Едва ли слышался какой-либо звук, кроме мягко­го шелеста волн, разбивавшихся о борт корабля, пока не произошло легкое движение палубы вверх в носовой ча­сти, что заинтересовало слушателей. Один из пасса­жиров, выпускник Гарвардского университета, возвра­тившись, заметил: «О, это только какой-то проклятый иудей. Он упал и довольно сильно ушибся».

Это антисемитское высказывание в такую ночь было подобно грязному пятну на прекрасной картине, и, учитывая его источник, я почувствовал глубокую пе­чаль. Поскольку я был еще одним иудеем в первой каю­те, я прошел в помещение, где оказывали помощь пост­радавшему, и увидел, что он добросердечный пожилой человек, который, как я впоследствии узнал, прожил большую жизнь, оказывал благотворительность своим согражданам, мужчинам и женщинам, независимо от их веры. Он возвращался, чтобы провести остаток своих дней в Иерусалиме (его Иерусалим - это не тот Иеру­салим, о котором я мечтал), где он снова мог бы прикос­нуться к любимым камням стены печали.

Что-то было в лице этого старого человека, это «что-то» было и в лице моего отца, моего брата, это «что-то» есть в лице каждого иудея, влекло меня к нему, как влек­ло меня к иудеям всегда, и я проводил многие часы у его постели, собирая интеллектуальные крупицы мудрости, которые он переводил сТалмуда. Яхотел бы, чтобы быв­ший студент Гарвардского университета знал бы, что морщины на лице старого человека являются ни чем иным, но патетическими метками об убийствах его друзей и родственников, которые он видел в родной стране и за которых он молился ежедневно, чтобы изжить эти ужасные воспоминания.