Фрейлина

— Таисия Алексеевна, как вам понравился бал, а иллюминации?

И только услышав прямое обращение к себе, на которое уже нельзя было не ответить, я будто очнулась…

Взглянула на Николая. Опять отметила странность его взгляда — то ли изучающего, то ли скучающего… Незначительного.

И что-то такое… да сам ты муха! Или что-то в этом роде — пыль под ногами? Никогда ею не была и в дальнейшем не собираюсь.

Тихонько кашлянув (пусть тебе легонько икнется, Загорянский!), я ответила очень уверено. И даже достаточно громко:

— Для вчерашней смолянки дебют на придворном балу, это нечто нереальное, Ваше королевское высочество. И Константин Николаевич великолепный танцор, так что «понравилось» немного не то слово. Восторг и очарование — ближе по ощущениям. Но вот только иллюминации потом… Прошу прощения, если вопрос не ко времени, но кто именно их устраивал?

— Шляхтич Дучиньский, если память не изменяет, — ответил Николай, поскольку, спрашивая, я взглянула на него.

— Поляк… он ведь является подданным Российской империи? — уточнила я, решаясь вдруг — сразу, здесь и сразу.

— Безусловно, — подтвердил Николай с улыбкой.

— Он ученый… у него какая-то ученая степень?

— Не слышал о такой.

— Тогда получается… способ добычи эфира из окружающего пространства должен быть довольно прост. Может это только на первый взгляд… но вряд ли купол Гербового и церковного корпус-сов… — сообразила я, что применяю современные тому времени названия. Но никто этому не удивился и не переспросил, так что я продолжила:

— Да… явно же они не строились с учетом подобного использования. Значит, приспособить любую возвышенность как собиратель, должно быть не так и сложно. Я долго думала… на обоих вершинах присутствуют металл и позолота. На крыше Царицына павильона золота нет… значит, наличие его необязательно. Это делает возможности еще более реальными… — выдохнула я и попросила:

— Позвольте пожалуйста лист бумаги и карандаш.

Николай сощурил глаза и кивнул кому-то.

— Возможно, перо? — уточнил этот кто-то из-за моей спины.

— Карандаш быстрее и проще, — спешила я оформить мысль, — то, что эфир используется исключительно для устройства зрелищ, является огромным упущением, вам не кажется? Если все так… относительно просто, то таким образом можно освещать не только парки для увеселений, но и помещения внутри любых построек, и даже улицы. Расходы на свечи, особенно зимой, колоссальны. Да и качество освещения улучшится, если световой шар будет не цветным, как при иллюминациях, а… чуть желтоватого, к примеру, цвета — привычного и удобного для глаза. И большего размера, чем шкалик. Хотя на люстрах… — подняла я взгляд на роскошную фарфоровую люстру, — возможны огоньки даже меньше шкаликов.

— Сумбурно… — начал император.

— Да. Постите, я волнуюсь — не готовилась. Но до слез просто обидно, что мы упускаем такие возможности — энергия эфира неисчерпаема и бесплатна. Это миллионы рублей экономии, это… миллионы возможностей для ее использования! И освещение только одна из них.

— Ваши бумага и карандаш, — подали мне из-за плеча жесткую подкладку с требуемыми предметами на ней.

— О! Еще и транспарант… благодарю за заботу, но он не нужен — я буду рисовать, — отдала я «зебру» и стала быстро чертить, положив подложку на колени: — Сейчас, буквально минуту… Мы уже строим железную дорогу, где паров… ая телега движется при помощи сжигаемого угля. За счет подачи водяного пара под давлением в паровую машину и движения поршня. Это общеизвестно… я просто проявила любопытство. А теперь, Ваше императорское величество… взгляните, — подала я бумагу царю.

— И что это значит? — всматривался он в рисунок.

— Самодвижущаяся повозка, но только для города. Это просто еще одна из возможностей, маленький пример… Рельсы, крытая повозка для пассажиров, водитель, чтобы делать остановки в необходимых, заранее назначенных местах… Движителем такой повозки тоже способен стать эфир, — стояли у меня перед глазами снимки трамваев конца XIX-начала XX века — без электрических проводов вдоль путей и рогатки на крыше для подключения к ним.

Этим снимкам так и нет объяснения. Официально они или замалчиваются, или объясняются ретушью — мол провода заретушированы. Но таких снимков десятки, они из разных стран. И все их ретушировали, чтобы скрыть провода? А зачем? Тогда, скорее, должно быть наоборот…

— А у вас, вероятно, уже и схема такого движителя имеется, Таисия Алексеевна? — нейтрально поинтересовался Николай.

— Ну что вы, Ваше императорское величество. Нет, конечно, для этого я недостаточно образована — не предметно. Но ведь должны быть в том же Петербургском университете механические и физические лаборатории, где проводятся практические занятия, исследования, знакомство с методами работы приборов? Неужели… нет? — тухла я под однозначным взглядом императора.

— Как же так? — протянула расстроено, — ну… может оно и к лучшему — тогда пускай работает профессура. Дучиньский даст практический навык, они подведут его под научное объяснение, найдут сферы применения… Что — нереально, совсем? — уже шептала я в полной тишине.

— Позволите? — отозвался вдруг Фредерик, — вряд ли этот Дучиньский согласится делиться знаниями, которые несут ему постоянный доход.

Он нервничал, действительно нервничал — я видела это. Переживал за меня, себя?.. И постарался так закрыть тему?

Но у меня всего семь дней. Сейчас совершенно определенно — их только семь!

— Ммм… возможно вы и знаете это, Фредерик Людвигович — в России раньше было такое понятие «слово и дело». Такой клич. Применив его, желающий допускался к царю, чтобы поделиться чем-то сверхважным — для державы, его безопасности… не суть. А если новость оказывалась недостаточно важной, мог и лишиться головы за это. Так вот… я говорю сейчас — «слово и дело»! Такие знания не могут принадлежать кому-то одному… извлекающему из них прибыть лично для себя. Они слишком важны для всего государства. А поскольку этот поляк российский подданный… Кто, простите, Фредерик, станет спрашивать его желания или нежелания делиться знаниями государственной важности и значения? Люди жизни кладут на алтарь державы, пусть кладет и он свой алтын… В конце концов, начать можно с курсов, на которых он станет преподавать азы обращения с эфиром — пока без подведения научной базы. Плата, как учителю, может стать гораздо выше той, что он получил бы за иллюминации.

— Позволите, Ваше императорское величество? А теперь здесь и сейчас — чьи мысли вы сейчас озвучили… Таисия Алексеевна? По чьему наущению? — жесткий вопрос незнакомого мужчины в мундире заставил меня удивленно распахнуть глаза.

— Знания? — всерьез удивилась я, — повторюсь — я недостаточно образована, чтобы говорить о знаниях в области физики или механики. У меня одни только соображения. А то, что привело к ним, находится в общем доступе. Было бы только желание — знать.

— Однако же… — продолжил тот.

— Александр Христофорович, дорогой наш… — раздался вдруг зычный и властный женский голос, — Таисия Шонурова является участницей «Женского Императорского патриотического общества». Но с вашей работой и неудивительно… удивляться хорошему в людях.

— Хотите сказать — в ваших кулуарах обсуждаются вопросы, подобные этому? Я считал максимально возможным для них — обсудить размер частиц щипаной корпии, — вежливо съязвил мужчина.

— Дело сейчас не совсем в этом… фрейлина Шонурова забыла, что «слово и дело» вещь доверительная и доводить ее до государя необходимо в обстановке сугубо конфиденциальной, — продолжила Нессельроде.

— Ваше сиятельство, если вы имеете в виду присутствие здесь членов правящего Дома Вюртемберга… — начала я.

— Ничего личного, прошу прощения, — коротко кивнула дама в сторону немцев, — но это подразумевается.

— Весьма и весьма… недальновидно с вашей стороны, Мария Дмитриевна, — поправил очки щуплый мужчина напротив нее.

— Отчего же? — удивилась она, — впрочем…

— Дайте сказать фрейлине Шонуровой, — потребовал Николай и уже мне: — Продолжайте.

Я послушно кивнула, обведя взглядом немцев. Чего доброго — обиженных и даже оскорбленных. Вот чего не хотелось бы категорически!