Фривольная поэзия

Из цикла «Большая медведица»

Мне снишься ты,

мне снится наслажденье…

Баратынский

3 Глаза распахнуты, и стиснут рот. И хочется мне крикнуть грубо: О, бестолковая! Наоборот, — Закрой, закрой глаза, открой мне губы! Вот так, мучительница… Наконец!.. Не будем торопиться всуе. Пускай спешит неопытный юнец, — Люблю я пятилетку в поцелуе!

Александр Тиняков (Одинокий)

Из цикла «Песенки о Беккине»

Песенка 1-я. Вечерняя

Весел вечер за бутылкой Искрометного вина, Полон я любовью пылкой, А Беккина уж пьяна! К черту узы узких юбок, Сладок тела зрелый плод! Из бутона алых губок, Как пчела, сосу я мед. Смех Беккины все счастливей, Поцелуи горячей, И движенья торопливей, И дыханье тяжелей…

Песенка 2-я. Предрассветная

Стекла окон побелели, Пред Мадонною лампадка Гаснет, выгорев до дна. Разметавшись на постели, Спит моя Беккина сладко, Зноем ласк утомлена. Мне ж не дремлется, не спится; Впился в сердце жгучим жалом Неутомный Купидон. И чтоб больше не томиться, Я – к устам припавши алым, Прерываю милой сон!

В амбаре

Под нами золотые зерна, В углах мышей смиренный писк, А в наших душах непокорно Возносит похоть жгучий диск. Нам близок ад и близко небо, Восторг наш плещет за предел, И дерзко вдавлен в груды хлеба Единый слиток наших тел!

«Без конца лобзанья, вихрь объятий бурных…»

Только утро любви хорошо.

Надсон

Без конца лобзанья, вихрь объятий бурных, Аромат кос влажных, блеск очей лазурных, Шепот, полный тайны, робкий и неясный, Скрип кровати легкий, тихий, сладострастный. Косы распустились, и глаза блестят, Грудь волною ходит, сброшен прочь наряд, И бесстыдно топчет Страсть его ногой, А Любовь уходит робкою стопой.

Сны страсти

Посв. Ф. А. Павловой

Разжал я ей алые губы Своим поцелуем палящим И жестом внезапным и грубым Обнял ее круглые плечи… Погасли смущенные свечи, — Одни мы в потоке кипящем! Вспыхнули молнии страсти, Белое тело сверкнуло, В пьяной, томительной власти, В бездне немых содроганий Все потонуло! Бешенство груди несытой, Бедер дрожащих извивы, Хмель, в поцелуях разлитый, Искры безумных желаний, — Шепот стыдливый! Но голос Дьявола не дремлет, Твердит о смене наслаждений, И пьяный мозг уже не внемлет Тому, что робко ропщет стыд, И мрачным пламенем горит Заря отверженных сплетений. И там, где кричали орлы, Протянулись ползучие, цепкие змеи, Изогнувши свои сладострастные шеи, И в холодные кольца зажали Лебедей, опьяненных развратом… …………………………….. В бездне царственной мглы Смехи Дьявола вдруг зазвучали Громовым, тяжкомлатным раскатом!

Из юношеских признаний

1

Я люблю отцветающих дам, Отдающихся власти Порока; Их альковы – единственный храм, Где молюсь и люблю я глубоко. В тихой мгле полуспущенных штор, Неотступным желаньем волнуем, Я гашу распылавшийся взор Своим юным – как май – поцелуем. И ответ увядающих губ — Словно жгучего ветра касанье! …И сомлевшее тело – как труп — Застывает в порочном дрожаньи. ……………………………. За любовь отцветающих дам И за их похотливые ласки Я весеннюю свежесть отдам, И мечты, и безгрешные сказки!

2

Все ближе шум весенних юбок, Все жгучей вздохи ветерков, И вновь моих молчаний кубок Наполнен страстью до краев. Свершает яркую обедню С грехом играющая кровь, Душа хмельна, и все победней Поет воскресшая Любовь. За каждой женскою фигурой Стремится мой бесстыдный взор, И канул в прошлое мой хмурый, Бессильем сотканный позор. Опять в задвинутом алькове Всю ночь – до зорь рассветных вплоть — Я славлю буйство жаркой крови И страстью зыблемую плоть!

Трюмо

Одежды с плеч своих срывая, Как ненавистное ярмо, Ты любишь перед сном, нагая, Глядеть в глубокое трюмо. По сладкомлеющим коленям Губами жадными скользя, Не внемлю я стыдливым пеням, Не внемлю тихому «нельзя!». И отражает без желаний Глубь чудодейного стекла И ветви мертвые латаний, И наши страстные тела. И я как будто бы взволнован, Но там, в душевной глубине, Я льдом безжизненным окован И сердце Зеркала – во мне!

Девушка весной

Он идет со мной, насвистывая… В сердце сладостная жуть, Давит кофточка батистовая Замирающую грудь. Небо вешнее – лазоревое, Крылья бабочек блестят, И – желанья подзадоривая — Льют цветы свой аромат. Тяжелеют груди млеющие, В жилах сладкий сок разлит, И уносят ветры веющие Из хмельного тела стыд!

Скромной женщине

Ты долго сдерживала страсть И в одиночестве горела, Но я помог тебе упасть И взял измученное тело. И помню, как в шестой этаж Ко мне ты робко позвонила, Я помню первый вечер наш, Когда ты лампу потушила. Я помню шепот твой: «Забудь! Ах! не целуй! Пусти! Не надо!» Но ходуном ходила грудь И ласкам тело было радо. Я помню, как ты без огня Свое застегивала платье И как сердилась на меня За поцелуй и за объятье. Я помню твой смущенный шаг, Когда я вел тебя из дома, Я помню, как в твоих глазах Цвела блаженная истома! Когда же я спросил: «Придешь?» — Ты головою покачала, И вдруг, скрывая страсть и дрожь, «Приду!» – потупясь, прошептала.

Владислав Ходасевич

Бегство

Да, я бежал, как трус, к порогу Хлои стройной, Внимая брань друзей и персов дикий вой, И все-таки горжусь: я, воин недостойный, Всех превзошел завидной быстротой. Счастливец! я сложил у двери потаенной Доспехи тяжкие: копье, и щит, и меч. У ложа сонного, разнеженный, влюбленный, Хламиду грубую бросаю с узких плеч. Вот счастье: пить вино с подругой темноокой И ночью, пробудясь, увидеть над собой Глаза звериные с туманной поволокой, Ревнивый слышать зов: ты мой? ужели мой? И целый день потом с улыбкой простодушной За Хлоей маленькой бродить по площадям, Внимая шепоту: ты милый, ты послушный, Приди еще – я все тебе отдам!