Фронтир
Шрифт:
«Ничего. Лазарет, подпитка истощённых нейронов, адсорбция наведённых биополей, санация выгоревшей следовой начинки, пересадка нескольких сегментов внешней памяти… медицина лечит всё, кроме смерти, а уж этого мы не допустим».
Девушка-пилот выглядит гораздо хуже — синяя кожа, ввалившиеся глаза над едва колышущейся маской искусственной вентиляции лёгких. Трепещущий у обнажённой левой груди аппарат стимуляции биотоков — у неё трижды останавливалось сердце, но ни на единый миг не прекратилось движение «Эмпириала». Будь у него хоть пара секунд, возможность хоть немного ослабить контроль над крылом — он хотя бы попытался остановить кровь, что струилась у неё из раны у виска. Кажется, это она сама себя, конвульсии, к счастью, хотя бы бортовые инерционные гасители выдержали бой с честью, если бы
Когда только Ковальский сумел выкроить мгновение и всё-таки погасить её треклятые имплантаты.
Пилот в тот момент начала судорожно дёргаться, заваливаясь набок… атака добралась и до неё.
«Эмпириал», отзовись!»
Это было плохо. Паралич нижней половины тела, подробности базовая диагностика выдать не могла. Полгода в треклятом «саркофаге». Хотя, может, и обойдётся, Элементалы лучше других подготовлены к такого рода нервным перегрузкам, многократное резервирование, выжечь им моторные тракты не так-то просто.
Ковальский поёжился. Было неудобно сидеть вот так, рядом с её воплощённой беззащитностью. Он не смог справиться с собой. Там, в азарте боя за живучесть корабля-прим, он стал, как… как другие Вечные. Использовал всех, кого мог, до кого дотянулся, не считаясь с ценой. Ковальский с трудом поднялся, перебираясь от неё подальше, на другую половину тесной кабины. Эта маленькая девичья грудь, розовый сосок, выглядывающий из прорехи в разорванном до пояса лётном костюме… он не мог это всё видеть.
«Эмпириал», отзовись!»
И тут всё-таки случилось чудо.
«Эмпириал» слушает… полноценный контакт не возможен, у нас временные трудности с вычислительными мощностями. Флот поддержки преследует остатки сил врага. Экипаж на боевом дежурстве.
Звонок сработавшего причального замка вывел Ковальского из транса.
Девушка что-то невнятно пробормотала, не открывая глаз, запекшиеся губы шевельнулись и замерли. Пусть так и остаётся.
Последнее покачивающее движение их скорлупки, и Ковальский осторожно поднялся. Тело юного пилота было лёгким, почти невесомым. Он осторожно подхватил её под колени и направился к выходу в шлюз. Уже внутри пассажирского дока их ждали. Четверо Элементалов. Их глаза выражали что-то… что-то непонятное. Кажется, он временно разучился их понимать. Ничего, так уже бывало. На этот раз, он знает, Кандидату понадобится для реинкарнации куда меньше времени. Часы, спасибо, что не минуты.
Ковальский успел заметить, что у двоих из них тоже сочилась кровь из разбитых бровей и скул, сочилась, никак не желая сворачиваться, так что их лётная форма, не спеша, покрывалась бурыми потёками. В остальном же они выглядели достаточно неплохо. Значит, с ней тоже ничего не должно…
Во всё том же молчании пилоты удалились, забрав избитое тело с собой.
Ковальский же вернулся в кабину.
Нужно вытащить ребят из подвески пилотажного ложемента.
Спасательный флот Совета приближался к едва различимому на фоне облака миллионов беспрестанно сталкивающихся осколков «Эмпириалу». Восемь белоснежных лайнеров класса «Терран Соол», не теряя строя, погасили скорость и вышли на дистанцию касания с грациозной небрежностью, достойной зависти любого, кто хоть раз имел дело с пилотированием космических судов подобного тоннажа. На палубах внешнего обзора уже можно было беспрепятственно удостовериться в их принадлежности по гладким, сюрреалистически прекрасным обводам кораблей. Это был отчет человечества архаичной красоты обводам дарёных «Лебедей». Космос разом расцвёл россыпью огней, стремительно заполнившей поля сканеров. Ремонтные шлюпки принялись за работу. Флот Совета действовал, не теряя ни секунды, с чёткостью автомата и решительностью уверенного в своих талантах виртуоза.
Стоит ли задумываться, почему этой встрече было суждено осуществиться именно здесь. Вокруг царит разумный хаос живых огней, они терпеливо лечат, восстанавливают то, что ты так добросовестно порушил. Был ли правилен твой выбор, не стоило ли просто подождать настоящих Избранных, а не пытаться исправить то, что не ты испортил? Не гробить
жизни, не пускать вразнос технику, а просто подождать?До чего же странно, этим океаном движения, кружащимся в загадочном танце, движет воля всего трёх… человек? Или всё-таки нет? Ты не можешь сосредоточиться, перед твоим мысленным взором попеременно вспыхивают образы… море огней, кружащееся почти в таком же, но смертельном танце, когда сотни и тысячи тёплых точек мерцают и гаснут одна за другой… когда льётся во все стороны Песня, от которой содрогаются самые глубины пространства.
Тогда звучал лишь один голос.
Но вот только — был ли он твоим, или то странное наваждение чужих воспоминаний, былое, бывшее, замершее и уставшее…
Пускай — твой. Ты же не боишься принять всю ответственность на себя, правда?
Тогда, зная это, почему ты чувствуешь странное ощущение одиночества, когда видишь, как огоньки ремонтных шлюпок гаснут один за другим, поглощаемые контурами обводов Флота Совета, как прорастают сквозь броню силовые конструкции, объявшие почти неповреждённые борта корабля-прим. Рёбра гигантского додекаэдра чужих энергетических потоков погребли в себе «Эмпириал», тусклый небесно-голубой свет заливает всё вокруг, стекая с крыльев горделивых лайнеров Совета. Почему-то эта картина казалась тебе в тот момент личным поражением. Доказательством чего-то глубинного, лежащего до того под спудом… это вызывало в тебе чувство беспомощности перед ними. Ты им не ровня. Всё ещё не.
Но когда вновь вздрогнуло пространство, подставляя своё нутро воле Избранных, ты вновь обо всём забыл.
Реал-капитан Планетарного корпуса в отставке Исорий Спанкмайер Птесс иль Имайн вёл челнок с небрежностью человека, налетавшего за последние годы на разного класса малотоннажниках не одну сотню миллиардов километров. Школа, конечно, у него была не та, некогда он был привычен скорее к тяжёлым планетарным штурмовикам типа старых добрых «Ксерксов», но тут, на Ню-Файри, обычно довольствовались куда более скромными машинами. При таких расстояниях от метрополии статус Действительной колонии, что ни говори, мог бы сильно помочь в деле более достойного оснащения суборбитальной группировки, а так — челнок оставался легонькой игрушкой под управлением его ловких и сильных пальцев, мысли же витали и вовсе далеко.
Ему здесь безумно нравилось, не зря он с ребятами в своё время при первом же случае подал рапорт на перевод в только формирующийся штаб местного ПКО. Ни очевидное понижение в статусе (его манипулу в то же время в Адмиралтействе предлагали вакантное место в командной цепочке Второго Сектора родного Легиона), ни сам факт ухода из боевых частей, всего в паре сотен парсек отсюда продолжавших сражаться с врагом, ничто уже не могло заглушить в нём ощущение причастности к Истории с большой буквы, почти забытое с годами ощущение безудержного, детского восторга от покорения чего-то, никому до тебя не доступного.
Это чувство возникало в нём при каждом мимолётном взгляде, брошенном на россыпь огней внизу, на снующие по необозримым просторам окружающего пространства тени, на сам масштаб этой планеты, которую когда-нибудь, они все надеялись, можно будет полноправно назвать обитаемым миром.
Ню-Файри. Эта планета стала их новым домом, домом странным, опасным, порой совершенно жутким, но вместе с тем отчаянно притягательным. А Северный Легион… После того, как погиб Капитан Алохаи, а Капитан Ковальский исчез неизвестно куда, так и не проявившись ни в одном из штабных списков Корпуса, а в особенности после того, как из всего манипула Ирен каким-то чудом осталась она одна…
Тот долгий, очень долгий их разговор закончился плохо. «Я не могу с собой ничего поделать. Во мне одна пустота, и пустота эта ранит не одну меня. Прощай и будь счастлив». Так он остался в одиночестве. И первым подал ребятам идею оставить ставший теперь чужим Северный Легион. После того, как под сводами зелёных небес прозвучала та Песня глубин, старых бойцов рядом с ними оставалось так мало.
И вот теперь, после стольких лет новой жизни, прошедших в бесплодных попытках забыть прошлую, ему предстояло забрать с орбиты человека, которого он уж не думал увидеть в живых.