Фрося
Шрифт:
– Запомни всё, что я тебе здесь сейчас сказал и в твоих интересах никому об этом не
рассказывать, затаись девочка, у тебя трое деток. Я не хочу, что бы тебя выслали куда-
нибудь в Сибирь или в Среднюю Азию, как пособницу предателю, а таким на данный
момент считается твой Алесь.
А ещё, ты проживаешь в доме его дяди, который к тому ещё и представитель
религиозного культа.
Фрося прямо посмотрела в глаза своему доброжелателю, слёзы на её щеках высохли, и
сказала тихо:
– Спасибо вам за всё,
последовать большинству ваших советов, но я не могу сейчас бросить Вальдемара, он
стар, болен и скорей всего его дни сочтены.
Но в будущем я обязательно затаюсь, ради детей я готова поступиться даже своей
гордостью, а может быть уеду всё-таки опять в деревню.
Но не в чём я не уверенна, ведь старшим детям скоро в школу, а в деревне школы нет и им
придётся добираться на учёбу за много километров, я всё обдумаю, обещаю...
И, всё же, разыщите мне, пожалуйста, Алеся...
–
Начальник НКВД поставил стул на место, уселся в своё кресло, улыбнулся ей впервые
широкой улыбкой и кивнул ей в сторону двери, и, когда она почти дошла до неё, вдруг
сказал:
– Такой дочерью я бы гордился...
глава 29
Фрося вернулась домой после визита и разговора в органах задумчивая и посерьёзневшая.
Не плакала и не металась. Посидела какое-то время в уединении, собралась с духом, и
пошла к Вальдемару.
Постаревший и осунувшийся ксёндз сидел на привычном уже месте, на кухне возле окна,
и смотрел или так казалось, наружу, и о чём-то думал о своём.
Он вскинул на Фросю глаза и тёплая улыбка коснулась его губ.
К этому времени он уже не мог выстоять всю службу в костёле и по воскресеньям читать
проповедь приезжал молодой ксёндз из Вильнюса.
Да, и верующих в костёле становилось всё меньше и меньше.
Приходили на службу в основном женщины и старики.
Запрещено стало проводить различные обряды и только тайно иногда совершались
крещения и венчания, и старый ксёндз очень переживал, но боялся выступать против
властей.
Немного посидели молча и наконец Фрося всё же прервала молчание, поведала ксёндзу о
своём визите в органы, и опуская некоторые моменты, рассказала о сути беседы с
симпатичным капитаном, и обещании того попытаться что-то выяснить о судьбе Алеся.
Она пыталась многое скрыть из того, о чём её предупредил НКВДист.
Не хотелось вдаваться в неприятные подробности.
Старик покачал головой и заговорил:
– Доченька, ты славная девочка и я много думал о твоей дальнейшей судьбе.
Трудно сказать, сколько мне ещё отпущено богом, но скорей всего немного, но на всё его
воля.
Не перебивай меня и слушай, это очень важно для тебя и твоих детей.
В моём кресле
в левом подлокотнике есть тайник, я научу тебя им пользоваться, этокресло заберёшь с собой, там хранится золото, что передал мне на хранение Алесь, а
также десяток русских золотых червонцев и тем, и другим ты воспользуешься по мере
необходимости.
Но будь осторожна, полно вокруг злого люда, поэтому, когда появится нужда в нём, не
иди менять к цыганам или к другим барыгам, а найди менялу-еврея, такие были, есть и
будут, но только не здесь, поезжай или в Вильнюс или в Гродно, там пойди в синагогу и
кто-нибудь подскажет тебе нужного человека.
Они тоже конечно обсчитают, но не ограбят.
Я не хочу в тебе убивать надежду на возвращение Алеся,
Но я его точно не дождусь и ты не тешь понапрасну надежды, особенно я это понял после
твоего рассказа о посещение НКВД.
Если даже когда-нибудь он вернётся, то, ещё неизвестно в каком физическом и
моральном состоянии, посмотри хотя бы на Степана.
Ты скрываешь, но тебя явно предупредили, что оставаться со мной опасно и не отрицай,
оно и так понятно, я же вижу какое гонение властей на веру, и верующих.
После моей смерти этот дом отойдёт костёлу или властям и ты не сможешь тут
оставаться, поэтому тебе надо серьёзно подумать о будущем.
Если тебя интересует мнение старого человека, то на твоём месте, я бы принял
предложение Степана, как-никак у него добротный дом, можно опять наладить хозяйство,
у детей будет определённый статус и возможно ты поможешь, в принципе, хорошему
человеку вновь обрести себя, а так он сопьётся и скоро сгинет.
А с тобой он возьмётся за ум, начнёт работать и пути господни неисповедимы...
Ты, имеешь на него большое влияние, ты поможешь ему, а он поможет тебе поднять
деток.
Не спорь со мной, а подумай, я тебя не неволю и не тороплю, но повторяю, дни мои
сочтены...
–
Фрося взяла в свои руки вялые руки старика и покрыла поцелуями и сквозь слёзы
заговорила:
– Я благодарна богу, что он даровал мне встречу с такими хорошими людьми, вначале с
Алесем, а теперь с вами.
Но он почему-то вас быстро и отбирает, посылая мне испытания и муки.
До последнего вздоха, я не покину вас и об ином не может быть речи, а о дальнейшем я
подумаю потом.
Может быть и прислушаюсь к вашему совету, он полностью совпадает с тем, что мне
говорил и начальник из органов, но не лежит у меня сердце к Степану, и в свою деревню
больше возвращаться не хочу, не могу я там находиться без Алеся, да и детям там будет
плохо.
Не торопите меня, пусть пока всё идёт своим чередом, в конце концов, есть золото, о
котором вы мне рассказали, а за него, по крайней мере, можно, наверно купить домик, а
работы я не боюсь и не дам пропасть нам с детьми...