Фундаментальные основы права. Компаративистика в юриспруденции.

Почти то же замечание сделал и Ф. Шталь: «Грубый абсолютизм государства над личностью произошел от бессодержательности социальных отношений, из которых исходил Гоббс; лишив человека всяких нравственных идей, он должен был строить государство на основании чистой человеческой воли» [35] .

Б. Спиноза. Хотя в философском отношении более строго выведена, но в сущности столь же слаба попытка Спинозы обосновать идею права на опытном понятии силы.

35

Stahl F. Die Philosophic der Rechts. 1845. Bd 1. S. 179.

Спиноза отождествляет идею естественного права с понятием естественной силы: «Естественное право простирается столь же далеко, как и естественная сила самого Бога, имеющего высочайшее право на все» [36] . Под именем естественного права Спиноза понимает лишь правила, данные природой каждого существа, в силу которых каждое существо назначено определенным образом быть и действовать; так, рыба природой назначена плавать и большая поглощать меньшую. «Каждое существо имеет высочайшее право так быть и действовать, как оно природой назначено». В этом философском объяснении понятия силы заключается главная доказательность положений Спинозы, как объяснил его положение Раумер: «С высшей точки зрения, всякая мощь нравственна и всякая нравственность имеет мощь, причем они в идее Божества вытекают не одна из другой, но совпадают вместе» [37] .

36

Spinoza B. Tractat teolog-politik. Cap. XVI. P. 208.

37

Рау мер. Uber die geschichte Entwicklung der Berg von Rechts. S. 47.

Если бы идея Бога и понятие силы, могущества совпадали, выражая одно и то же, тогда, несомненно, недостаток нравственно-правового элемента в понятии силы возмещался бы в идее Божества, в ней присутствующей. Но в понятии силы, взятой в самой себе, для нашего понимания не заключается ничего божественного. Еще Пуфендорф заметил, что в вышеназванных положениях Спиноза под именем природы понимает Божество, то есть силу и разум вместе, то можно согласиться с ним, что Бог имеет право на все. Однако если он понимает только обобщение творений (материи), то мысль ложна, потому что понятие права может быть применимо лишь к существам разумным [38] . В самой системе Спинозы Божество есть не только мощь, но и разум. Таким образом божественное может быть лишь там, где оба эти атрибута Божества – сила и разум в смысле силы, управляемой разумом, а тогда разум, становясь верховным принципом, снова приходит к своим идеям как в необходимых точках его отправления.

38

Spinoza B. Le droit de la nature et des gens. Trad. Barbeirac, 1706. Lib. II, chap. II.

В понятии силы, взятой в самой себе, еще менее регулирующего (правового) начала, чем в понятии пользы. Спиноза, для того чтобы дать этому понятию какую-нибудь устойчивость, соединяет его с понятием пользы. Государство? по мнению Спинозы, образуется мощью сильного, который есть естественный субъект государственной власти, причем граница его власти заключается в границах его мощи. Но из того, что сила будет границей власти, еще нельзя заключить, говорит Спиноза, о ее произволе. «Редко может случиться, чтобы высочайшая власть повелевала что-либо совершенноизвращенное, причем она сама, в целях собственной пользы, чтобы поддержать собственное господство, должна заботиться об общем благе и все вести на основании законов разума, причем произвольное государство не может просуществовать долго» [39] . Как видим, Спиноза, чтобы дать принципу силы какое-либо регулирующее начало, соединяет его с принципом пользы, который ее также не имеет, о чем сказано выше.

39

Spinoza B. Tractat teolog-politik. P. 214.

Разум, использующий пользу как принцип и употребляющий силу для его осуществления, никогда не дойдет до понятия права, содержащего однообразную определенность, хотя принцип пользы каждом случае различен.

Некоторые ученые основывали право на понятии пользы не прямо, но косвенно, и этот принцип лишь подразумевался естественная опора их теорий. Важнейшие из них – Гуго Гроций Самуэль и Пуфендорф.

Г. Гроций. «Общественная жизнь, согласная с природой человека, есть источник права, – говорит Гроций. Право не означает ничего другого, как то, что справедливо, и то в смысле, более отрицательном, чем положительном. Так что право есть то, что несправедливо. Несправедливо же есть то, что противно природе общества разумных существ». Право разделяется на естественное и положительное. Естественное право есть то, что внушается здравым разумом, который указывает нам, сообразно или несообразно известное действие с разумной природой, оно нравственно незаконно или нравственно необходимо, т. е. которое Бог, создатель природы, запретил или дозволил. Принципы естественного права продолжает Гроций, так неизменно вытекают из человеческой природы, что они существовали бы, если бы мы могли предположить (чего предположить невозможно, не страшась преступления), что нет Бога или что он не вмешивается в человеческие дела. Но в общем смысле, даже именно потому, что они вытекают из человеческой природы, их происхождение можно приписать Богу, причем что Бог хотел, чтобы эти принципы жили в нас. Естественное право может быть найдено двумя способами – a priori и a posteriori. A priori – оно определяется согласием или несогласием предмета с разумной и сознательной природой человека, a pasteriori – согласием всех народов в известных понятиях. Анализируя этот ряд определений, легко убедиться, что Гроций все основывает на замаскированном понятии пользы, выводя из него идею справедливости и права. В сущности Гроций говорит: так как жизнь в обществе для человека полезна, даже необходима, то, следовательно, он должен (во имя этой пользы) жить сообразно с природой общества (что, по Гроцию, представляет собой справедливость). Эта справедливость и есть источник права, хотя точно их отношения к праву он не определяет, ибо сказать: «право есть то, что нам внушает здравый рассудок», все равно, что сказать: право дозволяет делать то, что нам полезно, но полезное для нас, конечно, не всегда правое.

Столь же мало определяется содержание идеи справедливости понятием «согласие с природой общества», ибо в этом определении указывается лишь на одно из ее свойств, а не на нее саму. Это все равно, что сказать, что воздух есть то, что дает нам возможность дышать. Без сомнения, идеи права и справедливости, живущие в нас, в высшей степени полезны для проявления общества, но сказать так вовсе не значит определить их содержание, ибо одно из свойств предмета не может определить его, так как это качество может принадлежать множеству других предметов. Например, нельзя не сказать, что железные дороги, телефоны, компьютеры, мягкость характеров членов общества, их умственное развитие не были бы также согласны с природой общества. Таким образом, попытку Гроция обосновать природу идею права и справедливости на понятии пользы можно считать неудавшейся.

С. Пуфендорф. То же можно сказать о Пуфендорфе, который, как справедливо и метко указывает П. Жане в двух томах своего исследования о естественном праве, не дает определения права вообще [40] . По мнению Шталя, Пуфендорф лишь затемняет мысль Гроция. Это, по нашему мнению, неверно, он только, развивая их далее, резче говорит об их несостоятельности.

«Человек, будучи животным страстным к своему самосохранению, бедным и беспомощным сам в себе, не в состоянии сохранить себя без помощи себе подобных, должен иметь чувство общительности, т. е. быть готовым поддерживать, насколько зависит от него, общительность со всеми другими сообразно устройству и цели человеческого рода. Отсюда следует, что если кто-либо стремится к цели, то он обязан пользоваться средствами, необходимыми для этой цели, а посему все, что способствует к общительности, должно быть рассматриваемо как предписание естественного права; все, что ее стесняет, как запрещение естественного права» [41] .

40

Janet R Histoire de la science politique. P., 1887. Vol. II, P. 357.

41

Spinoza B. Le droit de la nature et des gens. Trad. Barbeirac., 1706. Liv. II, chap. Ill, § 15.

Пуфендорф выводит обязанность общительности из беспомощности человека, но из этой беспомощности вытекает лишь полезность общительности, но не ее обязательность, ибо наш дух не делает полезное обязательным для нас. Раумер с большей основательностью заметил, что положение «человек нравствен, причем общителен» с большей основательностью можно сказать наоборот [42] . Но допустив даже, что Пуфендорф доказал полезность общительности, он этим обосновал лишь нравственность, но не право, ибо общительность как нравственная обязанность предписывает лишь бесконечную уступчивость, но не дает правила, нормы, которые должны содержаться в праве. Недостаточность своих оснований Пуфендорф хотел подкрепить божественным авторитетом: «Бог самим созданием человеческой природы такой, какова она есть, дал основание для естественного права, причем при этой природе человек не может сохраниться иначе, как уважая закон естественной природы» [43] . Но повеление Божества, вытекающее из природы, мы можем черпать лишь в законах разума, а законы разума не выводят обязательное из полезного.

42

«Berg. von. Recht, Staat und Polit.», стр. 55.

43

«Le droit de la nature», liv.II,ch. Ill, par. 4.

Дж. Локк пытался двояким, даже трояким способом, опытным путем дойти до понятий добра и права, но одинаково безуспешно:

«Добро и зло суть вещи, относящиеся к удовольствию или страданию. Добром мы называем то, что причиняет или увеличивает нам удовольствие или уменьшает страдание, вообще все то, что доставляет или способствует обладанию нами какого-либо добра или устранению какого-либо зла. Наоборот, мы называем злом то, что может произвести или уменьшить наши страдания или вообще то, что доставляет нам зло или лишает нас добра» [44] .

44

Locke /. Of human Understanding. L., 1801. Book II, chap. XX, § 2.

Локк отождествляет понятие добра и зла с тем, что причиняет нам счастье и несчастье, «ибо меньшая степень того, что называется счастьем, столь же лишена всякого страдания и в ней также присутствует такая доля удовольствия, без которой никто не может быть доволен» [45] . Наконец, Локк говорит, что моральное добро или зло есть только согласие или несогласие наших свободных действий с некоторым законом, по которому доброе или злое начертано в нас властью и волей законодателя. Такими законодателями бывают: Бог, устанавливающий божественный закон, гражданский закон, устанавливаемый государством, и философский закон, устанавливаемый общественным мнением. «Под божественным законом, – говорит Локк, – я разумею тот закон, который Бог дал для действия людей, обнародуя его или в свете природы (light of nature), или голосом откровения. Гражданский закон есть правило, устанавливаемое государством для регулирования действий членов его; он дает другую меру для определения, того, какие действия должны считаться преступными, а какие нет. Наконец, общество повсюду дает наименование добрых тем действиям, которые в нем считаются похвальными (praise worthy), и называет злыми те, которые не пользуются одобрением [46] .

45

Ibid. Book II, chap. XXI, § 42.

46

Locke J. Op. cit. Book II, chap. XX. § 2.

Сообразно основным началам философии Локка, мораль есть сложная идея (под идеей Локк подразумевает всякую концепцию ума). Все идеи, по Локку, простые или сложные. Простые идеи – это те, которые даются в ощущениях как идеи цвета, мягкости, жесткости, тепла [47] . Сложные идеи есть плоды деятельности ума или, во-первых, соединяющего несколько идей в одну, или, во-вторых, подчиняющего несколько простых или сложных идей одна другой, или, в-третьих, отделяющего идеи от других идей, в сопутствии с которыуЬ они находятся в действительности (например, цвет с предметами) [48] .

47

Ibid. Book II, chap. II. § 1.

48

Ibid. Book II, chap. XII. § 1.