G.O.G.R.

Вот так «Жигули» Петрова и уплыли из рук Петра Ивановича и Сидорова.

====== Глава 8. Первые и вторые трудности. ======

1. (Приключения Серёгина в городе Донецке).

– Ну, сколько можно?! Глотки бы им всем позатыкать! Тоже мне ещё, певица задрипанная! Поймать бы… Чертей таких бы дала, что родная мать не узнала бы! Всему дому кровь портит!

– Это твои вопли и мерзкое лязганье по батареям всем кровь портят, а девочка – не при чём!

– Да что ты понимаешь, курица ощипанная!

– Захлопни свою гадючью пасть, ведьма подколодная!

И ещё множество других слов, слившихся в глухой, нервирующий гул, похожий на рокот далёкого водопада. Пётр Иванович поднялся с кресла и подошёл к окну. Две его соседки, пожилая и пышная, как сдобный кекс Изольда Макаровна и такая же пожилая, но тощая, как щепка Марфа Тимофеевна снова препирались друг с дружкой на свою любимую тему. Изольда Макаровна извергала свои громы и молнии на двенадцатилетнюю черноглазую Олю – девочку с первого этажа, а сердобольная Марфа Тимофеевна защищала её. Считалось, что эта самая Оля всё время поёт песни, подражая, то ли Селин Дион, то ли ещё кому-то… По мнению Изольды Макаровны, её пение раздражает весь дом. Хотя, сказать по правде, весь дом раздражает именно эта старая ворона. Своим противным карканьем, стуком по батареям и постоянными жалобами в ЖЭК она, наверное, замучила даже деревья во дворе. Что же касается Оли, то Серёгин часто видел её играющей возле дома. Играла она всегда одна, и у неё не было кукол. Редко, когда от неё можно было услышать хоть четверть слова. Только поздоровается шёпотом и снова вернётся к своему занятию. Не то, что бы петь на весь дом! Пётр Иванович, кстати, ни разу не слышал, как Оля поёт. Да и что она, вообще, поёт. Всё та же Изольда Макаровна частенько говорила, что девчонка развлекается, оббивая камнями и палками и без того крошащийся фундамент их полуаварийного дома. Однако все давно знали, что это – враньё, а фундамент оббивает восьмилетний хулиган Эдька, внучек самой Изольды Макаровны. Серёгин вздохнул и отошёл от окна. Стрекотня бабуль раздражала и мешала думать. Вообще, мерзко, когда попадаются такие вот склочные соседи. Ещё у Петра Ивановича был другой, вечно пьяный сосед, который на любой стук выскакивал в подъезд неглиже и с нечленораздельным возгласом: «Водка кончилась, я сегодня трезвый!» громогласно захлопывал дверь перед носом посетителя (если таковой был)…

Дело всё ещё не клеилось. Кому сдались те «Жигули» дурацкие и зачем?!

Сегодня Пётр Иванович решил поехать в Пролетарский район. Он хотел зайти в опорный пункт и попросить у участкового списки лиц, которые состоят на учёте, что бы выбрать из них тех, кто мог бы угнать машину. Правда, списки можно было получить по факсу, но Серёгин хотел лично пообщаться с участковым.

Опорный пункт находился на улице Большая Магистральная. Притормозив около серого трёхэтажного здания, Пётр Иванович вылез из служебной машины и приблизился к двери под табличкой «Опорный пункт». Поднявшись по отбитым кое-где ступенькам, Серёгин открыл дверь и зашёл внутрь. Подошёл к кабинету участкового.

А там шёл допрос с пристрастием. На ветхом стуле сидел какой-то мужичок. Лысоватый. Пьяненький. Типичный. Мужичок виновато смотрел в угол и плаксиво бормотал:

– Я выкинул ёлку в окно, а она повисла на дереве, прямо перед окном моего соседа. А ему вдруг почудилось, что где-то селёдкой пахнет, и он подумал, что это – от моей ёлки селёдкой пахнет. Заявился ко мне домой, начал на меня орать, а я сказал, что ничего не знаю. Он вызвал милицию, вы представляете?

Участковый всё это терпеливо выслушал, но потом вдруг озверел:

– Какая ёлка?! Какая селёдка?! На дворе – май-месяц! За что вы хотели зарезать Сорокина?!

На лице мужичка появился испуг. Он вместе со стулом отодвинулся от напиравшего на него участкового и еле слышно промямлил:

– Я никого не хотел зарезать. Это всё ёлка. Из-за неё…

– Поливаев! – взревел участковый. – Говори!

И стукнул кулаком по столу. На столе стоял будильник, пластмассовая подставка для карандашей и засиженный мухами синенький телефончик. Всё это задрожало и жалобно зазвенело от обрушившегося на старый стол медвежьего удара. Серёгин не решался помешать такому интенсивному допросу. Он скромненько стоял в стороночке, ожидая развязки и боясь попасть под горячую руку разъярённого участкового.

– Я же говорю, я выкинул ёлку, а ему показалось, что она селёдкой воняет… – начал, было, Поливаев.

– Говори правду! – отрезал участковый и ещё раз стукнул кулаком, от чего лежавшая рядом с синеньким телефончиком кипа исписанных бумаг разлетелась по всему столу.

– Это и есть – правда, – хныкал Поливаев. – И где вы только эту чушь выцарапали? Не собирался я его зарезать!

– Приведите потерпевшего! – во всю мощь своих неслабых лёгких рявкнул участковый.

Тут же невысокий сухонький милиционер с погонами сержанта вывел откуда-то из темноты другого мужичка. Мужичок не успел даже сесть, как участковый выкрикнул ему:

– Сорокин, а ну, расскажите, чем Поливаев вам угрожал?

– Ножом, – ничуть не смутившись, ответил Сорокин. – Этот субъект заманил меня к себе, заставил выпить, а потом ушёл на кухню, и вынес нож, вот такой, – потерпевший расставил ладони сантиметров на тридцать. – Или нет, такой, – и показал все шестьдесят.

– Брешешь! – фальцетом пискнул Поливаев, и вскочил со стульчика.

Соседи готовы были уже сцепиться в драке, но участковый богатырским плечом оттеснил Поливаева обратно, на стульчик. Сухонький сержант оттащил отчаянно махавшего кулаками Сорокина.

– Убийца! – пропитым баритончиком визжал Сорокин.

– Не бреши! – пищал Поливаев, норовя выскочить из-за шкафа-участкового и дать соседу в глаз.

– Уведите обоих, – устало сказал участковый и опустился в своё залатанное кресло.

В кабинет зашёл ещё один милиционер, ухватил под руку взлохмаченного, ругающегося Поливаева и вывел в коридор. Сухонький вытащил упиравшегося Сорокина.

Лишь тогда Пётр Иванович решился выйти из своего уголка и обратиться к участковому. У того была очень необычная фамилия – Подклюймуха.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался Пётр Иванович с участковым.

– Здравствуйте, – ответил Подклюймуха. – Чем могу быть полезен?

Серёгин представился и объяснил цель своего визита. Участковый полез в сейф и достал папку.

– Вот, – сказал он, положив папку на стол перед Петром Ивановичем. – Тут все голубчики. Я их по характеру преступлений разложил. Вот эти пятеро уже угоняли машины, или пытались это сделать.

Подклюймуха раскрыл папку и вытащил пять дел. Серёгин пролистал их. Выбрал одно, с фотографией беленького худенького паренька. «Коровкин Владислав Тимурович» – значилось под фотографией.

– Что вы о нём скажете, Дмитрий Станиславович? – спросил Серёгин.

– Коровкин? Мопед спёр, – ответил участковый. – Чтобы продать. Ну, не учится нигде, подрабатывает, где попало, выпивает. Живёт с сестрой. Родители умерли. Сестру зовут Катя. Она в магазине «Юта» работает продавцом.

– А этот? – Серёгин показал другое дело, где на фотографии красовался холёный розовощёкий детина.

– Ой! – сморщился Подклюймуха. – Пищенко... Я не знаю, какого рожна ему надо! Отец – бизнесмен, мать – адвокат. Катается, как сыр в масле. Всё у него есть – и жратва, и шмотки! Но «Мазду» стянул с дружком своим, вот с этим, Свеклухиным, – участковый достал ещё одно дело. Просто так, чтобы покататься. Они в столб въехали и сбежали, когда тачка «закипела». Но я их всё равно выловил! Свеклухин тоже не бедняжка: папаша – архитектор, мать – домохозяйка. Терпеть не могу богатых мальчиков!

Серёгин подробно расспросил о каждом из угонщиков и, поблагодарив участкового, отправился их отрабатывать.

2. (Приключения Сидорова в городе Гомеле).

А Сидоров ехал в Беларусь. Позади оставались города и деревни. Погода не подвела: небо было ясное, ветерок лёгенький. У Сидорова в кабине играло радио. И сержант даже подпевал знакомым песням. На дороге было мало машин, всего две, или три штуки. Ехали быстро.

Большая часть пути уже осталась позади: Сидоров миновал Сумы. Не смотря на то, что за окнами полз нуднейший из пейзажей: поле – полоска деревьев – поле, у сержанта было отличное настроение. Потому что, по его мнению, в Гомеле и должен был быть ответ на главный вопрос: кто угнал «Жигули» Петрова и зачем. Но вдруг остановка. Какой-то пастух выгнал на шоссе стадо коров. Сидоров нажал на тормоз. Бурёнки двигались медленно: от жары они разленились. Пастух стегал их длинным хлыстом, кричал что-то, бегал из стороны в сторону. Но это мало помогало. Коровы упрямились и недовольно, сердито мычали. Прошло не меньше часа, пока последняя корова, размахивая хвостом и пыля, перешла через шоссе на другую сторону. Сидорову не терпелось поскорее нажать на газ и поехать. Он ёрзал на сиденье, руки бродили по рулю, а нога не покидала педали газа. Однако пришлось ещё подождать, пока пыль осядет…