Где апельсины зреют

Вышли на уголъ, гд перекрещивались улицы, но городоваго и тамъ не было.

— Странно… — сказалъ Конуринъ. — Смотрите, на извощичьей бирж нтъ-ли городоваго. Вонъ извощики стоятъ.

Прошли къ извощикамъ, но и тамъ не было городоваго.

— Ну, городъ! — проговорилъ Конуринъ. — Какъ-же здсь по ночамъ-то? Вдь это значитъ, коли ежели кто-нибудь на тебя ночью нападетъ, то сколько хочешь “караулъ” кричи, такъ къ теб никто и не прибжитъ. А еще говорятъ цивилизація!

— Да не нападаютъ здсь по ночамъ.

— Все равно безъ караула невозможно. Это не порядокъ. Ну, вдругъ я ползу въ такое мсто, въ которое не приказано ходить? Это меня остановитъ? Опять-же извощики прохожихъ задвать начнутъ или промежъ себя ругаться станутъ.

— А извощики здсь полированные. Видите, какіе стоятъ? Вдь это извощики. Здсь на нихъ даже нтъ извощичьей одежды, какъ на парижскихъ извощикахъ. Также одты, какъ и вы съ Николаемъ Ивановичемъ: пиджачная пара, шляпа котелкомъ и при часахъ и при цпочк.

— Да неужто это извощики? дивился Конуринъ.

— А то кто-же? Видите, при лошадяхъ стоятъ. А то вонъ одинъ на козлахъ сидитъ и въ очкахъ даже.

— Фу, ты пропасть! Я думалъ это такъ кто-нибудь. Въ очкахъ и есть. Что это у него? Газета? Да, газету читаетъ, подлецъ. Батюшки! Да вонъ еще извощикъ даже въ срой клтчатой пар и въ синемъ галстух.

— И даже въ такомъ галстух, какого и у васъ нтъ, поддразнила Глафира Семеновна Конурина.

— Ну, ну, ну… Пожалуйста… Я въ Париж полдюжины галстуховъ себ купилъ.

— Вотъ видите, хотя я не обижаюсь, а вы все-таки нукаете на даму, а ужъ я уврена, что этотъ извощикъ не станетъ на даму нукать. Стало быть для такихъ полированныхъ извощиковъ не нужно и городовыхъ.

— Да вдь я, голубушка, любя понукалъ. Вы не обижайтесь, отвчалъ Конуринъ.

— А онъ и любя нукать не станетъ.

— Въ самомъ дл, какіе здсь извощики! Отъ барина же отличишь! дивился Николай Ивановичъ.

— Гд отличить! поддакнулъ Конуринъ. — Въ толп толкнешь его невзначай, такъ “пардонъ” скажешь.

— Однако, господа, какъ хотите, а обдать надо, сказала Глафира Семеновна. — Я и сама проголодалась. Смотрите, ужъ темнетъ. Вдь седьмой часъ.

— Да, да… Надо хоть какой-нибудь ресторанъ отыскать, подхватили мужчины.

— Тогда сядемъ въ коляску и велимъ насъ везти въ самый лучшій ресторанъ.

— Зачмъ же въ самый лучшій? Въ самомъ-то лучшемъ бокъ нашпарятъ, возразилъ Николай Ивановичъ.

— Ахъ ты, Боже мой! Да вдь я на сваяхъ больше восьмидесяти франковъ выиграла, такъ чего-же сквалыжничать?

— Да что ты все выиграла, да выиграла! Ты считай, много-ли теперь отъ этихъ восьмидесяти франковъ осталось. Вдь ты цлый ворохъ покупокъ сдлала.

— Ахъ, жадный, жадный! А ты не считаешь, что я теб и Ивану Кондратьичу по всей заграницей переводчицей? Въ Париж жидъ переводчикъ предлагалъ свои услуги — я отказала и везд сама. Жиду-то по пяти франковъ въ день нужно было платить, да поить кормить его, а черезъ меня мы безъ жида обошлись. Коше! обратилась Глафира Семеновна къ извощику. — Ну, шершонъ бонъ ресторанъ. Ву саве? Монтре ну.

— Oh, oui, madame…

Извощикъ, учтиво приподнявъ шляпу, ползъ на козлы.

— Садитесь, господа, садитесь… скомандовала Глафира Семеновна мужчинамъ.

Вс сли въ коляску и похали. хать пришлось недолго, извощикъ сдлалъ два-три поворота, выхалъ на Place du Jardin Publique и остановился передъ извстнымъ рестораномъ London-House.

XVI

Ресторанъ London-House былъ самый лучшій и самый дорогой въ Ницц. Приноровленный исключительно къ иностранцамъ, онъ щеголялъ, кром французской кухни, русскими и англійскими блюдами. Русскимъ здсь подавали семгу, балыкъ, свжую икру, щи, борщъ, кашу, пироги, длали даже ботвинью, хотя кислыя щи, которыми ее разбавляли, походили скорй на лимонадъ, чмъ на кислыя щи; англичанамъ предлагался кровавый ростбифъ и всевозможныхъ сортовъ пудинги.

Когда супруги Ивановы и Конуринъ услись за столикъ и привычная прислуга услыхала ихъ русскій говоръ, съ нимъ сейчасъ-же подошелъ распорядитель ресторана съ карандашемъ, записной книжкой и во фрак, и прямо предложилъ на обдъ “tchi, kacha, koulibiaka et ikra russe”. Глафира Семеновна не сразу поняла рчь француза и недоумвающе посмотрла на него, такъ что ему пришлось повторить предложеніе.

— Господа, онъ самъ предлагаетъ намъ щи, кашу и кулебяку… Здсь русскія блюда есть, обратилась она къ мужу и Конурину.

— Да неужели?! воскликнулъ Конуринъ. — Во французскомъ-то ресторан?

— Во-первыхъ это не французскій, а англійскій ресторанъ. Вонъ на карточк написано “Лондонъ-Гусъ”, а Лондонъ городъ англійскій. Предлагаетъ… Говоритъ, что и икра есть на закуску… Хотите?

— Да конечно-же! откликнулся Николай Ивановичъ… Англійскій ресторанъ… Молодцы англичане! Никогда я ихъ не любилъ, а теперь уважаю.

— Щей, каши и кулебяки можешь подать, мусью? радостно обратился къ распорядителю Конуринъ и, получивъ отъ него утвердительный отвтъ, похлопалъ его по плечу и протянулъ руку, сказавъ:- Мерси, мусью. Тащи, тащи скорй все, что у тебя есть по русской части! Водка рюссъ тоже есть?

— Mais oui, monsieur.

— Ловко! Еще разъ руку!

Распорядитель сдлалъ знакъ гарсону и тотъ засуетился, уставляя столъ приборами.

Была подана бутылка водки въ холодильник со льдомъ, свжая икра также во льду, семга; затмъ слдовали кислыя щи, правда, приправленныя уксусомъ, но все-таки щи, каша и добрый кусокъ разогртой кулебяки, смахивающей, впрочемъ, на паштетъ. Ивановъ и Конуринъ жадно набросились на ду.

— Вотъ ужъ не ждали и не гадали, а на русскія блюда попали! говорилъ Конуринъ. — Молодецъ извощикъ, что въ такое мсто привезъ! И вдь странное дло: заходили въ русскій ресторанъ и ничего русскаго не нашли, а тутъ попали въ англійскій — и чего хочешь, того просишь.

— Смотрите, даже черный хлбъ подали, указывала Глафира Семеновна.

Николай Ивановичъ попробовалъ хлбъ и сказалъ:

— Ну, какой это черный! На пряникъ смахиваетъ.

— Однако, нигд заграницей мы и такого не видали.

Распорядитель ресторана то и дло подходилъ къ нимъ и предлагалъ еще русскія блюда. Глафира Семеновна переводила.

— Онъ говоритъ, что здсь въ ресторан даже блины съ икрой можно получить, но надо только заране заказать, — сказала она.

— Блины съ икрой? Ловко! Зайдемъ, зайдемъ… Непремнно зайдемъ въ слдующій разъ, отвчали мужчины.

— Et botvigne russe, monsieur…

— Ботвинья? Завтра-же будемъ на этомъ мст ботвинью хлебать. Ахъ, англичане, англичане. Распотшили купцовъ! Ловко распотшили, лягушка ихъ забодай! — бормоталъ Конуринъ. — Не зналъ я, что англичане такое сословіе. И вино красное какое здсь хорошее, съ духами…

— А это ужъ здсь въ ресторан сами по своему выбору поставили. Я сказала только бонъ вэнъ, чтобъ было хорошее вино, — отвчала Глафира Семеновна.

— Шато-Марго. Ну, что-жъ, я думаю, что мы не зашатаемся и не заморгаемъ, ежели еще третью бутылочку спросимъ, — сказалъ Николай Ивановичъ. — Надо Лондонъ-Гусъ поддержать.