Где апельсины зреют

— Теперь онъ мертвый, а тогда былъ такой-же живой, какъ и нашъ русскій.

— Что-то, братъ, ты врешь, Рафаэль.

— Не слушай, коли вру. Вотъ какія у древнихъ помпейцевъ постели были. Видите, ложе изъ камня сдлано, — обратился Перехватовъ къ Глафир Семеновн. — Вотъ и каменное изголовье.

— На манеръ нашихъ лежанокъ стало быть! Такъ, такъ… кивалъ Конуринъ.

— Но неужели-же они спали на этихъ камняхъ безъ подстилокъ? — задала вопросъ Глафина Семеновна.

— Какъ возможно безъ подстилокъ! — отвчалъ Николай Ивановичъ. — Наврное хоть войлокъ какой-нибудь подстилали и подушку клали. Вдь и у насъ на голыхъ изразцовыхъ лежанкахъ не спятъ. Какъ столовая-то по латыни?

— Триклиніумъ.

— Триклиніумъ, триклиніумъ… Хорошее слово.

Проводникъ велъ компанію въ стны другаго зданія.

LI

— Сasа di Niobe! возгласилъ проводникъ, вводя компанію въ стны большаго зданія, и сталъ по нмецки разсказывать сохранившіяся достопримчательности древней постройки.

Перехватовъ переводилъ слова проводника.

— Это, господа, былъ домъ какого-то богача, магната. Вотъ спальня, вотъ столовая, вотъ садъ съ остатками мраморнаго фонтана, говорилъ онъ. — Въ теченіи восемнадцати столтій даже вотъ часть свинцовой трубы водопровода сохранилась. Вотъ и ложе домохозяина.

— Богачъ, а тоже спалъ на лежанк, а не на кровати, замтилъ Конуринъ. — Совсмъ деревенская печь — вотъ какъ у насъ въ Ярославской губерніи.

— Въ старину-то, братъ, люди проще жили, отвчалъ Николай Ивановичъ. — Вотъ я помню своего дда Акинфа Иваныча. При капитал человкъ былъ, а по буднямъ всегда щи деревянной ложкой хлебалъ, да и всему семейству нашему другихъ не выдавалъ, а ceребряныя ложки въ горк въ гостиной лежали.

— Называется этотъ домъ домомъ Ніобы по сохранившемуся изображенію Ніобы на доск каменнаго стола, продолжалъ переводить Перехватовъ. — Ніоба — это изъ миологіи. Вотъ столъ и изображеніе Ніобы, оплакивающей своихъ сыновей. Смотри, Граблинъ.

— Вижу, вижу. Только я думалъ, что это какая-нибудь карта географіи.

— Bottega del Ristoratore! обвелъ рукой вокругъ проводникъ, когда вс вошли въ третье зданіе.

— Древній ресторанъ, трактиръ помпейцевъ, перевелъ Перехватовъ,

— Трактиръ? воскликнулъ Граблинъ, — вотъ это любопытно.

— Посмотримъ, посмотримъ, какой такой трактиръ былъ у этихъ самыхъ древнихъ эфіоповъ, заговорилъ Конуринъ.

— Не у эфіоповъ, а у помпейцевъ.

— Ну, все равно. Гд-же буфетъ-то былъ? Гд-же у нихъ водочка-то стояла?

— А вотъ большой залъ для помщенія гостей. Вотъ и остатки камина, гд приготовлялись горячіе напитки. Смотрите, полъ-то какой! Изъ мраморной мозаики. Вотъ полка для стакановъ.

— Ахъ, быкъ ихъ забодай! Это изъ мозаики. Должно быть полиція заставила, чтобъ былъ изъ мозаики. И полка-то для посуды каменная. Это полиція чистоту наводила, бормоталъ Конуринъ.

— А вотъ на стн и изображеніе бога торговли Меркурія, разсказывалъ Перехватовъ.

— Да нешто у ихнихъ купцовъ особый богъ былъ?

— Особый, особый. Они почитали Меркурія. Смотрите, какъ хорошо сохранилось изображеніе.

— Опять потрескавшіяся и облупившіяся картины! воскликнулъ Граблинъ, звая. — Ты, Рафаэль, кои что… Ты меня на облупившееся мазанье не наводи. Надоло. Шутка-ли, три дня по музеямъ съ тобой здсь шлялся. Ну, чего впился?

— Да вдь это остатки древняго художества. Та невжественный, дикій человкъ, а мн интересно.

— Довольно, говорятъ теб! Веди дальше.

Показались остатки древняго храма съ полуразрушенными, но все еще величественными колоннами.

— Базилика! воскликнулъ Перехватовъ. — Смотрите, какіе портики, какія колонны. Здсь посредин была трибуна магистрата. Вотъ ея остатки.

— Была да сплыла — ну, и Богъ съ ней… бормоталъ Конуринъ.

— Проводникъ, между тмъ, указывалъ на отверстіе въ земл, куда шла лстница.

— Это была тюрьма, темница для осужденныхъ. Вотъ гд они томились, въ этомъ подземель, переводилъ Перехватовъ.

— Послушай, Рафаэль! Да ты скажи нмчур, чтобы онъ показывалъ что-нибудь поинтересне! А то что это за интересъ на камни да на кирпичъ смотрть! нетерпливо сказалъ Граблинъ.

Перешли strada della Marina и открылись остатки храма Венеры.

— Древнйшій и роскошнйшій изъ помпейскихъ храмовъ — храмъ Венеры! сказалъ Перехватовъ.

— Такъ, такъ… А гд-же она сама матушка? Венера-то гд эта сидла? спросилъ Конуринъ. — Не осталась-ли она? Любопытно-бы Венеру-то посмотрть?

— Ну, зачмъ вамъ Венеру! Ну, что вы смыслите! замтила ему Глафира Семеновна.

— Какъ не смыслю? Очень чудесно смыслю. Венера — это женское оголеніе.

— А съ какой стати вамъ оголеніе? Стыдились-бы…

— Древность. А можетъ быть въ древности-то это самое оголеніе какъ-нибудь иначе было?

— Вотъ sanctuarium, здсь была статуя Венеры; и вотъ алтарь, гд ей приносились жертвы, указалъ. Перехватовъ.

— Была да сплыла, а вотъ это-то и плохо.

— Ршительно ничего нтъ въ этой Помпе интереснаго! восклицалъ Граблинъ. — Разв только трактиръ-то древній… Но ежели показываютъ этотъ трактиръ, то отчего-бы не устроить здсь и выпивки съ закуской? Странно. Вотъ олухи-то! Тогда-бы мы все-таки здсь выпили, а пріхавъ въ Питеръ разсказывали, что пили, молъ, допотопный коньякъ въ Помпеи, въ допотопномъ трактир. Вели вести насъ дальше.

Переходили улицу, свертывали въ переулки.

— Замтьте, господа, что мостовая, по которой мы идемъ — древняя мостовая, сохранившаяся восемнадцать столтій, продолжалъ разсказывать Перехватовъ.

— Плевать! отвчалъ Граблинъ.

Открылась большая площадь съ колоннами.

— Форумъ!

— Опять форумъ? Ну, что въ немъ интереснаго! Мимо, мимо! Этихъ форумовъ-то мы ужъ и въ Рим насмотрлись, надоли они намъ хуже горькой рдьки, — послышались голоса.

Компанія начала уже звать. Николай Ивановичъ тяжело вздыхалъ и отиралъ обильный потъ, струившійся у него со лба, а когда Перехватовъ возгласилъ: “Храмъ Меркурія”, — сказалъ:

— Да ужъ, кажись, довольно-бы этихъ храмовъ-то.

— Нтъ, нтъ. Проводникъ говоритъ, что тутъ замчательные остатки мраморнаго алтаря съ прекрасно сохранившимся барельефомъ.

Начали разсматривать барельефъ, изображающій жертвоприношеніе. Начался разговоръ, длались догадки.

— Мясники-быкобойцы, что-ли, это быка-то за рога ведутъ? — слышался вопросъ.

— Само собой мясники. Меркурію празднуютъ, а вдь Меркурій купеческій богъ, какъ говоритъ господинъ художникъ.

— Нтъ, нтъ, господа. Это жрецы. Это въ жертву, для закланія быка ведутъ.