Где апельсины зреют

Перо взялъ Перехватовъ и сталъ писать. Написавъ, оій, прочелъ:

“При посщеніи Помпеи умилялся на памятники древняго искусства на каждомъ шагу, преклонялся передъ зодчествомъ, ваяніемъ и живописью древнихъ художниковъ, но… Василій Перехватовъ”.

— Все… сказалъ онъ, вздохнувъ. — А что “но” обозначаетъ, пусть ужъ останется въ глубин моей души.

— Знаю, знаю я, что это “но” значитъ! воскликнулъ Граблинъ. — Насъ хотлъ дикими обругать.

— А знаешь, такъ теб и книги въ руки… отвчалъ Перехватовъ и залпомъ выпилъ стаканъ вина.

Компанія еще долго бражничала въ ресторан и только подъ вечеръ похала домой, поршивъ на, завтра утромъ отправиться на Везувій.

LV

Былъ восьмой часъ утра, супруги Ивановы еще только поднялись съ постели, остальная ихъ компанія спала еще у себя въ номерахъ крпкимъ сномъ, а ужъ у подъзда гостинницы стоялъ большой шарабанъ, на десять мстъ, запряженный цугомъ шестеркой муловъ и предназначенный везти гостей на Везувій. Кром русской компаніи на Везувій въ томъ же шарабан отправлялась и компанія англичанъ, состоявшая изъ трехъ мужчинъ и одной дамы. Шарабанъ принадлежалъ гостинниц и за проздъ въ немъ на Везувій и обратно гостинница взяла по пяти франковъ съ персоны. Отъздъ былъ назначенъ въ восемь часовъ утра. Англичане въ блыхъ шляпахъ съ двойными козырьками, съ зелеными вуалями на шляпахъ, въ синихъ шерстяныхъ чулкахъ до колнъ, въ полусапожкахъ съ необычайно толстыми подошвами, съ альпійскими палками съ острыми наконечниками въ рукахъ бродили уже около шарабана, перекидывались другъ съ другомъ фразами изъ двухъ-трехъ словъ и нетерпливо посматривали на часы. По недовольнымъ минамъ ихъ было замтно, что они разговаривали о неакуратности русскихъ спутниковъ, про которыхъ кельнеръ имъ доложилъ, что они еще не вставали съ постели. Но вотъ пробило и восемь часовъ. Англичане къ своимъ немногосложнымъ фразамъ прибавили уже пожиманія плечами и покачиванія головами и послали торопить русскихъ. Первыми вышли супруги Ивановы. Англичане приподняли шляпы и кивкомъ отдали поклоны. Поклонились имъ и супруги Ивановы, а Николай Ивановичъ даже отрекомендовался:

— Коммерсантъ Ивановъ де Петербургъ.

Англичане поспшили протянуть ему руку и тоже назвали свои фамиліи. Англичанинъ постарше что-то заговорилъ, обращаясь къ Николаю Ивановичу.

— Пардонъ… Не понимаю, отвчалъ-тотъ. — Глаша, переведи.

— Да и я не понимаю. Онъ, кажется, по англійски говоритъ. Парле ву франсе, монсье? спросила Глафира Семеновна англичанина.

Англичанинъ утвердительно кивнулъ головой и опять заговорилъ.

— Ршительно ничего не понимаю! пожала плечами Глафира Семеновна.

Два другихъ англичанина показали Николаю Ивановичу свои часы.

— Должно быть про остальную нашу компанію спрашиваютъ, что-ли! пробормоталъ Николай Ивановичъ и прибавилъ:- Вуй, вуй… Опоздали, но они сейчасъ явятся. — Тринкенъ… Кафе тринкенъ… пояснилъ онъ и хлопнулъ себя по галстуху. — Глаша! Да говори-же что-нибудь!

— Что-жъ я буду говорить, коли ни они меня не понимаютъ, ни я ихъ не понимаю.

Дама-англичанка въ это время сидла уже въ шарабан. Одта она была въ соломенной шляп грибомъ съ необычайно широкими полями, съ соломеннымъ жгутомъ вмсто лентъ и тоже держала въ рук альпійскую палку съ острымъ наконечникомъ съ одного конца и съ крючкомъ съ другаго. Пожилой англичанинъ протянулъ Глафир Семеновн руку и предложилъ ссть въ шарабанъ.

— Ахъ, нтъ… Я сама… — уклонилась она и взобралась въ шарабанъ.

Англичанинъ поднялся на подножку и отрекомендовалъ даму-англичанку Глафир Семеновн. Англичанка протянула ей руку и что-то заговорила.

— Уй, уй… — кивнула ей въ отвтъ Глафира Семеновна и, обратясь къ мужу, сказала:- Говоритъ какъ будто-бы и по французски, но ршительно не понимаю, что говоритъ.

Англичане все чаще и чаще смотрли на часы и покачивали головами. Наконецъ молодой, блокурый англичанинъ въ синемъ полосатомъ бль возвысилъ голосъ и послалъ швейцара торопить остальныхъ путниковъ. Вскор на подъзд послышался шумъ и возгласъ:

— Плевать мн на англичанъ! Я за свои деньги ду! Захочу, такъ куплю, перекуплю и выкуплю всхъ этихъ англичанъ! Кофею даже, черти этакіе, не дали выпить.

Показался Граблинъ и на ходу застегивалъ жилетъ. Его тащилъ подъ руку Перехватовъ. Сзади шелъ Конуринъ. Онъ позвывалъ и бормоталъ:

— А что-то теперь моя супруга чувствуетъ! Чувствуетъ-ли она, что ея мужъ Иванъ Кондратьевъ сынъ Конуринъ на огненную гору детъ!

Три англичанина опять вс въ разъ приподняли свои шляпы и сдлали по кивку. Въ отвтъ поклонился одинъ только Перехватовъ и сказалъ Граблину:

— Кланяются теб. Чего-же ты шапки не ломаешь!

— А, ну ихъ! И не понимаю я, это это выдумалъ, чтобъ вмст съ англичанами хать, — отвчалъ Граблинъ. — Не поду я съ ними. Бери отдльнаго извощика.

— Да не довезетъ тебя извощикъ на Везувій. Разв туда къ легкомъ экипаж можно? Влзай въ шарабанъ.

— Влзть влзу, но только вмст съ кучеромъ сяду, чтобы не видть мн этихъ англичанъ и сидть къ нимъ задомъ. Бутылку зельтерской для меня захватилъ?

— Да вдь ты сейчасъ пилъ зельтерскую.

— Не могу-же я одной бутылкой отъ вчерашняго угара отпиться! Кельнеръ! Бутылку зельсъ!

— Взяли, взяли мы съ собой зельтерской воды, отвчала изъ шарабана Глафира Семеновна. — Съ нами цлая корзина провіанту детъ: зельтерская вода, бутылка краснаго вина и бутерброды. Влзайте только скорй.

— Коньяку взяли?

— Взяли, взяли.

— Требьенъ… Только изъ-за этого и ду, а то, ей-ей, съ этими англійскими чертями не похалъ-бы… Вдь это я знаю, чмъ пахнетъ. Какъ по дорог въ какой-нибудь ресторанъ съ ними вмст зайдешь — сейчасъ хозяева начнутъ насъ кормить бараньимъ сдломъ и бабковой мазью изъ помидоровъ.

Вс влзли въ шарабанъ. Мулы тронулись. Граблинъ помстился рядомъ съ кучеромъ. Конуринъ слъ около пожилого англичанина, сдлалъ привтственный жестъ рукой и сказалъ:

— Бонжуръ.

Англичанинъ подалъ ему руку и назвалъ свою фамилію.

— Не понимаю, мусью, не понимаю, покачалъ головой Конуринъ. — По русски не парле?

— Ни на какомъ язык даже не говорятъ, кром своего собственнаго, сказалъ Николай Ивановичъ.

— Ну, и отлично. Коли что нужно, будемъ руками, по балетному разговаривать. Чего это они акробатами-то вырядились?

— Это не акробатами. Это велосипедный костюмъ.

— А дреколіе-то зачмъ захватили?

— Да кто-же ихъ знаетъ! Должно-быть опасаются, что по дорог бандиты эти самые будутъ.

— Ну?! А мы-то какъ-же безъ палокъ?

— Револьверъ захватилъ съ собой, Николай Ивановичъ? спрашивала Глафира Семеновна.

— Забылъ.

— Ахъ, Боже мой! Зачмъ-же мы посл этого съ собой револьверъ возимъ? демъ въ горы, въ самое бандитское гнздо, а ты безъ револьвера! Вернись назадъ, вернись… Мы подождемъ.

— Не надо. У него все равно курокъ сломанъ. Видишь, англичане только съ палками дутъ. Палка и у меня есть и даже съ кинжаломъ внутри.

— Да вдь ты говорилъ, что свернулъ рукоятку и кинжалъ не вынимается ужъ изъ палки.

— Забухъ онъ. Ну да понадобится, такъ мы какъ-нибудь камнемъ отобьемъ.

Конуринъ сидлъ и покачивалъ головой.

— Тсъ… Вотъ уха-то! Что-же ты мн раньше не сказалъ про бандитовъ? говорилъ онъ Николаю Ивановичу. — Тогда-бы я хоть деньги свои изъ кармана въ сапогъ переложилъ. Теперь разуваться и перекладывать неловко.