Где деревья достают до звезд

Джо с наслаждением водила бритвой по лицу Гейба — ей нравилось открывать в нем новые черты. Конечно, он был действительно похож на Джорджа Кинни, но гораздо красивее. Высокий лоб, прямой нос с горбинкой, твердый подбородок — эти черты Гейб взял у Джорджа. Однако его слегка раскосые синие глаза и красивый изгиб губ явно пришли со стороны матери.

— Ну что? — спросил Гейб, когда Джо вытерла полотенцем последние следы пены.

— Тебя следует оштрафовать за то, что ты так долго скрывал такую красоту!

— И кому же мне заплатить?

— Мне. — Джо снова уселась к нему на колени, обняла руками за шею и поцеловала в губы.

— О, я сделала это! Ура! Сделала! — закричала Урса, хлопая в ладоши и отплясывая рядом с ними замысловатый африканский танец.

— Чего ты там сделала? — пробормотал Гейб, прижимая к себе Джо.

— Это ведь я заставила вас влюбиться друг в друга. Мои кварки сработали, честно! Я так и знала! Так и знала!

Губы Джо и Гейба снова слились в поцелуе. Урса восторженно прыгала вокруг них, а Мишка, не понимая, что происходит, залился звонким лаем.

— Ну, если так чувствует себя душа под натиском человеческих страстей, я согласен, — шепнул Гейб.

— Ура! Это мое четвертое чудо! — заявила Урса.

— Значит, тебе осталось найти только одно?

— Да, последнее! Надо сберечь его для чего-нибудь очень хорошего.

Они вместе убрали посуду и ликвидировали следы парикмахерской деятельности. Гейб и Урса уселись у очага, подрумянивая маршмэллоу, и Джо залюбовалась на бритое «новое» лицо Гейба, радуясь, что им с Урсой так хорошо вместе: они хохотали над собственными шутками и без конца подкалывали друг друга. Потом Гейб пересел поближе к Джо и взял ее за руку.

— Смотрите, я покажу, как падают звезды! — Урса ткнула палкой в угли, потом взмахнула ею высоко над костром — и сверху посыпался целый каскад сияющих искр. Джо невольно пришло в голову, что ей хотелось бы жить именно так: беспечно наслаждаясь моментом, не беспокоясь о будущем. Но с каждой проведенной вместе минутой их общее с Урсой будущее становилось все более неопределенным. К тому же теперь она втянула в свои проблемы и Гейба… А ведь лето-то скоро кончится.

Когда Урса переоделась в пижамку и устроилась на диване, Гейб принес из машины потрепанную книжку «Как зайчонок убегал».^[8]

— Ой, помню эту сказку! — воскликнула Джо.

— Каждый ребенок помнит. А жители Лямезналпеты ее знают?

— Нет, — покачала головой Урса.

— Я так и подумал.

— Ой, это же книжка для малышей… — разочарованно протянула Урса.

— Все равно история прекрасная. Мой отец преподавал литературу студентам, но эту книгу любил всей душой.

— Серьезно? — спросила Джо.

— Да, ему нравилось анализировать конфликтующие порывы родительской опеки и стремления ребенка к независимости. Он часто читал мне ее на ночь, даже когда я подрос.

— И мне мама читала эту сказку, — задумчиво сказала Джо.

— Так что давай, инопланетянка, забирайся под одеяло и слушай. — Гейб присел на край дивана. — Возможно, потом тебе удастся передать соплеменникам ценные сведения о жизни землян.

Урса улеглась на подушки, натянув одеяло до подбородка, и Гейб прочитал ей историю о маленьком зайчонке, который мечтал убежать из дому и по вечерам рассказывал маме о своих планах, а мама в ответ перечисляла способы найти беглеца. Джо всегда восхищалась мамой-зайчихой из этой детской сказки: та проявляла неизменное терпение, нежность и любовь к своему несмышленому отпрыску.

Когда Гейб перевернул последнюю страницу, Урса сказала:

— Теперь я поняла, почему ты назвал меня беглым зайчонком.

— Для тебя это идеальное прозвище, разве нет? Но сегодня очень прошу не устраивать побегов. Мы с Джо устали все время тебя ловить.

— А ты останешься?

— Может быть, ненадолго.

— Я обещаю не вылезать из кровати, чтобы вы с Джо могли спокойно целоваться.

— Что же, я одобряю этот план, — сказал Гейб.

24

Гейб теперь ужинал у них каждый вечер. И каждый вечер, уложив Урсу, они с Джо садились на крыльцо и целовались при свете двух свечей, которые Урса когда-то откопала в буфете. Не в силах противостоять взаимному влечению, они отдавались разгоравшемуся чувству, хотя в глубине души оба понимали: их главная проблема — как поступить с Урсой — остается нерешенной. Однако ни Джо, ни Гейбу пока не хотелось думать о том времени, когда полиция все-таки вмешается в их жизнь, и они попросту не обсуждали ни судьбу Урсы, ни собственные планы. Гейб, затянутый по уши в первые серьезные отношения с женщиной, невольно уподобился Урсе и тоже жил сегодняшним днем, отделив себя непроницаемой стеной от будущего и от прошлого.

Джо не мешала ему витать в облаках. Она перестала спорить и с Урсой. Работая по двенадцать часов в день, чтобы нагнать упущенное, Джо очень уставала, и у нее не хватало сил беспокоиться, что она может потерять их обоих. По вечерам она была способна лишь уложить Урсу и посидеть часик у Гейба на коленях.

В один из вечеров Джо принесла на крыльцо томик стихов Кэтрин «Призрак надежды». При виде книжки Гейб состроил кислую физиономию.

— Мне показалось, тебе будет интересно почитать вслух ее стихи, — сказала Джо. — Ты же не открывал этот сборник, верно?

— У меня были на то основания.

— Знаешь, некоторые стихотворения посвящены тебе. По-моему, стоит взглянуть.

Гейб раздраженно бросил книгу на пол:

— У нас есть более приятное занятие, чем обсуждать мою полоумную семейку.

— Видишь ли, множество семей можно назвать полоумными, — заметила Джо. — Но ведь важно не это, правда? Важно, сколько любви ты получаешь в семье. — Она подняла книгу и полистала ее. — У твоей мамы хватило мужества высказать в стихах свою любовь. Если не хочешь читать сам, послушай.

Гейб картинно откинулся на подушку и прикрыл глаза рукой, изображая вселенскую скуку. Джо выбрала для начала два стихотворения о маленьком Гейбе. Отсылки Кэтрин к плоду ее греховной страсти были метафоричны, но теперь Джо вполне их понимала, поскольку знала подоплеку отношений матери Гейба и Джорджа Кинни. Боль и сила материнских чувств Кэтрин тронули ее до самого сердца, до слез, невольно выступивших на глазах. Третье стихотворение было посвящено Джорджу: Кэтрин говорила о том, как сильно любит его. А в балладе «Призрак надежды» она изливала душу, в поэтической форме рассказывая о тяжести жизни «на два фронта» и призрачности девичьих надежд.