Где кончаются нервы

После того, как Сет допил свое второе пиво, ему пришлось вернуться в салон, чтобы закончить кое-какие дела, прежде чем закругляться. Я заплатил за его выпивку, мы пожали друг другу руки, и он ушел.

Когда он ушел, я поставил локоть на стол и подпер лоб рукой. У меня под ребрами возникло неприятное ощущение. Да, это упростило бы дело.

Майкл, я хочу снова переспать с тобой, и, кстати? Я только что выдал тебя твоему лучшему другу. Виноват . Итак, у тебя есть под рукой какие-нибудь презервативы?

Боже. Я не мог поверить, что сделал это. Я даже не знал, как объяснить ему, чтобы не показаться невнимательным ослом, каким я и был. Я увидел возможность поговорить с кем-то, кто мог бы понять, возможно, прояснить все это дерьмо в моей голове, и полностью подорвал доверие Майкла к этому процессу. К черту мою жизнь.

Я не знал, как я собирался искупить свою вину, но ради его и моего здравомыслия было хорошо, что он съезжал. Надеюсь, скорее раньше, чем позже.

Все, что я знал, это то, что я не мог продолжать жить с ним теперь, когда мы были вместе, и прекратили это.

Глава 18

ТОЛЬКО не сегодня. Блядь. Пожалуйста, пожалуйста, только не сегодня.

Я уставился в потолок в темноте и потянулся, чтобы потереть плечо. Я понятия не имел, который час, и напряжение в шее заставило меня повернуть голову и посмотреть на часы. Вероятно, в час или два ночи, поскольку я сомневался, что спал долго.

Я должен был знать, что это произойдет. Прошлой ночью я был не в себе, отчаянно хотел чем-то занять свои руки и разум на работе, и вместе с другими ребятами разгрузил партию выпивки. И перестроил заднюю комнату. И в целом сделал намного больше, чем я мог бы сделать.

Я закрыл глаза и стал медленно, глубоко дышать, осторожно потирая плечо. Боль была сильной, как будто кто-то воткнул нож мне под ключицу и дальше в грудную клетку. Даже дышать было больно.

Блядь. Блядь. Блядь.

Пустой душ звал меня из хозяйской ванной. Так же, как и обезболивающие таблетки внизу, в ящике рядом с холодильником. Каждый уголок в доме манил к себе, обещая то эйфорическое облегчение, которое могут понять только страдающие хронической болью.

Но если я пошевелюсь, если издам какой-нибудь звук, я рискую разбудить Майкла. И он найдет меня, и он настоит на том, чтобы лечить меня, и я не смогу ему отказать, потому что все было бы лучше, чем ничего, даже если само присутствие Майкла заставило бы меня снова напрячься.

Я разминал шею и плечо, пока не заболела рука, но это не принесло ни малейшей пользы. После первого спазма ярко-красные отростки с острыми краями разлетелись веером, обвились вокруг позвоночника, поползли вверх по шее, к другому плечу. От тошноты у меня потекли слюни, и я сжал челюсти.

Я не шевелился. Не пошел в душ. Никаких таблеток, никаких поисков того иррационального мгновенного избавления от того, что я ударюсь плечом об острый угол.

Я пожалею об этом через несколько часов, но я не мог встретиться с Майклом лицом к лицу.

Не сегодня.

Все, что я мог сделать, это умолять эту чертову боль прекратиться, потому что, видит Бог, в прошлом это было эффективно.

Мне пришло в голову, что если бы желание избавиться от боли когда-либо срабатывало, я бы вообще никогда не встретил Майкла. Было бы это хорошо? В те дни я не знал. Он облегчил мою физическую и финансовую боль, но заставил меня не спать по ночам по совершенно другим причинам, и эти причины были не в его власти и не в моей. Я хотел этого. Он хотел этого. Если бы он этого не делал, нам не было бы так чертовски трудно держаться подальше друг от друга.

И вот я здесь. Он был там, в другом конце дома, вероятно, крепко спал за закрытой дверью напротив своего сына.

« Если снова будет так плохо, - сказал он, – не стесняй ся разбудить меня» .

« Я ценю твое предложение, но сомневаюсь, что стал бы приставать к тебе посреди но чи, если бы не пожар в доме».

« Что ж, предложение в силе. Лучше так, чем всю ночь би ться об острый угол » .

Предложение было сделано.

И мне было больно.

Но я не стал его беспокоить.

Я еще не спал, когда Майкл ушел на работу около половины восьмого. Теперь, когда он ушел, можно было приложить немного больше усилий, чтобы избавиться от этой боли, а не просто желать, чтобы она освободила мои мышцы.

Наркотики. Горячий душ. Горячее обертывание. Сесть. Лечь. Больше наркотика. Другой душ. Снова подогреть грелку. На этот раз не помог даже угол; боль только усилилась, и не было этого блаженного мгновения кратковременного облегчения. Ничего не помогало.

Как, черт возьми, я пойду сегодня на работу? Дерьмо. Я не мог выполнять свою работу. Я не мог жить со своим соседом. Я, блядь, не мог дышать из-за боли, стресса и... Господи, из-за всего, что было в моей жизни.

– Блядь, - пробормотал я, прижимая к плечу чуть теплый пакет с горячей водой. Это было нехорошо, и если Майкл вернется домой, скрыть это будет невозможно. Если он догадается, то спросит, почему я так напряжен, и мне придется либо придумывать какую-нибудь дурацкую отговорку, либо признаться, но этого не произойдет. Мне просто нужно залечь на дно между его приходом домой и моим уходом в клуб. Вполне выполнимо. Я надеялся.

Я только что закончил принимать сотую по счету с утра грелку, и время действия третьего обезболивающего подходило к концу, когда он пришел. Я быстро убежал в свою спальню, прежде чем они с Диланом вошли внутрь.

К половине десятого я начал сходить с ума. Мне нужно было попасть в клуб до того, как мои сотрудники уничтожат это место.

В доме уже добрый час стояла мертвая тишина. Дилан некоторое время назад лег спать, а Майкл не издал ни звука. Я подождал, сколько мог, чтобы убедиться, что они оба устроились на вечер или, по крайней мере, скрылись из виду на достаточное время, чтобы я мог быстро сбежать, а затем вышел из своей спальни.

Осторожно и тихо ступая, я спустился вниз. В гостиной все еще горела лампа, но в остальном в этой части дома было темно. Я включил свет на кухне, схватил ключи и…

– Джейсон.

Я чуть не выпрыгнул из собственной кожи, от чего боль пронзила мою шею и руку. Поморщившись, я повернулся к нему лицом, когда он последовал за мной на кухню.

– Майкл. – Выдохнул я.
– Господи, ты напугал меня до смерти.

Скрестив руки на груди, он посмотрел на меня.

– Тебе больно, да?