Генезис личности. Теория и эксперимент. 2-е издание, исправленное и дополненное
Шрифт:
Однако Декарт совершает неверный ход тогда, когда он отождествляет с вещью тот или иной конкретный объект; ведь исследовать объект (животное, человека и т.п.) как вещь и утверждать, что он является вещью – отнюдь не одно и то же. Отсюда неудивительно, что у Декарта в разряд вещей попадает все, отличное от человека; даже животное у него лишено способности к активности и самодвижению.
Разумеется, процесс формирования подобных воззрений на природу не только не был случайностью, но, напротив, явился выдающимся достижением, итогом многовекового исторического и культурного развития. Лишь осуществив процедуру cogito в ее предельном варианте, можно было четко различить такие категории, как сознание и природа, тело и дух, до конца «освободить» природу от вмешательства спонтанных духовных сил и расчистить поле для бурного расцвета естественных наук. Лишь значительно позднее такое понимание природы становится тормозом на пути познания живых объектов, на пути создания более
2.1.2.6. Cogito и другие категории
Заканчивая рассмотрение декартовой процедуры познания, необходимо указать и на ряд других имплицированных в ней категорий, существенно важных для построения понятия личности, и прежде всего категорий различения, выбора и творчества.
Собственно говоря, различение (саморазличение) и составляет сущность cogito, непосредственно усматривается в нем. Но различение, поляризация противоположностей есть выбор. Различая, я всегда мыслю нечто определенное (дух, тело, природу и т.п.), выделяю некую «фигуру» и, таким образом, подразумеваю «фон». Что бы ни было в моем сознании, нечто всегда остается за его пределами. Человек принципиально не в состоянии охватить одновременно все стадии и ступени своего рефлексивного акта (иначе он был бы «богом»); в любой момент времени в его сознании находится лишь «конечный результат», продукт выбора. В этом смысле человек действительно «обречен выбирать». А это и означает, что различение и выбор тождественны.
Но различение в cogito есть мышление. Верно и обратное: поскольку я всегда мыслю нечто (хотя бы и саму мысль), я, следовательно, различаю это от некоторого другого. Таким образом, мышление, различение и выбор тождественны. Тождество различения и выбора в акте cogito обладает такой же самоочевидной достоверностью, как и тождество бытия и мышления. Отсюда же видно, что по своему понятию выбор не может иметь основания, быть обусловленным. Выбор, как и различение, – это causa sui. Он сам – свое основание, а также основание для всякого последующего действия. Необходимость, обусловленность и т.п. есть то, что появляется после выбора.
Далее, в акте cogito я с очевидностью познаю дух как причину себя, causa sui, как то, что порождает нечто из ничего. О ведь акт творчества – это и есть рождение нового, не простое преобразование, а возникновение, сотворение того, что даже потенциально не содержалось ранее в творце; это упорядочение хаоса, придание формы. Акт творчества, следовательно, противопоставляется акту причинения. Ведь в причине уже содержится все то, что переходит в следствие, и ничего сверх того. Новое не может быть следствием причины; в противном случае оно уже содержалось бы в причине, в причине причины и т.д.
Таким образом, акт творения – это разрыв причинной цепи, это causa sui, но не в ее динамическом (движение, активность), а в ее структурном, формообразующем аспекте. Но формообразующий аспект активности есть выбор. Именно выбирая нечто, мы придаем миру определенность, формируем его. Следовательно, категории выбора и творчества тождественны.
***
Итак, анализ cogito позволяет нам увидеть тесную связь фундаментальных категорий духа, тела, психического, материи, природы, потребности, активности, различения, выбора, творчества и т.п., довести их понимание до самоочевидной достоверности. Хотя значение этого «усмотрения» в полную меру обнаружится лишь в дальнейшем, его нетрудно продемонстрировать и сейчас на примере анализа часто употребляемых в обыденной речи «кентаврических» понятий, например, понятия о «свободе выбора». В свете cogito легко видеть его логическую противоречивость. Если отождествить понятие свободы с самопричинением, causa sui, то «свобода выбора» – это тавтология; если же понимать свободу как гармонию субъекта с самим собой, со своим «идеальным состоянием», то выражение «свобода выбора» неверно, поскольку выбор не может быть ни свободным, ни несвободным; как и понятие различения, категория выбора противопоставляется отсутствию выбора, неразличению, первичному единству и только в этой оппозиции приобретает значение и смысл.
2.2.1. Контрастность как фундаментальный принцип мышления
Наряду с выполнением своей основной задачи – выделением категорий – проведение cogito делает очевидным и фундаментальный принцип всякого мышления, познания и действия – его контрастность.
В самом деле, мы можем мыслить нечто, лишь различая и противопоставляя его некоему другому. Любое наше понятие предполагает ему противоположное и лишь потому существует как некая определенность, получает качественную границу, а следовательно – и наличное бытие (см. Гегель, 1974, с. 230–231, 276–278). При этом наш рассудок лишь фиксирует противоречие, в то время как разум «заостряет… притупившееся различие разного, простое многообразие представления до существенного различия, до противоположности. Лишь доведенные до крайней степени противоречия
многообразные (моменты) становятся деятельными и жизненными по отношению друг к другу и приобретают в нем ту отрицательность, которая есть имманентная пульсация самодвижения и жизненности» (Гегель, 1971-b, с. 68).Своим высказыванием или действием мы расчленяем мир на взаимопорождающие противоположности, которые налагаются на другие расчленения, давая начало бесконечному дроблению; таким образом, активность, в том числе и познавательная, есть не что иное, как бесконечное формообразование, непрерывное расчленение мира, а тем самым и «порождение» его как человеческой, субъективно-деятельностной реальности.
Отсюда ясно, что всякое высказывание (действие) содержит в себе бесконечно большее содержание, чем то, которое выступает на поверхности; в частности, именно контрастность делает декартовское cogito, вопреки его кажущейся простоте, неисчерпаемым источником категорий.
При этом, как правило, используется лишь небольшое количество дихотомических пар, и даже лишь отдельные члены этих пар; остальные разделяют судьбу неизбежного, но ненужного придатка и либо вообще не осознаются нами, либо осознаются как нечто случайное, причуды фантазии, продукты воображения. Так, каждый исследователь в теории и на практике постоянно использует понятие конечного, ограниченного, делимого и т.п., сопутствующую же ему оппозицию – понятие бесконечного, неограниченного, всемогущего, неделимого и т.п. (т.е. того, что на языке философии прошлых столетий называли богом), вспоминает нечасто, а если и вспоминает, то придает ему значение чего-то несущественного и не имеющего отношения к реальной жизни. А ведь хотя бы одно то, что идея бесконечного существа является противочленом идеи конечной вещи и, стало быть, лежит в фундаменте всякого научного познания, должно было бы постоянно обращать на нее внимание исследователя. В самом деле, не опираясь неявно на эту идею, мы в буквальном смысле не смогли бы осуществить ни одного эксперимента, получить ни одного закона. Изучив ограниченное количество явлений, мы устанавливаем закономерность, т.е. рассуждаем так, как если бы мы рассмотрели бесконечное число подобных явлений. Именно рассудочное обобщение, переход от конечного к бесконечному и избавляет нас от необходимости проводить бесконечное число опытов. А это и значит, что идея бесконечного (всемогущего) интеллекта столь же необходимо присутствует в эмпирическом исследовании, как и идея конечного. Еще более очевидно ее присутствие выступает при использовании так называемых «идеальных объектов науки» (идеальный газ, идеальная машина, математические объекты и т.п.).
В обычной жизни подобная сфокусированность нашего сознания, его способность одновременно видеть либо «фигуру», либо «фон» выполняет полезную функцию, избавляя нас от ненужных и неприятных переживаний. В самом деле, что было бы, если бы всякий раз, совершая добрый поступок, мы вспоминали о зле, благополучно перейдя улицу, мысленно попадали под машину и т.п. Однако в этой же сфокусированности кроются истоки и тех многочисленных парадоксов, «неразрешимых» проблем, «фундаментальных непонятностей», которые буквально переполняют психологию.
Так, мы уже убедились, что «фундаментальная непонятность» связи тела и духа, ведущая к окказионализму, есть результат осознания лишь одной из категориальных оппозиций различенного, раздвоенного, ограниченного телесно-духовного существа и забвения другой оппозиции – категория единого, неделимого, бесконечного и т.п., того, что Спиноза называл природой или богом. Лишь извлекая эту забытую оппозицию на «поверхность сознания», мы можем увидеть бесперспективность поисков психофизического «взаимодействия». Такими же «уходящими в забвение» категориальными оппозициями являются и так называемые «предельные понятия» (понятие мира, совершенного существа, рационального субъекта и т.п.), которые «извлекаются» из кладовых нашего сознания лишь в результате специального философского анализа. Анализируя эти понятия, Кант называет их «регулятивными идеями разума» (Кант, 1965-а); хотя сами они не обладают «наличным бытием», фиксируемым в опыте, они являются необходимым условием всякого опыта, условием ясности и организованности наличного бытия. Так, можно охарактеризовать сущность человека как стремление к бесконечному выходу за пределы своих наличных возможностей (Батищев, 1969; Иванов, 1977), а можно, используя «предельную» категорию, выразить это иначе: человек – это существо, стремящееся стать богом (Сартр, 1971).
Одним из первых необходимость такого обращения к предельным категориям обосновал Кант под именем трансцендентальной апперцепции; сами же эти категории (понятия морали, бога, мира и т.п.) были названы им трансцендентальными объектами. По существу, это было логическим завершением пути, начатого Декартом в cogito, и вместе с тем первым философским обоснованием фундаментального для психологии понятия – понятия мыслящего субъекта («Я»). В самом деле, совершая cogito, я могу проделать лишь конечное число актов сомнения, а делаю заключение так, как если бы их число было бесконечно; следовательно, «Я» – это то, что остается постоянным во всяком акте сомнения.