Гений
Шрифт:
Он опять посмотрел на браслет в правой руке — маленькая вещица, значащая очень много.
«Куда я лезу вообще… Я ничего о ней не знаю. Она из другого мира, там всё другое, она вообще может здесь не выжить.»
От этой мысли внутри опять вспыхнула искра, но быстро потухла — сил не было, он выгорел весь, сколько его было, там, у порога прекрасной Кан Ро Танг, которая даже не пожелала обратить внимание и дать ему минуту времени, полминуты, двадцать секунд хотя бы — он знал, что долго слушать она не будет, поэтому убрал из своей речи всё лишнее, оставив голую беззащитную правду, как единственное, что имеет значение.
«Она
Он поднимался по ступенькам, превозмогая желание обернуться — ему казалось, его тело упало где-то пролётом ниже, а он не заметил. Тела как будто вообще не было, был чистый дух, полный бездонного разочарования и стыда.
«Как я теперь к ней приду? Как посмотрю ей в глаза, как посмею взять чашку из её рук, как посмею к ней прикоснуться? Она же ждёт. Она давно ждёт, и выглядит так, как будто для неё совсем не трудно ждать, но это ложь, ей трудно, и это весь мир понимает. А она лжёт во спасение моей бессовестной души, каждый день, день за днём, с такой улыбкой, как будто в жизни нет более приятного занятия, чем спасать мою душу.»
Браслет в руке ощущался как улика, что-то смертельное, что станет ключевым, когда всё наконец-то станет полностью ясно, тайное станет явным, и виновный будет наказан, а пострадавший — отомщён.
«Гравировку сделал, святая наивность, хуже Барта.»
Он провернул браслет в ладони, по гладко отполированной изнанке пробежало отражение серых облаков и чёрной фигуры на фоне неба, и иероглифы, этой самой рукой написанные: «Кан Вэй Ра Ни Ка», священный источник бесконечной нежности. По поводу «нежности» он сомневался, но против первоисточника решил не идти — не он давал ей это имя, может быть, для своей семьи она действительно была нежной.
«Зачем я вообще это перевёл, у неё другой язык, и имя значит другое. Зря. Всё зря.»
Следующий шаг он сделал как-то неловко, под ногами раскрошилась ступенька, он потерял равновесие и от неожиданности сжал пальцы, чуть не уронив браслет, но всё же сумел удержать. Остановился, опять посмотрел на него, закрыл глаза, слушая бешено прыгающее сердце и мысленный звон, с которым браслет катится по ступенькам вниз, подпрыгивая и сбивая грани драгоценных камней о камень ступенек.
«Нет, не всё зря. Кое-что всё-таки не зря.»
Он аккуратно положил браслет во внутренний карман на груди, пошёл дальше вверх. Ступеньки вывели на верхнюю галерею, дальше были ворота во дворец главы дома, и они были, конечно же, закрыты, но воина-тень такая ерунда остановить не могла. Он подпрыгнул, раскрывая «когти», сложил их крюками, зацепился за верх забора и взобрался на него, прошёл до удобного места, спрыгнул внутрь и пошёл дальше.
«Дом, которого я не достоин.»
Это был дворец во дворце, с собственной площадью и казармами по бокам, с драконами, но на этот раз местными, заказанными в Оденсе, и даже не каменными — их отлили из бетона, по той же форме, по которой отливали всем беглым аристократам из Империи — они все обеднели, даже те, кто привёз несметные богатства.
«Любой сундук опустеет, если из него всё время только брать.»
Строить начинали с
женского дворца, дворец главы дома доделывали последним, к этому моменту деньги заканчивались даже у тех, кто год назад считал ниже своего достоинства заказывать скульптуры не из натурального камня и не у именитых мастеров. Нищета опустила с небес на землю всех.«Как отец мудро придумал. Не отобрал у них деньги, не заставил платить за землю в Оденсе, просто подарил место под строительство. А дальше они похоронили своё финансовое благополучие сами, используя в качестве лопаты свою непомерную гордыню. Поражение в войне их не сломило, вынужденное бегство и переезды тоже, но нищета — то, что сбивает спесь с кого угодно, очень эффективно.»
Отец говорил: «Хочешь поставить кого-то ниже себя — одолжи ему денег, хочешь втоптать его в грязь — разреши не возвращать». С мужчинами это работало превосходно, но с женщинами система ломалась — они поглощали деньги, услуги и подарки как бездонная бездна, ни на миг себя этим не обременяя и даже мысли не допуская о том, что нужно что-то предложить взамен.
«Не все женщины, одна женщина. Прекрасная Кан Ро Танг.»
Всех остальных женщин в своей жизни он сразу ставил на правильное место, объясняя им чётко и ясно, за что они получают свои деньги. Большинство соглашалось и подчинялось, некоторые, вроде Эйнис, иногда любили покачать права, но стоило намекнуть им, что дверь работает в обе стороны, как они вспоминали о послушании. Только от матери он никогда ничего не требовал, готовый по первому зову вывернуться наизнанку, чтобы её порадовать, и был необоснованно и несомненно уверен, что она сделает для него то же самое, если он попросит. После первого отказа он решил, что просто как-то неправильно объяснил ей ситуацию, и после второго, и сегодня.
«Она меня просто не поняла. Она думает, это блажь, которая пройдёт.»
Раньше ему удавалось себя в этом убедить, но сегодня это даже мысленно звучало фальшиво, как будто это говорил кто-то другой, и он врал.
Пройдя маленькую площадь, он опять раскрыл «когти», мягкими прыжками взбежал на светильник, потом на голову бетонного дракона, зацепился за декоративный элемент колонны и взобрался на крышу. Пошёл вперёд, по коньку, дошёл до шпиля, обозначающего центр дворца, и остановился.
Справа виднелась крыша дворца наследника, который он занимал полжизни, там торчала неуместная кирпичная труба от его личного камина, построенного по требованию отца — изначальный проект отопления не предусматривал, цыньянцы не предполагали, что в горах Оденса бывает настолько холодно настолько долго. Всё население дворца грелось тлеющими деревяшками на подставке и дрожало под тонкими одеялами, а маленький оборзевший Кан Шеннон топил свои хоромы превосходным карнским углём, и спал на северских перинах.
«Потому что могу. Не можете — сидите завидуйте.»
Его все ненавидели, он к этому привык. К чему он не был готов, так это к равнодушию и пренебрежению, оно оказалось обиднее оскорблений.
За дворцом наследника стоял дворец принцессы, он всегда пустовал, там появлялись пару раз молодые невесты в окружении слуг и охранников, но они не задерживались надолго и покидали дом со скандалом, а дядя по этому поводу опять пил.
За садом принцессы был сад камней, обычно ему нравилось там гулять, но сегодня не хотелось — камни были мёртвыми кусками истории, осколками былого величия, как драконы у входа, только ещё хуже.