Гений
Шрифт:
Лидинъ-Славскій оглядлся, тряхнулъ головою и крикнулъ:
— Софи, гд ты? поди сюда, да принеси намъ бутылку вина и два стакана. Садитесь… — величественно указалъ онъ мн на кресло возл стола.
У порога спальни показалась Софи. Она была блдна, тнь неудовольствія легла между ея сдвинувшимися тонкими бровями, сказалась въ уныломъ и въ то-же время строгомъ, на мгновеніе остановившемся на мн, взгляд.
Лидинъ-Славскій небрежно произнесъ мою фамилію и прибавилъ:
— Это моя жена, рожденная… — онъ назвалъ одну изъ очень извстныхъ старыхъ русскихъ фамилій.
Я поклонился. Она кивнула головою, скрылась и черезъ мгновеніе принесла и поставила на столъ бутылку и два стакана.
— Извините, ужасно голова болитъ, я лягу, — проговорила она своимъ нжнымъ голоскомъ,
— Мы еще встртимся и поговоримъ, — сказалъ я:- теперь-же нашимъ разговоромъ мы только обезпокоимъ вашу супругу…
Но онъ взялъ меня за руку и почти повелительно прохриплъ:
— Садитесь, дверь заперта, кричать мы не станемъ, во всякомъ случа нашъ разговоръ обезпокоитъ мою супругу меньше, чмъ дтскій крикъ въ сосднемъ помщеніи, рядомъ съ нашей спальней. Я васъ не выпущу, пока вы не выпьете со мною стаканъ вина.
— Да мн вино запрещается…
— Пустяки!
— Берите бутылку и хоть перейдемъ въ мою комнату, это все-же дальше, — ршительно объявилъ я.
Онъ хотлъ было протестовать, но я уже былъ у двери, уже вышелъ въ корридоръ.
VII.
Когда я зажегъ у себя свчи, его нелпая фигура, покрытая гофрировками и съ бутылкой въ рук, стояла передо мною.
— Вы, однако, попробуйте моего вина; этакого здсь, въ этомъ несчастномъ — ск, ни за какія деньги достать нельзя.
Онъ нсколько дрожавшей рукою налилъ два стакана.
— Попробуйте!
Онъ какъ-то ввернулъ мн стаканъ въ руку, чокнулся и отпилъ изъ своего. Я глотнулъ почти машинально.
— Ну что, дурно винцо?
— Хорошо, но я все-же пить не стану, мн строго запрещено, и ужъ особенно красное вино.
— Какъ знаете, — мн не запрещено, и нить я буду!
Развалясь на моемъ диван въ самой невозможной поз, онъ приподнялъ на меня тяжелыя вка своихъ оловянныхъ глазъ.
— Да-съ, — сказалъ онъ, кривя ротъ въ какую-то неестественную усмшку:- трудно у насъ на Руси живется выходящему изъ общаго уровня, живому, истинному таланту!
— А разв ужъ такъ трудно?
— Это вы вотъ потому, что я не умираю еще съ голоду, что могу занять дв дрянныя комнаты, да выпить бутылку сноснаго вина? Поэтому вы полагаете, что не трудно? — возвысилъ онъ голосъ. — Такъ и то случайно-съ, былъ моментъ-съ, когда чуть съ голоду не померъ…
Онъ налилъ еще стаканъ и залпомъ его выпилъ.
— Да-съ, съ голоду! Да и притомъ, какъ это говорится… не о хлб единомъ живъ будешь… Какая-же оцнка? Какое пониманіе?.. приходится расточать вс эти перлы, весь огонь души передъ невждами, на скверныхъ подмосткахъ, въ какихъ-нибудь грязныхъ городишкахъ… Гд же оцнка? Гд пониманіе?
— А вы бы на столичную сцену… — произнесъ я, и даже испугался дйствія своихъ словъ.
Онъ вдругъ поднялся съ дивана, ноздри его раздулись, глаза готовы были выскочить. Онъ закричалъ:
— Что-съ? Какъ вы сказали?… На столичную сцену!.. Да разв у насъ, на столичныхъ сценахъ, можетъ появиться настоящій талантъ?! Вдь, тамъ торжествуетъ одна безнадежная бездарность… И эта бездарность сильна, она заполонила все, у нея все въ рукахъ… такъ разв она допуститъ?!.. Тамъ, батюшка, такая интрига, такъ вс сплочены, такая стна китайская, казенщина, чиновничество, что нечего и думать попасть туда таланту-съ!..
— А вы пробовали?
— Пробовалъ… — мрачно выговорилъ онъ.
Онъ выпилъ еще стаканъ и, такъ какъ бутылка уже оказалась пустою, то, врно безсознательно, протянулся къ моему стакану и — тоже его выпилъ.
— Пробовалъ! — еще мрачне повторилъ онъ:- нтъ, объ этомъ ужъ что говорить…
И замолчалъ.
Онъ упалъ на диванъ и костлявой рукою, сверкавшей фальшивыми брильянтами, подперъ себ голову. Онъ начиналъ нсколько хмелть.
— Такое время проклятое, — снова заговорилъ онъ: — что талантъ можетъ прозябать только въ провинціи, да и то нтъ… гд таланты? Ну скажите, гд таланты?… гд у насъ настоящіе артисты на драматическія роли?.. Нтъ ихъ!.. Вы скажете: есть Лидинъ-Славскій… Ну да, только, вдь, я одинъ… Одинъ… поймите!.. И этотъ одинъ чуть не умеръ съ голоду! Въ прошломъ году,
въ Н… Съ антрепренеромъ я разошелся… ну, дня не могъ оставаться съ этой дрянью! Денегъ въ карман — ни гроша. Никто въ долгъ не вритъ — это, поймите, мн… мн! Съ квартиры гонятъ, жиды векселя ко взысканію подали… Ну хорошо, случай подошелъ… Софи… вотъ, барышня… громкой фамиліи… съ бабушкой жила безвыздно въ деревн, а тутъ на зиму пріхали въ Н… влюбилась безъ памяти… ну, я подумалъ, подумалъ — и ршился… убжала она со мною… Скандалъ вышелъ отчаянный… родные тамъ ее прокляли, съ бабушкой параличъ сдлался… Да все это пустяки… все это невжество, грубость нравовъ, подлость душевная… За счастье должны были почесть… Она вотъ это поняла и понимаетъ… да только всего тридцать тысячъ у нея въ рукахъ тогда было — остальное бабушкино… теперь врядъ-ли и увидитъ что посл бабушки, — наслдства ее старуха лишаетъ. Такъ вотъ только эти тридцать тысячъ и спасли отъ голодной смерти!Я внимательно слушалъ. Я узналъ все, что можно было узнать сразу, въ первое свиданье. На сегодня довольно. Было поздно, мн хотлось спать.
— А здсь вы что же — лчиться пріхали, — спросилъ я: — или супругу лчить?
— Ни то, ни другое. Такъ пріхалъ. На дняхъ вотъ представленіе дамъ.
— Здсь? Представленіе?
— Ну да, тутъ еще можно… большой създъ… изъ Петербурга, изъ Москвы люди, отовсюду… можетъ, и поймутъ, можетъ, и оцнятъ… Пусть посмотрятъ.
— Да какъ-же вы играть будете, съ какой труппой? Тутъ вдь никого нтъ!
— Труппа!.. — прохриплъ онъ. — Нтъ-съ, довольно, я съ этими ослами и ослицами играть не могу больше! Я одинъ буду, одинъ у меня цлая идея… Вотъ вы увидите… Вы что-то зваете, да и меня сонъ клонитъ. До свиданія, сосдъ, до свиданья!
И мы простились.
VIII.
Однако, что же я узналъ? Вншнія обстоятельства этихъ двухъ людей, такъ поразившихъ меня своей противоположностью. Узналъ я, какимъ образомъ совмстилось, повидимому, несовмстимое. Но я не былъ удовлетворенъ. Неужели я, встрчавшій въ жизни столько людей, столько разъ обманывавшійся въ нихъ и наконецъ уврившій себя въ томъ, что знаю ихъ достаточно, что уже не способенъ на грубыя ошибки, снова попалъ въ просакъ? Неужели опять юная идеализація, которая теперь уже мн совсмъ не къ лицу? Опять грубая, пошлая дйствительность, являющаяся въ легкихъ, неземныхъ очертаніяхъ поэтической грезы?..
Въ немъ, въ этомъ единственномъ драматическомъ артист, я, конечно, не ошибся. Онъ ясенъ сразу. Но она… да, вдь, это врно барышня изъ ныншнихъ двицъ. Надоло жить въ деревн съ бабушкой, захотлось необузданной, ничмъ не стсняемой свободы… Заговорили дурные инстинкты, до времени искаженное, исковерканное воображеніе… И вотъ ухватилась за перваго встрчнаго, найдя, что чмъ онъ невозможне во всхъ отношеніяхъ, тмъ лучше. Безжалостно бросила воспитавшую се старуху, забрала деньги и убжала. Вдь, еще нтъ году… Теперь вотъ они вмст, она еще обдумываетъ, готовится, присматривается, а черезъ годъ какой-нибудь, гд и въ какой обстановк, въ какомъ вид можно встртиться съ этой отбросившей старыя традиціи особой? Я уже наталкивался на такихъ, и типъ этотъ мн не новость…
Я почти ршилъ, что это такъ. Но на слдующее утро я встртился съ нею въ парк. На мой поклонъ она отвтила мн хотя вжливо, но очень сухо. Я увидлъ ясно, что она даже боится — какъ бы я не остановилъ ее, не пошелъ бы съ нею. Я, конечно, не сдлалъ этого, но мн достаточно было разглядть ее снова, при дневномъ свт, чтобы измнить свой новый на нее взглядъ. Опять отъ всей ея прелестной фигуры пахнуло на меня чмъ-то неизъяснимо грустнымъ, мучительнымъ, идеальнымъ. Нтъ, это не то, совсмъ иное, — сказалъ я себ,- и снова заинтересовался ею, и снова она стояла передо мною неразъяснимой загадкой… мн все мерещился ея взглядъ, устремленный во время вчерашняго бала на Лидина-Славскаго… Нтъ, душа ея чиста, она непричастна ни къ какому извращенію мысли и чувства. Она не изъ знакомыхъ мн типовъ современной гадости и дряблости, которую теперь снисходительно называютъ психопатіей. Тутъ что-то глубже, стихійне. Но все же… разв можетъ она любить его? Вдь, ужъ, пожалуй, въ одномъ этомъ- недугъ душевный…