Гений

Прошло три дня, и эти три дня совсмъ не подвинули впередъ моихъ наблюденій. Мн какъ-то не удавалось приблизиться къ Лидинымъ-Славскимъ. Я видлъ ихъ все издали. Онъ величественно раскланивался со мною, она едва замтно кивала мн головой и сейчасъ же отъ меня отворачивалась; очевидно, я чмъ-то заслужилъ ея особое нерасположеніе. Мн даже обидно было: но я скоро понялъ причину такой немилости: я еще на балу не сумлъ, значитъ, скрыть отъ нея, что очень заинтересовался ею, что за ней наблюдаю, ну, а это ей непріятно, и тяжело даже. Остановясь на такомъ объясненіи, я уже не смлъ подходить къ нимъ.

Невозможная, шутовская фигура Лидина-Славскаго и красота его жены, конечно, обратили на себя вниманіе всего — ска. Стоило имъ появиться въ алле, въ ресторан или на музык, какъ они становились центромъ всхъ взглядовъ. О нихъ говорилось громкимъ шопотомъ, котораго нельзя было не слышать. Сейчасъ же, въ одинъ день, создалось нсколько легендъ и версій. Одни увряли, что она княгиня такая-то, убжавшая отъ мужа, что они вовсе не женаты. Другіе спорили, доказывая, что она просто жидовка, наздница изъ цирка въ Москв. Третьи были ближе къ истин, но говорили, что она отравила свою бабушку и обокрала ее. Какъ бы то ни было, надъ его фигурой, его невозможными жабо и гофрировками, которыхъ онъ не покидалъ, надъ его чваннымъ видомъ и лицомъ, похожимъ на алебастровую маску, очень смялись. Въ отношеніи къ ней сказывалась упорная враждебность. Если бы взглядъ ея мечтательныхъ чудесныхъ глазъ не скользилъ только по этимъ лицамъ, не стремился выше этой толпы встрчныхъ, если бы она не была такъ разсяна, а захотла вглядться и вслушаться во все, что ее окружало, она врядъ-ли бы появлялась въ парк и на музык. Она увидла бы обидныя, презрительныя мины женщинъ, циничные взгляды и перемигиванія мужчинъ, увидла бы, что находится въ самой враждебной и безпощадной сред.

Такое отношеніе было понятно. Не признать ея красоты, граціи, изящества, особенно выдлявшихся среди этой пестрой, безвкусной и совсмъ некрасивой толпы — не было возможности. Вс это понимали, всхъ это обижало и вс были довольны, что ея странное, почти двусмысленное положеніе рядомъ съ гофрированнымъ шутомъ дозволяло проявляться злорадству. Ея красота и прелесть были оскорбительны для женщинъ. Ея скромность, не желаніе знакомиться, разговаривать, шутить, ея немногосложныя отвты и строгіе взгляды прекрасныхъ глазъ были оскорбительны для мужчинъ, желавшихъ найти въ ней совсмъ иное…

Дней черезъ пять посл нашей встрчи на балу, Лидинъ-Славскій постучался ко мн въ комнату.

— Можно войти, сосдъ?

— Входите…

Дло было въ послобденную пору. Онъ оказался въ значительно возбужденномъ состояніи; отъ него пахло виномъ.

— Васъ что-то совсмъ не видно, — хрипло сказалъ онъ, почти падая въ мое кресло. — Впрочемъ… не то, а вотъ что: вы слышали, это будетъ завтра…

— Что — это?!

— А мой первый сценическій конферансъ…

— Нтъ, не слыхалъ.

— Да, завтра, уже и объявленія печатныя всюду вывшены… Уфъ! ршился… Попробую!.. Авось, здшняя публика окажется малую толику смыслящей… Билеты въ курзал, въ буфет продаются… поспшите, а то въ первомъ ряду не достанете, — прибавилъ онъ вдругъ совсмъ уже инымъ тономъ.

— Поспшу, — сказалъ я. — Но что-же это за сценическій конферансъ?

Онъ скривилъ ротъ и какъ-то фыркнулъ.

— Н-тъ-съ, батюшка, я этого вамъ не скажу-съ! Это тайна… секретъ до завтрашняго вечера. Это видите, моя идея собственная: никогда никто до меня придумать не могъ. И не спрашивайте, не скажу!.. Сюрпризъ будетъ публик; такъ и на афишахъ сказано — сценическій конферансъ — и больше ничего; эффектъ, надюсь, будетъ полный… Ну-съ, а теперь до свиданія… мн еще приготовиться надо.

Онъ поднялся, величественно кивнулъ мн головою и ушелъ.

Черезъ нсколько минутъ изъ его комнаты до меня донеслось какое-то завываніе его хриплаго голоса. Потомъ онъ вдругъ будто взвизгнулъ. Онъ читалъ что-то уже не своимъ, а пронзительнымъ, пискливымъ голосомъ. Потомъ опять хриплый басъ. Меня это почему-то раздражать стало. Я ушелъ въ паркъ и первое, что бросилось мн въ глаза: вокругъ всего курзала и на многихъ деревьяхъ расклеенныя огромныя розовыя, зеленыя и синія афиши, на которыхъ крупнйшими буквами было обозначено:

Къ курзал первое представленіе знаменитаго драматическаго артиста Лидина-Славскаго. Художественная новость, никогда еще до сихъ поръ не практиковавшаяся не только въ Россіи, но и во всемъ цивилизованномъ мір, даже въ Америк — сценическій конферансъ. Билеты можно получать въ буфет курзала.

Я отправился въ буфетъ и, заплативъ пять рублей, получилъ кресло перваго ряда.

IX.

Большая зала была приготовлена для представленія «знаменитаго драматическаго артиста», для его «сценическаго конферанса». Впрочемъ, приготовленій особенныхъ не потребовалось. Лидинъ-Славскій или не пожелалъ входить въ излишніе расходы, или ршилъ, что для его таланта не нужна обстановка, — какъ-бы то ни было, театральныхъ подмостковъ не существовало. Съ одной стороны залы были заперты двери, выходившія на балконъ, и отъ стны до стны протянута была на толстой веревк красная кумачная занавска, настолько невысокая, что скрывала отъ публики окна и двери только наполовину. Знакомые желтые внскіе стулья были разставлены тсными рядами. Первый-же рядъ, у самой занавски, состоялъ изъ откуда-то взятыхъ креселъ, весьма сомнительной крпости, и еще боле- сомнительной чистоты.

Когда я, въ восемь часовъ, вошелъ въ залу, публика была уже почти въ сбор. Вечеръ задался ненастный, втряный, то и дло накрапывалъ дождикъ. И эта погода, вроятно, значительно благопріятствовала сбору. Дв трети залы, особенно задніе ряды, оказались занятыми.

Я прошелъ къ своему креслу и очутился среди цвта — скаго общества. Но я не видлъ въ первую минуту всхъ этихъ кавалеровъ и дамъ, я видлъ только, черезъ два кресла отъ меня, прелестное лицо жены «знаменитаго» артиста. Она была все въ томъ-же скромномъ темномъ плать, въ которомъ я ее увидлъ въ первый разъ на балу, съ той-же красненькой ленточкой на ше. Она показалась мн очень блдной; глаза ея лихорадочно горли, ей было такъ неловко, такъ, видимо, тяжело въ этомъ кресл перваго ряда, среди обращенныхъ на нее со всхъ сторонъ взглядовъ.

Зачмъ она здсь! Ей лучше было-бы совсмъ не показываться, или быть гд-нибудь тамъ, за этой кумачной занавсью въ той гостиной, гд наврно находится теперь онъ, и откуда онъ долженъ выйти. Зачмъ она здсь? Наврно, это онъ ее заставилъ, какъ тогда, на балу, заставилъ ее танцовать… Она и теперь не осмлилась ослушаться, и сидитъ какъ на раскаленныхъ угольяхъ; а вокругъ нея нескромное перешоптываніе, враждебные взгляды, циничныя усмшки. Мн захотлось подойти къ ней, увести ее отсюда; но я не посмлъ даже ей поклониться, потому что она, встртясь съ моимъ взглядомъ, сдлала видъ, что меня не замчаетъ. Я постарался о ней не думать.

Къ это время въ заднихъ рядахъ стало выражаться нетерпніе. Кто-то изо всхъ силъ стучалъ палкой, чей-то густой басъ крикнулъ: «пора!» Два ресторанныхъ лакея, пробравшись между рядами публики, скрылись за занавсью и старались ее раздернуть, что, однако, никакъ имъ не удавалось. Наконецъ, нсколько человкъ зрителей пришли имъ на помощь, и кое-какъ удалось сдернуть занавсъ въ одну сторону. Теперь передъ зрителями была только одна толстая веревка.

Мн положительно въ первый разъ приходилось, во время представленія, оказаться на сцен; но, впрочемъ, никакимъ образомъ нельзя было назвать сценой то, что было предо мною. У дверей и оконъ, выходившихъ на балконъ, было поставлено нсколько кадочекъ, съ чахлыми миртами и олеандрами; на полу, въ двухъ шагахъ отъ перваго ряда, красовался старый персидскій коверъ, въ углу зачмъ-то поставили деревянную, выкрашенную въ зеленый цвтъ колонну и на ней бюстъ Пушкина. Вотъ и все.

Я не утерплъ — взглянулъ на Софи. Глаза ея были совсмъ закрыты, на лиц выражалось страданіе. Дворъ въ боковую гостиную отворилась — и передъ нами появился Лидинъ-Славскій. Что за фигура! Онъ былъ одтъ въ средневковый испанскій костюмъ съ громадными буфами на рукахъ и на бедрахъ. Его длинныя и сухія какъ жерди ноги были обтянуты въ трико лиловаго цвта, за плечами красовалась коротенькая епанча, съ боку шпага. Онъ оставилъ нетронутыми свои длинные вылзшіе волосы и только на лицо въ изобиліи насыпалъ пудры, такъ что оно окончательно превратилось въ маску. Нельзя выразить жалкаго комизма этой невозможной фигуры! И это тутъ, въ двухъ шагахъ отъ зрителей, при блдномъ боковомъ освщеніи лампъ…