Гера
Шрифт:
Он пожимает плечами, глядя на дорогу перед собой.
– Мое прошлое – непростая история, но она окончилась. Я не хочу возвращаться к этому и не хочу обсуждать это с тобой.
– Если ты любишь ее, это не прошлое, – парирует она спокойно.
Небо течет по лобовому стеклу вместе с облаками, и его разгоняют щетки дворников.
– Останови! – вдруг решает Сашка.
Она тормозит прямо посреди трассы.
– Я позвоню тебе вечером, – говорит он и выходит.
Машины сигналят, ему вслед несутся трехэтажные маты. Джип срывается с места и исчезает из виду.
А он
Будущее должно быть. Не должно рваться в постоянных предчувствиях беды. Он должен жить – без Ани, жить полноценной жизнью. Должен перестать ждать.
А вдруг она умерла?
И даже если она умерла, у него должно быть будущее.
А вдруг она умерла еще тогда от своей болезни? А он живет дальше и ничего не знает об этом? Сашка останавливается от резкой, парализующей боли. Кое-как нащупывает рукой звонящую мобилу.
– Ну?
– Не нукай! Дело есть, – обрывает его Гром. – Крутое дело, брат, вырисовывается.
– Что за дело?
– Анекдот знаешь? Звонит мужик в пейджинговую компанию: «Вы анонимность сообщений гарантируете?» – «Конечно» – «Тогда передайте абоненту 3848: Саня, забери труп из багажника».
– Очень смешно.
– Вот посмейся, а потом подъезжай в «Фараон».
– Сегодня?
– Нет, твою мать, через два года, когда труп разложится!
– Не мели, Гром, мало ли кто нас слушает – поверят люди.
В ответ – молчание телефона. А Сашка, не медля ни секунды, едет в «Фараон». Серьезные дела не допускают промедления. И мысль о ее смерти не успевает за Сашкой и отпускает его…
Он думает о деле… о Громе. О том, за что тот мог взяться с таким рвением. О том, кому и что уже успел пообещать. Думает – и не может угадать. С Чечней для них покончено. Больше они там не засветятся. Что же тогда? Куда снова?
11. ДЕЛО
«Фараон» днем не пустует. Молодежь потягивает пивко и дымит дешевыми сигаретами. Гром сидит за столиком с менеджером ресторана и что-то объясняет ему, указывая правой рукой в сторону автостоянки. «Фараон», на самом деле, с недавних пор – ресторан Грома, но ему никак не удается завлечь в него солидную публику. По привычке здесь тусуется молодежь с пивом. Гром даже цены поднял, но элитности у заведения не прибавилось.
– Вот этот въезд надо расширить, и стоянку на переделать! Развернуть ее вот туда – к проспекту. И вот эту мебель на заменить! Стулья надо сюда такие – высокие, а не этот металлолом, – доносятся до Сашки раскаты Грома.
– То есть? Пластик купить?
– Сам ты пластик! Высокие такие, широкие стулья, с железными прибабахами.
Лучше объяснить Гром не может. Менеджер Павлик кивает. Вот так – уже почти год – идет переоборудование ресторана «Фараон».
Сашка подошел. Подал руку. Павлик поспешил убраться с глаз босса – решать загадку о стульях.
– Здесь поговорим? – Сашка окинул взглядом публику.
– Да, нормально. Дело такое... Я сам еле въехал. Вот эти ребята, которые нас на Чечню подписали…
– Может, в машине это обсудим? – Сашка снова
обводит взглядом посетителей ресторана.– Да не хочу я в тачке париться. Короче, – он понижает голос, – теперь они отправляют груз в Ирак. Серьезное дело, там ракеты противотанковые, приборы ночного видения, еще разная техника, синтезаторы помех, такое. Отправляют сами. Но они хотят, чтобы ты встретил товар в Багдаде вместе с заказчиками и убедился, что он попал точно в руки – без накладок.
– Что?!
Сашка отворачивается, нервно сглатывает. А потом снова смотрит в беспечное лицо Грома.
– Ты понимаешь, что это такое? Это не сделка даже. Ты видел груз?
– Нет.
– Ты знаешь, как, какими путями и через кого он идет?
– Нет. Но я знаю, где и когда ты должен его встретить.
– А если он не дойдет? Меня просто оставляют заложником – вот и все.
– Гера, эти пацаны ни разу нас не кинули! – парирует Гром. – И за то, что ты встретишь товар, нам заплатят больше, чем мы заработали за всю нашу жизнь.
Теперь «мы» звучит очень твердо. И Сашка про себя кивает: если даже товар не дойдет и Сашка не вернется, Гром просто не получит обещанную прибыль. От этого он не перестанет дышать в привычном ритме, есть, пить, думать о замене стульев и расширять въезд к «Фараону». В подтверждение этого он подталкивает Сашке бумаги с массой печатей и книжечки новых документов.
– С этого момента ты украинский военнослужащий национального контингента в Ираке. Мы прорвемся!
Сашка аккуратно складывает все синие печати.
– Даже в самую темную ночь – трахают не сутенеров…
Гром реагирует мгновенно:
– Я что должен был – отказаться?! Тебя пригласили как суперпрофи, а я должен был все бросать и бежать в кусты какать?
– Не ори, а то подумают, что в «Фараоне» туалетов нет! – обрывает его Сашка. – Я поеду, конечно. Просто хочу, чтобы ты знал, что это не петарды возить на польские рынки. Там идет война.
– В Чечне тоже идет война.
– И поэтому мы туда больше не сунемся.
– Если заплатят столько, сколько сейчас, – сунемся и на Луну. Взорвем ее на!
Сашка уходит, продолжая думать о Луне Грома. Это и не сделка вовсе! Это обычная подстава в необычных условиях. И его пригласили вовсе не как «суперпрофи», а как безбашенного хохла, которому все равно – жить или удобрить своими костями песок пустыни. Вот и все дело. Даже песку это не поможет.
Вечером Сашка набирает номер Леки и, словно с другой планеты, слышит ее радостный голос.
– Я должен уехать…
– Когда?
– Завтра утром.
– Я хочу тебя видеть, – радость меркнет.
Он едет к ней. Объясняться бесполезно, и не хочется. Хочется тишины.
Она – в серебристом костюме, с каким-то рассеянным выражением лица. Из обычной гладкой прически выбились пряди волос и закрыли лицо, словно вертикальные жалюзи.
– Ты это выдумал? – спрашивает она спокойно, но жалюзи закрываются еще плотнее.
– Нет, – говорит Сашка, подходя к окну. – Я, действительно, лечу завтра – с рюкзаком и автоматом. И если вернусь – вернусь только к тебе. К тебе одной.
Она отодвигает темные пряди от лица.