Гербовый столб

— Я не сомневаюсь, — убежденно заявил Кнып, — что коллективная человеческая душа бессмертна. Умрет ли человечество? Погубит ли себя? Не знаю. Но я знаю, что оно должно жить в нравственном законе, чтобы не исчезнуть. Безрассудство плоти губительно. Плотское самоутверждение иссушает души. Исчезает абстрактное мышление, а значит, и духовность. Человек возвращается к первобытности, к простому воспроизводству. Как все живое под лучами Его Превосходительства Солнца. — Кнып крутился вокруг той загадки о «плотском месте», куда теперь вез его Ветлугин, как бы возвращая долг, и ему очень хотелось догадаться, распознать, что же это за место, до того, как они туда прибудут. — У плотского как тако-вого, — продолжал он, — нет понятий добра и зла. Его самоутверждение страшно, потому что это прежде всего жестокий закон истребления всего непохожего, неугодного, мыслящего. Да! Мы ведь знаем фашизм...

Ветлугин остановил машину.

— Куда мы приехали?! — воскликнул Кнып и беспокойно приник к лобовому стеклу. Нет, ему все же не хватило ветлугинского хладнокровия. — Что это? Что здесь? — растерянно вопрошал он.

Перед ними было освещенное массивное здание викторианского стиля. В темноте, чуть издалека, оно плыло, будто огненный лайнер в черной ночной бескрайности. Но вокруг, в полумраке, суетливо и оживленно сновали люди, подъезжали и отъезжали машины — грузовые и легковые. В них что-то грузили, из них что-то вытаскивали. И все это было уверенно, по-деловому, как днем.

Ветлугин молчал, и Кнып сник. Они направились к огромной сверкающей арке, к зеву этого странного, необычного ночного заведения. И в трех шагах Кнып еще не догадывался — что это? Но лишь только они прошли арку и очутились в огромном внутреннем пространстве, переполненном светом, перед рябящей далью красного мяса, он понял и ошеломленно остановился. Рядами в бесконечность висели освежеванные туши.

— Оптовый рынок, — небрежно пояснил Ветлугин.

Кнып растерянно молчал.

— Я никогда не видел такой массы... — он запнулся, — столько туш.

— Еще недавно живых, — заметил Ветлугин.

— Неужели все это съедят? — наивно, как ребенок, спросил Кнып.

— Сегодня же, — уверенно ответил Ветлугин.

Они медленно шли, как на выставке, разглядывая безголовые туши. Останавливались у ниш, над которыми витиеватой готикой или печатной простотой обозначались названия фирм, основанных недавно, и сто, и более лет назад, — Смиты, Крофты, Тейлоры с сыновьями и братьями. И смотрели, как сумрачные мощнорукие мясники с умелой легкостью топорами рубили туши, разделывая их по правилам на куски. На сизые горки почек, на бордовую слизь печени, на ведра с кишками, на головы — бычьи, бараньи, свиные с недоуменно открытыми пустыми глазами. И всюду — на белом кафеле стен, на цементном полу, на мраморных прилавках, на руках и фартуках смитов, крофтов, тейлоров была кровь: то чернела запекшаяся, то, расплываясь, алела свежая.

Кнып побледнел, выглядел потрясенным.

— Пойдем, я тебе покажу одно представление, — небрежно бросил Ветлугин.

— Может быть, хватит, — взмолился тот.

— Нет, оно стоит того.

Они миновали австралийские, аргентинские, новозеландские фирмы, и Ветлугин привел его в шотландские ряды к нише, где уже толкалась жадно глазеющая группка туристов. На железной перекладине со связанными конечностями висел живой, темношерстый баран. Он вертел узкой головой с большими, насмерть испуганными глазами. И пытался жалобно блеять, однако из него вырывались лишь глухие хрипы. Веселый конопатый шотландец с рыжей бородкой в национальном костюме — черной суконной безрукавке, шерстяной клетчатой юбке и серых гетрах — самодовольно улыбался, ловко точил один о другой короткие ножи. Он кривоного подошел к барану и быстрыми движениями сделал круговые надрезы у задних копытц, полоснул по ногами и тонко взрезал живот. От боли баран неистово задергался, захрипел, конвульсируя. В его молящих глазах отразились безумие и ужас. Шотландец заученно улыбнулся, как делается перед публикой, и тонким фальцетом выкрикнул: «Он еще будет дергаться и когда мы с него сдерем шкуру» И подмигнул. В дальнем углу красовался рекламный картон: «Самая свежая баранина от братьев Смусов».

— Пойдем! — взвинченно потребовал Кнып.

— Конечно, Артем, — сразу согласился Ветлугин. И добавил, почти точь-в-точь повторив слова Кныпа: — Я сожалею, что привез тебя в это заведение.

— Живодерня! Кровавая живодерня! — ругался тот и прямо-таки убегал из скопища мяса.

На улице он увидел свободное такси и замахал рукой.

— Я тебя подвезу, — предложил Ветлугин.

— Хватит, повеселились, — раздраженно и даже обиженно сказал гроссмейстер. — Я сам доберусь. Прощай, Ветлугин.

— До следующей встречи, Кнып.

— Пожалуй, нет.

— Пожалуй, да.

— Пусть будут твое «да» и мое «нет» правдивыми, — все же попытался взять хотя бы словесный верх Кнып.

Черная «коробочка» лондонского такси быстро увезла в ночь потрясенного гроссмейстера.

1984

ИНТЕРВЬЮ С УЗНИКОМ

Белфаст является оккупированным городом дольше, чем любой европейский город в этом столетии.

Из английских газет

Конечно, отправляться одному на Фоллс-роуд [8] небезопасно. Конечно, лучше вдвоем. Особенно здесь, в Белфасте. Тут никого не заботит, кто ты, из какой страны. Заботит, и очень, другое: на чьей ты стороне. Когда стреляют, когда идет война... Впрочем, никто не хочет называть это войной. Но это — самая настоящая, безжалостная, бесконечно затянувшаяся... да, это — война!

Ветлугин остановился на центральной площади около муниципалитета — массивного, с колоннами здания, когда-то белокаменного, но давно уже почерневшего от копоти. Воздвигали его еще в те времена, когда Британия правила на морях, а в соседней Ирландии лишь немногие мыслили о свободе, независимости и республике.

8

Falls Road — самое большое католическое гетто Белфаста.

Тот январский денек в Белфасте оказался одним из самых скверных в году. Небесную высь закрывала серая ватная тучность, цеплявшаяся за крыши домов, заползавшая в улицы. Порывистый, свирепый ветер падал откуда-то сверху и хлестко бил крупным холодным дождем. Между его порывами над городом висела водянистая тусклая хмарь. И в полдень было так сумрачно, как бывает лишь вечером. Вообще трудно представить, какой давяще ненастной случается ирландская зима...

Рядом с Ветлугиным затормозил, выплывший из мокрого сумрака, армейский бронетранспортер, которые называют «сарацинами». Из него стремительно выскочили двое. Они были в зеленых с коричневыми разводами плащах и малиновых беретах. Из-под плащей торчали вороненые дула карабинов. И начался очередной в Белфасте «танец патрулей».

Да, патрули в Ольстере не ходят размеренным шагом, скучно переговариваясь и пугая своим видом. Они танцуют! Вот и сейчас первый из выскочивших солдат, пригнувшись, вжав голову и озираясь — больше поглядывая вверх, на подкрышные ряды окон, туда, где мог хорониться снайпер, — двигался, пританцовывая, зигзагообразно. Палец правой руки онемел на спусковом крючке. Второй, в общем-то, делал то же самое. Но, пританцовывая, он пятился по следу первого. И, таким образом, получалось, что они ведут круговой обзор. Однако пятиться, естественно, было менее удобно, и потому метров через тридцать по команде они сталкивались спинами и, резко повернувшись, менялись местами. В таком «патрульном танце» требовалась хорошая выучка.

«И это продолжается уже который год! — думал Ветлугин, наблюдая за танцующими солдатами. — И они не скрывают своего страха. Потому что они боятся быть убитыми. Да, они знают, что здесь война. О чем бы ни заявляли в Лондоне вестминстерские политики. Ведь солдаты — именно они! — являются мишенями для снайперов ИРА [9] ...»

«Может быть, вернуться?» — мелькнула предательская мысль. Ведь на Фоллс-роуд и армейских патрулей не встретить... Там правят те, которых уже столько лет не может победить Ее Королевского Величества Елизаветы II профессиональная армия. Не может или не хочет? Нет, пожалуй, не может. И там, на Фоллс-роуд, какой-нибудь пятнадцатилетний мальчишка примет тебя за полицейского сыщика...

9

ИРА — Ирландская республиканская армия. Возникла в 1919 г. «Пасхальное восстание» 1916 г. привело, в конце концов, к созданию Ирландской республики в 1922 г. В этом же году из шести североирландских графств, где сосредоточена крупная промышленность, Лондоном была образована самоуправляющаяся британская провинция — Ольстер.

В 1969 г. в Ольстере началось мощное политическое движение за гражданское равноправие католического меньшинства (40% населения) с протестантским большинством (60% населения), в основном состоящим из выходцев с Британских островов; по национальности — шотландце и англичан.

Вооруженно-террористическую борьбу против британской оккупации Ольстера, за воссоединение Ирландии ведет так называемое Временное крыло ИРА, которое действует прежде всего в католических гетто ольстерских городов.