Герцогиня с Османского берега

Деваться Нигяр было некуда. Однажды королева Анна уже выдвигала ей подобное условие, но тогда ситуация была несколько иной. Но и предполагать, что Хюррем Султан не воспользуется сложившимися обстоятельствами против склочной золовки, также будет ошибочно. Хотя, если для того, чтобы получить надежду на встречу с дочерью, нужно переступить порог чистилища, зовущимся дворцом Хатидже Султан, придётся сделать это. Сейчас или никогда.

– Хорошо, госпожа. – выдохнула Нигяр. – Я поеду с вами к Хатидже Султан.

– Славно. – довольно улыбнулась Хюррем. – Тогда собирайся, а я прикажу, чтобы нам подали карету.

Спустя час после этой сцены к воротам дворца была подана карета для Роксоланы и её гостьи. Стараясь утихомирить дрожь в коленях, Нигяр с замиранием сердца ждала этой встречи. Можно считать, что настоящая цель её поездки в Стамбул практически достигнута, и уже можно готовиться к встрече с дочерью. Не станет же сестра султана врать в присутствии его законной жены и правительницы?

Хатидже Султан приняла гостей довольно холодно, если не сказать больше. Она не хотела видеть в своём доме сноху, которую считала виновницей гибели мужа, а уж его бывшую любовницу, женщину, которой Ибрагим в тайне сделал внебрачного ребёнка, также ненавидимого, как и его мать, тем более. Депрессивная принцесса интуитивно чувствовала, обсудить какую тему приехала Хюррем и привезла с собой Нигяр, поэтому на всякий случай приказала Гюльфем молчать и лишь подтверждать слова своей госпожи и подруги.

– Я никого не ждала. – сухо сказала она Роксолане. – Говори, что тебе нужно, и уходи. Я плохо себя чувствую.

– Мне очень жаль, что я застала вас не в добром здравии, госпожа, - с нескрываемым сарказмом ответила Хюррем, - однако есть один неразрешённый вопрос, и только вы в состоянии поставить в нём точку. Герцогиня миледи Норфолк озабочена поисками своей дочери от покойного Ибрагима Паши. Скажите ей, что вы сделали с младенцем, когда тот появился на свет?

Хатидже, приложив немало усилий, заглянула в лицо своей сопернице. Принцессе было невыносимо думать о том, что какая-то жалкая рабыня, позволившая себе бесцеремонно увести у неё мужа, не только осталась в живых, сбежала в другую страну и получила высокий титул (наверняка она обманом женила на себе герцога), так у неё ещё хватило смелости заявиться к ней домой! Султаншу колотило от гнева, но оскорбить английскую герцогиню означало оскорбить самого короля Англии и потерять уважение брата, совершив сей неблаговидный поступок. Жажда мести всё ещё одерживала верх над разумом женщины, и она решила отстаивать свою позицию до конца…

– Я ничего не делала с ребёнком леди Нигяр. – сказала холодно, нажав на последние два слова. – Девочка родилась мёртвой, Гюльфем Хатун подтвердит это. Даже если бы я и желала смерти малышке, я не отдала бы приказ убить её.

– Как вы хладнокровно лжете, Ваше Высочество. – сохраняя самообладание произнесла Нигяр на одном выдохе. Ей хотелось верить, что даже сейчас Хатидже Султан говорит неправду. Стоявшая рядом Гюльфем лишь кивала головой, поддакивая подруге.

– Госпожа, не усугубляйте положение. – вовремя подхватила её мысль Хюррем. – Ибрагим Паша уже год, как мёртв, причин тревожиться за сохранность вашего брака уже нет. Да и задерживать супругу очень важной персоны из консульской миссии не есть признак хорошего тона.

– Не указывай мне, что делать, Хюррем! –взвинтилась Хатидже. – И ничего я не усугубляю!

– Вины госпожи в случившимся нет. – вставила свою реплику Гюльфем. – Как бы мне не было жаль леди Нигяр, но её ребёнок родился мёртвым, и, к сожалению, ничего исправить здесь нельзя. Я всё видела собственными глазами. Акушерки пытались спасти крошку, старались вернуть её к жизни, заставить закричать, но всё без толку. Эта девочка попала в рай безгрешным младенцем и сейчас она рядом с Аллахом.

Она говорила столь убедительно, что Хюррем не смогла подобрать слов в ответ. Роксолана повернулась к бывшей служанке и сочувствующе поглядела на неё. Та стояла бледная, словно снег. Дыхание леди Говард участилось, а губы задрожали.

– Если это всё, что ты хотела выяснить, Хюррем, то прошу тебя оставить меня в покое. – холодно произнесла Хатидже.

– Пожалуй, да. – ответила Роксолана. – Однако, если вы солгали, госпожа, этот камень навсегда останется у вас на душе.

– Я тебе не лгала, Гюльфем тоже.

– Позвольте, в таком случае, откланяться.

Нигяр не смогла вымолвить ни слова на прощание принцессе. Ей даже не хватило сил посмотреть ей в глаза. Отвесив немой поклон, она проследовала за Хюррем. Только когда женщины оказались внутри кареты, она смогла вымолвить пару слов убитым голосом.

– Не верю, - прошептала Нигяр, - этого не может быть.

– Похоже, что может. – ответила Хюррем. – Но попробуй взглянуть на это с другой стороны. Быть может, смерть ребёнка – есть божья кара за все твои грехи? А может быть, твой дочери пришлось бы умереть от руки Хатидже Султан, родись она живой.

Лицо Нигяр было непроницаемо. Внутри всё сжалось и лишь невидимая сила удерживала несчастную женщину от того, чтобы впасть в истерику. Султанша заметила это.

– Мне действительно очень жаль. – промолвила она. – Но большего я сделать для тебя не могу. Ты хотела знать правду – ты её узнала.

– Вы и так много сделали, Ваше Величество, спасибо. – ответила ей герцогиня и Хюррем показалось, что такие слова можно истолковать двояко. Королева востока была готова поклясться, что бывшая калфа гарема косвенно винит её в гибели ребёнка. Роксолана сделала вид, будто приняла последнюю фразу, отпущенную Нигяр, за благодарность. Но будучи матерью пятерых детей, Хюррем не могла не понять герцогиню Норфолк. Вот только понял бы её отец того самого несчастного младенца?

Когда карета остановилась у ворот Топкапы, Нигяр показалось, что её привезли в ад. Едва ступив на землю она пошатнулась и чуть было не упала. Роксолана приказала двоим слугам, державшим обессилившую женщину под руки, довести её до комнаты. Нигяр не чувствовала, как идёт. Все её мысли были направлены на события четырёхлетней давности. Как будто время заново заставило её пережить тот кошмар. Смертельно бледная, с застывшим стеклянным взглядом, не замечающая ничего вокруг, не ощущающая, как ручейки слёз текут по её щекам, несчастная женщина жалела о том, что не умерла, когда была такая возможность. В таком состоянии она попалась на глаза принцессе Марии.

– Миледи, вам нехорошо? – спросила она, но ответа не была удостоена.

Лишь когда евнухи ввели Нигяр в покои и усадили её на диванчик у стены, она вышла из оцепенения. Так горько бывшая калфа ещё никогда не плакала. Ей показалось, что весь мир обрушился и жить дальше больше нет смысла. Услышав рыдания, Мария Тюдор приказала впустить её в комнату герцогини.

– Леди Говард, о, леди Говард! – выдохнула принцесса. Она подбежала к Нигяр и обняла её. – Что произошло? Вас кто-то обидел? Один из этих страшных еретиков нанёс вам оскорбление?

– Всё кончено, Ваше Высочество, - всхлипывая проговорила та, - мои надежды рухнули!

– Не плачьте, Господь обязательно накажет всех ваших обидчиков, кем бы они ни были.

– Я проживаю свою жизнь зря. – продолжила Нигяр. – Я терпела унижения и побои от предыдущих хозяев, готовилась к смерти, против воли уехала в чужой, незнакомый край, слушала оскорбления в свой адрес, голодала, замерзала, тонула в болоте, блуждала по лесу в поисках спасения от волков, всегда знала, что английская аристократия ненавидит меня ввиду происхождения, и всё ради чего? Чтобы, вернувшись на родину, понять, что все мои жертвы были бессмысленными?

Хоть принцесса Мария и не знала всех подробностей обстоятельств, из-за которых таинственная османка оказалась в Англии, интуитивно она чувствовала, что случилась какая-то трагедия, вынудившая её бежать. И вот, похоже, произошла развязка этой истории, ещё более драматичная, чем всё, что случилось прежде. Марии было известно, что нынешняя Джоан Говард каким-то образом пострадала из-за несчастной любви. Что если неудавшийся роман и стал причиной того, что эта скромная, непритязательная дама, не похожая ни на одну из жен видных сановников, сейчас плачет на её плече?