Герои

— Что-нибудь обнаружил? — спросила Чудесная.

Он кивнул, очень плавно, словно набрёл на открытие самой сокровенной жизненной тайны.

— Битва ещё не закончилась. — Он подсел, скрестив ноги, к Ручью и протянул ему руку. — Скорри Тихокрад.

— Из-за его тихой поступи, — сказал Дрофд. — В основном в разведке. И в заднем ряду, ну, с копьём.

Ручей ответил одеревенелым рукопожатием.

— Ручей.

— Красный Ручей, — вклинился Дрофд. — Вот полное имя. Получил его вчера. От Долгорукого. Во время сражения за Осрунг. А теперь он присоединился… к нам… ну… — Он отполз под хмурыми взглядами обоих, Ручья и Скорри, и завернулся в одеяло.

— У Утробы был с тобой разговор? — спросил Скорри.

— Разговор?

— Насчёт правильных поступков.

— Он о них упоминал.

— Не принимай близко к сердцу.

— Что?

Скорри пожал плечами.

— Правильный поступок для каждого свой. — И он принялся вытаскивать ножи и выкладывать перед собой на землю, начиная от здоровенной штуковины с костяной рукоятью, величиной примерно с короткий меч, и заканчивая крошечным серповидным, вообще без ручки, лишь с парой колец, чтобы просунуть два пальца.

— Вон тот, чтобы яблоки чистить? — спросил Ручей.

Чудесная провела пальцем поперёк своей жилистой шеи.

— Вскрывать глотки.

Ручей подумал, что она, похоже, над ним смеётся, затем Скорри плюнул на оселок, и малюсенькое лезвийце засияло в свете костра, и внезапно он перестал быть в этом уверен. Скорри поднёс ножик к камню, лезвие лизнуло его с обеих сторон, шть, шть, и одеяла неожиданно встрепенулись.

— Сталь! — Вирран выпростал руки, потянулся, его меч совершенно запутался в походной постели. — Слышу звук стали!

— Заткнись! — прикрикнул кто-то.

Вирран рывком высвободил меч, скинул с лица капюшон.

— Я пробудился! Утро ли это? — Кажется, рассказы о недремлющем воителе из Блая немножечко преувеличивали. Он выпустил меч, вгляделся в чёрные небеса, в прорехах туч украдкой поблёскивали звёзды. — Отчего ж так темно? Отриньте страх, детишки, с вами Вирран, и он готов к бою!

— Хвала мёртвым, — проворчала Чудесная. — Мы спасены.

— В этом вся ты, женщина! — Вирран натянул капюшон обратно, поскрёб в волосах, с одной стороны плоско приплюснутых, а с другой торчащих как чертополох. Он внимательно окинул взглядом Героев и, не заметив ничего, помимо гаснущих костров, спящих людей и всё тех же старых камней, зевая, пододвинулся поближе к огню. — Долой постылые приветствия. Вправду ль я слышал разговор об именах?

— Айе, — пролепетал Ручей, не осмеливаясь сказать что-то ещё. Это всё равно, что разговаривать с самим Скарлингом. Он вырос на преданиях о подвигах Виррана из Блая. Слушал, как старый пьяница Скави рассказывал их в деревне, и просил ещё. В мечтах вставал подле него, как равный, вместе с ним обретая своё место в песнях. А теперь он здесь, сидит рядом с ним — притворщик, трус и убийца соратников. Он поплотней натянул материн плащ, ощутил, как под пальцами хрустнула какая-то корка. Вспомнил, что ткань закостенела от крови Терпилы, и ему потребовалось унять дрожь. Красный Ручей. Всё верно, на его руках кровь. Но при этом он не чувствовал себя так, как ему мечталось, будет.

— Имена, значит? — Вирран поднял меч и поставил его на острие перед костром. Тот выглядел чересчур длинным и тяжёлым, чтобы казаться превосходным оружием. — Это Отец Мечей, и он известен людям под сотней имён. — Йон снова опустился на ложе и прикрыл глаза. Чудесная закатила свои к небесам, но Вирран продолжил глубоко и мерно гудеть, словно часто произносил эту речь и прежде. — Лезвие Рассвета. Могильщик. Кровавый Жнец. Высший и Низший. Скак-анг-Гайок, что на языке долин означает Раскалыватель Мира, Битва, что была в начале времен и будет в конце. Это моя награда и моё наказание. Моё благословение и проклятье. Его передал мне Дагуф Кол на смертном одре, а тот получил его от Йорвела-Горы, который получил его от Четырёхликого, который получил его от Лейф-Рейф-Оканга, и так далее, до поры, когда мир был юн. Когда сбудутся слова Шоглиг, и я лягу, истекая кровью, в последний раз лицом к лицу с Великим Уравнителем, я отдам его тому, кого сочту заслужившим его, и разрастётся его слава, и список его имён, и список имён великих мужей владевших им, и великих мужей павших от него будет расти, и шириться, и тянуться во мглу за пределы людской памяти. В долинах, там, где я был рождён, люди считают — это меч Бога, упавший с небес.

— Но не ты? — спросил Поток.

Вирран стёр пальцем грязное пятнышко с крестовины.

— Считал и я.

— А теперь?

— Бог творит, правильно? Бог — пахарь. Плотник. Повитуха. Бог вдыхает жизнь. — Он запрокинул голову и посмотрел на небо. — Какой прок Богу в мече?

Чудесная приложила руку к груди.

— О, Вирран, ты так заебато глубок. Я бы часами сидела и разгадывала смысл каждого твоего слова.

— Вирран из Блая — вроде не особо глубокое имя, — ляпнул Ручей, и сразу же пожалел о сказанном, когда все повернулись к нему, особенно Вирран.

— Разве?

— Ну… ты же всё-таки из Блая. Или нет?

— Ни разу в жизни там не был.

— В смысле…

— Я честно не знаю, откуда оно взялось. Может быть Блай это единственное место наверху, про которое здесь, внизу, слышал народ. — Вирран пожал плечами. — Да какая разница. Ведь в самом по себе имени ничего нет. Дело в том, что за ним. Люди, когда слышат о Девяти Смертях, гадят в штаны не из-за его имени. Они гадят в штаны из-за человека, который за ним стоит.

— А Щелкунчик Вирран? — спросил Дрофд.

— Проще простого. Один старик под Устредом научил меня, как щёлкать в кулаке орешки. Всё что надо — взять…

Чудесная прыснула.

— Тебя прозвали Щелкунчиком не поэтому.

— А?

— Нет, — подтвердил Йон. — Не поэтому.

— Тебя прозвали Щелкунчик по той же причине, что и Щелкунчика Лейфа, — и Чудесная побарабанила пальцами по бритому виску. — Потому что всем известно, что у тебя треснула башка.

— Правда? — Вирран посуровел. — Ух, мне становится вовсе не лестно. Вот уёбища. В следующий раз, когда услышу — найду, чем ответить. Ты ж, зараза, совсем убила моё прозвище!

Чудесная развела руками.

— Дарю бесплатно.

— Утро доброе, народ. — Кёрнден Утроба неспешно подходил к костру, его щёки впали, а седые волосы трепыхались на ветру. Он выглядел усталым. Тёмные мешки под глазами, покрасневшие ноздри.

— Все на колени! — рявкнула Чудесная. — Пред вами правая рука Чёрного Доу!

Утроба подыгрывая, милостиво отмахнулся.

— Нет нужды падать ниц. — Позади него шёл кто-то ещё. Коль Трясучка, опознал Ручей с тошнотным передёргиванием желудка.

— Ты в норме, вождь? — спросил Дрофд, вытаскивая из кармана кусок мяса и протягивая его.

Утроба сморщился, сгибая колени, и присел на корточки у огня. Заткнул пальцем ноздрю и сморкнулся через другую, с долгим сипящим свистом, словно умирающая утка. Затем взял мясо и откусил.

— Как оказалось, состояние нормы меняется вместе с прожитыми зимами. По всем статьям последних дней я в норме. Двадцать лет назад я бы решил, что вот-вот сдохну.

— Мы же на поле битвы, не забыл? — Вирран весь в улыбке. — Великий Уравнитель со всеми нами в обнимку.