Гильотина для госпитальера
Шрифт:
А вокруг звучала (или виделась, или ощущалась неземным ароматом?) МУЗЫКА. Да, это был мир бесконечной, всепоглощающей, совершенной музыки. С неё всё начиналось, и ею всё кончалось. В ней было всё — взлёты и жизнь бесчисленного количества Я, наполняющих эту Вселенную, аккорды Высшего Сознания Созидания. «Вначале было слово» — гласит Священное Писание. Да, именно такое СЛОВО было вначале — сложная симфония, полная Чувств, Разума и Сакрального Смысла.
Тот мир, из которого пришёл Сомов, казался ему бессмысленным и бедным, закованным в формальные оковы материи и причинно-следственных
Он был неохватен ни для какого разума, и вместе с тем возникало ощущение единения с каждой его частичкой. Неуничтожимые Я, сохраняя свою индивидуальность, звучали каждое своим аккордом.
Другие Я, звучание которых коснулось Сомова, были добры и участливы, они излучали свет. Они вносили свой вклад во Всеобщую Гармонию. Они играли СИМФОНИЮ.
Но безмятежность была кажущаяся. Сомов почувствовал диссонанс, ложные такты, которые возникали и пятнами разливались вокруг. Некто пытался вклиниться в СИМФОНИЮ, нарушить её звучание. В этой иной мелодии был варварский скрежет и воплощённый ужас. В ней было стремление Подчинять и Властвовать. В ней была своя тёмная гармония. В ней была Сила.
И Сомов понял, что эта дисгармония пытается вырваться наружу. Прорубить выход в иную Вселенную.
Ворота. Тангаилы. Им не нужна гармония. Им нужна власть. В той Вселенной они достигнут большего…
Ворота — нарушение в общей системе гармонии этого мира. Почему-то тем, кто владел здесь мелодией, нужна была помощь его, пришельца из другого мира.
И Сомов нащупал свой аккорд. Он принялся за общую работу.
Он погибал и воскресал. Он купался в бесконечной боли и наслаждался бесконечным блаженством. Он был в едином звуке. И, главное, он помогал достичь цель.
Варварский рокот тёмной музыки утихал, но потом набирал силу и снова звучал вовсю. Дверь становилась всё шире и шире. И остановить этот процесс было невозможно.
И тогда Сомов запел мелодию. Мелодию того мира, откуда он пришёл. Она звучала здесь чуждо. Она была неуместна. Она грозила катастрофой.
Так и произошло. Гармония стала нарушаться всё больше, и проход между мирами стал расползаться. Тьма приготовилась хлынуть туда.
Но… Звучание Сомова вдруг вплелось в звучание этой Вселенной. Оно придало ему другие оттенки, большую глубину.
И дверь начала затягиваться. Иной ритм становился всё ниже, а его носители отступали.
Дверь закрывалась. Она уже почти закрылась.
«Оставайся — так можно было расценить звучание. — Возвращаться поздно!»
Но Сомов не мог остаться. Он рванулся вперёд. В ту тёмную пучину водоворота, в ту какофонию звуков, которая и представляла собой дверь.
Он понял, что если не успеет, то попадёт в плен, в настоящий ад. И пропадёт там навсегда… Тьма накрыла его…
Ох, — Сомов повернул голову. Лицо его уткнулось во что-то мокрое и мягкое.
Он с омерзением понял, что лежит лицом в перевёрнутом мусорном баке. И что этот мусорный бак наполнен пищевыми отходами. Так что он уткнулся в чей-то недоеденный завтрак.
— Тьфу! —
сплюнул Сомов, отодвигаясь.Голова была лёгкая и пустая, как воздушный шарик. Ноги ослабели так, что не хотели держать. Он сначала поднялся на четвереньки. Потом привстал, держась за бак, вздохнул глубоко и огляделся.
Вокруг него раскинулись трущобные задворки. Двор окаймляли восьмиэтажные здания, в большинстве окон отсутствовали стёкла. Ощущался запах жареного мяса и нечистот. Со всех сторон на Сомова пялились люди. Больше десятка оборванцев в грязных и ярких одеждах. В основной массе это были негры или метисы. Они удивлённо смотрели на пришельца. Видимо, его появление было неожиданным, так что прервало игру в карты, которой предавались четверо человек, и таскание за волосы дамы среднего возраста — этим занимался огромный негр.
— Эй! — крикнул метис.
И Сомов понял, что опять напоролся на неприятности. Оборванцы начали приближаться, негромко переговариваясь и смеясь. Они прикидывали, что можно поиметь с пришельца.
— Ты откуда взялся? — спросил метис. — За то, чтобы появиться в нашем дворе, платят!
— Ещё как платят, — в руках негра рядом с ним появился нож.
Говорили они не по-французски, а по-испански.
Сомов отступил на несколько шагов, окружаемый стаей двуногих хищников. И упёрся спиной в склизкую мокрую кирпичную стену.
— Я здесь случайно! — воскликнул он. — Я не хотел беспокоить никого. Я уйду.
— Незачем стараться, — кивнул метис. — Тебя унесут.
Пройти через такие испытания и быть забитым трущобной шантрапой — эта мысль казалась госпитальеру совершенно абсурдной. Но, тем не менее, выходило именно так.
Метис шагнул к нему и почти ласково погладил ножом по щеке.
— Эх, гринго…
Он хотел сказать что-то едкое, но не успел.
Хлоп… Метис удивлённо присел на землю, глядя на дырку в своей ноге.
Его помощник резко обернулся. Получил свою порцию — удар ногой в живот и завалился отдыхать — видимо, надолго. Другой бандит попытался махнуть ножом, но получил удар ребром ладони по горлу и провалился в объятия забытья. Остальных нетрудно было разогнать пинками.
— На минуту тебя нельзя оставить! — воскликнул разведчик, дёргая Сомова за руку. — Уходим отсюда. Сейчас они очухаются и пойдут шарить по своим арсеналам в поисках чего-нибудь огнестрельного.
Филатов огляделся, увидел мелькнувший в окне силуэт и выстрелил из револьвера. С душераздирающим криком силуэт исчез.
Московитяне помчались через кирпичные развалины. Вылетели к замусоренной набережной, где не убирали по меньшей мере лет двести.
Московитяне перевели дух.
— Мечта Боливара? — осведомился госпитальер.
— Она самая.
— Как мы сюда попали?
— Я видел, как ты шагнул навстречу Демонам. «Раковина» в твоих руках вспыхнула, расползлась в чёрное пятно. И вы все вчетвером провалились туда. С минуту всё было тихо. Потом дыра начала расползаться и поглотила остальных. Я очнулся у покосившегося забора — меня никто не заметил. А через пару секунд увидел, что появился ты — прямо физиономией в мусорном баке. Местная шушера сначала опешила, а потом решила дать тебе урок.