Гильотина для госпитальера

Сомус почувствовал безысходность, как в игре «Стрела времени», когда проиграешь кряду семьсот очков. Уброб протянул к нему огромную ручищу.

— Пойдём со мной, жалкий человечишка, трус низчайший. — Его пальцы пребольно сжали плечо Сомуса, но в этот момент появились новые действующие лица — двое подтянутых полицейских, капитан и сержант. В руках у сержанта был тяжёлый бластер.

Уброб заметил полицейских слишком поздно. Сверкнула молния, и рука, схватившая Сомуса, отлетела и упала на пол. Из неё посыпались железки и микросхемы. Второй выстрел пришёлся в грудь, и Уброб упал на пол.

— Стойте на месте, Сомус! — крикнул капитан. Он подошёл к безжизненному телу и ударил его ногой, затем для верности выстрелил ещё пару раз.

— Что же это творится? Кто вы такие? — плаксиво взвыл Сомус.

— Мы — офицеры спецподразделения. А это, — капитан опять пнул ногой тело, — убийца-робот. Сокращённо — Уброб. Натравили его на вас потому, что ставка слишком велика.

— А зачем я — то вам нужен?

— Пригласите в квартиру, и поговорим спокойно. Сомус кивнул, прижал палец к замку, и дверь открылась. В квартире было чисто, воздух свежий — автоматика работала исправно.

— Ну, рассказывайте.

Сомус уселся на диван. Он немного успокоился. Рядом представители власти, готовые защитить его, и, похоже, худшее позади.

— Вы слышали о программах «Космика» и «Планеты»? — спросил капитан, и Сомус утвердительно кивнул. — Одна компания представляет план освоения дальнего космоса, где есть планеты, похожие на Землю. А «Планета» не советует тащиться так далеко и предлагает для начала освоить ближайшие планеты и спутники, собственно говоря, видоизменить их. Обе программы гигантские и определяют судьбу человечества минимум на пятьдесят лет вперёд. Такие эпохальные вопросы решаются всенародным референдумом. Вам что больше по душе?

— Конечно, программа «Космика». Дальний космос, новые земли, огромные перспективы… Это же удивительно!

— Мне тоже, — улыбнулся капитан. — Сегодня референдум завершился.

— И кто победил? — с интересом спросил Сомус.

— За проект «Космик» 103 миллиона 566 тысяч 112 человек.

— А против?

— Ровно столько же. Проголосовали все, кто имел право голоса.

— И что теперь?

— По закону обсуждение откладывается на пять лет, если только…

Капитан замялся, посмотрел на сержанта.

— Если только что?

— Остался один не проголосовавший… Это — вы. У Сомуса перехватило дыхание. Наконец он выдавил:

— Это ужасно.

— А что ужасного? Вы человек, от которого зависит, какое будущее нас ждёт. Вы можете открыть нам большой космос, а можете и…

— На кого работали толстяк и Уброб?

— Толстяк — это Думдук? На «Космик» А Уброб — на «Планету».

— Так вот, толстяк обещал меня убить, если я проголосую «за», а Уброб — если «против».

— Да бросьте вы! В такой момент неприлично трусить. Мы обеспечим вашу безопасность. Отказаться от голосования вы не можете. За это предусмотрена уголовная ответственность.

— Бог мой! Куда ни кинь…

Сомусу стало ещё хуже, чем тогда, когда Уброб сграбастал его в охапку. Он, Сомус, младший конструктор, вечная посредственность, зануда и серость, может, оказывается, повлиять на судьбу планеты. Имеет возможность открыть путь к звёздам. То, о чём он мечтал!

— Бросьте причитать, — резко сказал капитан. — Собирайтесь. Мы доставим вас в пункт для голосования.

— Мне надо переодеться, — сказал Сомус.

Он встал и направился в спальню. Там достал свой лучший костюм, свежую рубашку. Вершитель судеб человечества должен выглядеть подобающим образом.

Он посмотрел на себя в зеркало, простонал:

— Бог мой…

Затем быстро подошёл к стене, нашарил тайную кнопку, и дверца встроенного сейфа открылась. Он взял из него пластинку дискеты и сунул её в карман.

— Я готов, — сказал Сомус, выходя к полицейским. Компьютерная кабина, в обычное время используемая для других целей, во время выборов и референдумов использовалась для голосования.

— Я хочу остаться один, — потребовал Сомус, усаживаясь перед компьютером.

Полицейские вышли. Сомус быстро вынул из кармана дискету и загнал её в компьютер…

Сержант, нервно мерявший шагами комнату, глянул на часы и раздражённо заметил:

— Он там уже полчаса торчит!

— Не беспокой его, — ответил капитан. — Не каждый день приходится вершить судьбы мира.

Ещё через пятнадцать минут сержант с тревогой сказал:

— Надо взглянуть, не отдал ли он там концы? Полицейский осторожно приоткрыл дверь и шагнул в комнату. И тут же донёсся его сдавленный вскрик:

— Капитан, идите сюда!

Капитан, схватив бластер, кинулся на зов. Он был готов к любым неожиданностям, но только не к тому, что предстало перед его взором.

Сомус сидел, сосредоточенно нажимая клавиши дисплея. Экран трёхмерного компьютера таинственно мерцал.

— Чёрт возьми, что это такое? — воскликнул капитан.

— Он зарядил наркопрограмму. Вместо того чтобы голосовать…

— Чёрт побери! Теперь он считается невменяемым, подлежит лечению в клинике и голосовать не имеет права…

Браконьеры

— Лаврушин, ты маньяк, — вновь занудил Степан, поправляя тяжёлый рюкзак на своём мощном борцовском плече. — Зачем ты заволок меня в эти заросли?

Спор этот длился уже три дня и обещал продлиться ещё минимум двое суток — как раз запланированное время похода.

— Повторяю для непонятливых, — кинул Лаврушин, худосочный очкарик лет тридцати с подслеповатыми глазами и топорщащимися усиками. — Тебе нужна была перемена обстановки. Ты зачах в лаборатории за компьютером. И вообще — ты проклятый городской мутант, взросший на выхлопных газах и заводских выбросах.

Тебе нужен кусок дикой природы, пара десятков километров в день через бурелом и свежий воздух. Возражения?

— Если б я знал… — вздохнул Степан, перекладывая рюкзак на другое плечо.

— По таким болотам Сусанин поляков не гонял.

— Посмотри, какая красота, — Лаврушин остановился и вздохнул полной грудью, оглядываясь. — Первозданная природа.

Чаща была ничего себе — нетронутая, глухая. Великаны деревья с покрытыми мхом стволами врастали в почву могучими корнями. Везде попадались истлевшие коряги, и лицо Степана с отвращением кривилось, когда сапог утопал в их трухлявости. Было полно грибов, в основном — породистые поганки на тонких ножках. Ломиться через чащу было нелегко. А тут как раз пошли овраги.