Глаза, опущенные долу

– Так значит, я прав, в Арефии всё дело?

– Не только в нём, - ответил Корнил уклончиво, вновь начиная терять терпение, - но главным образом в нём. Это не имеет значения. "Всё его" станет моим и никогда тебя уже не коснётся.

Фёдор ничего не понял, но упрямо отрицательно покачал головой.

– Но ты даже не подумал, как следует, даже не посмотрел, что я мог бы тебе предложить взамен!
– вскричал Корнил с досадой.

Фёдор снова мотнул головой в знак несогласия.

– Ну как хочешь, - пожал плечами Корнил. Он помедлил немного, затем произнёс задумчиво: - Мне-то так даже лучше - ношу подобную на себя взвалить. Но я не мог не завести разговора об этом, по крайней мере. Вот и поговорили. Больше мне нечего тебе сказать.

– Как же мне быть?

Корнил снова пожал плечами.

– Не знаю. У Арефия и спроси.

Фёдор опешил.

– У Арефия? Но ведь он умер.

– Ну так ты его и вызови.

– Как?

Корнил уже пришёл в себя от потрясения и вернулся к прежней своей насмешливой манере разговора.

– Что же ты говоришь, будто тебе всё об афонских чернецах известно, а не помнишь, как они советовали?

– Помню. Но разве можно так вызвать душу умершего на разговор?

– Можно, всё можно, - ответил Корнил уклончиво.

Фёдор понял, что больше ему уже ничего не откроется, на прощание обнял друга и ещё раз спросил:

– А может, все-таки махнём вместе? Заложим новую обитель, не век же тебе в списателях ходить?

– Нет, - покачал головой Корнил, - удачи тебе, у каждого свой путь.

Глава четвёртая

1

Вернувшись, Фёдор едва нашёл то место, где стояла его хижина. Оба сруба были размётаны по брёвнышку и нельзя было даже определить, что раньше здесь что-то было. Однако Федора это нисколько не смутило - велика сила духа, особенно, если есть к ней в руках топор. Уже через месяц глаз радовали пуще прежнего и келья, и банька.

Фёдор ждал в гости старуху, и она не замедлила появиться.

– Опять пришёл?
– спросила она мрачно.
– Зачем? Неужели не понял в прошлый раз, за кем сила? Упрям, норовист. Хороший коняка из такого может получиться. А вот мы и проверим сейчас.

Ведьма достала из-за спины плётку двенадцатихвостку и стала медленно приближаться к Фёдору, всё сильнее пощёлкивая ею в воздухе.

Фёдору не надо было объяснять, что вслед будет. Он вскочил и истово принялся творить молитвы. Довольно быстро он ощутил как бы невесомость во всём теле и осталась в нём лишь тонкая оболочка, натолкнувшись на которую, внутренние силы обратились вспять и проникли в самые глубины его существа, затем с невероятной стремительностью рванулись обратно. Фёдор сдерживал их как мог до тех пор, пока они, сочась, не отгородили его неземным, Фаворским, светом.

– Получилось! Получилось!
– ликовал Фёдор и горделиво воззрился на ведьму, придя в себя.

Однако на старуху его действия не произвели никакого впечатления, она прекрасно понимала, что успех Фёдора лишь временный, оградительной и разящей энергии ему не скоро удастся достичь, и хладнокровно выжидала, когда он обессилеет, изготовившись к прыжку. Фёдор вдруг совершенно отчётливо увидел, как ведьма, ухватив его за волосы, вскидывается ему на спину, и вот он уже, может быть, навсегда, не в своём человеческом образе, а хряк либо жеребец, как гоняет его затем старуха по небу до бездыханности, как он дожидается её где-нибудь на Лысой горе или в другом каком месте шабашном.

– Нет!
– закричал он что было силы и, не соображая даже, что делает, метнулся в угол, трясущимися, не слушающимися руками выхватил из котомки тряпицу и стал разбрасывать перед собой, преграждая путь ведьме, всё, что было подарено ему Арефием.

Ведьма не испугалась, но пыл угас у неё. Несколько минут она неотрывно смотрела на обугленный кусочек дерева. Этого времени хватило Фёдору, чтобы очертить себя кругом, другим мелком сделать впереди круг и воткнуть в самую середину его кинжал. Он уже раскрыл было заговорённый Псалтырь, как ведьма упредила его.

– Ладно, - проговорила она жёстко, - считай, что твоя взяла. Можешь жить здесь, сколько захочешь. Но только до тех пор, пока ты один. Если кто-нибудь с тобой поселится, уговор наш нарушен. И тогда... не переоцени себя.

С тем и исчезла.

2

Дух болотный, гнилой был тому причиной или сказалось перенапряжение, но Фёдор надолго слёг в лихорадке. Какое-то время он даже находился между жизнью и смертью, но молодой организм выдержал испытание, и постепенно инок начал приходить в себя. Однако не покидал его страх, наведённый ведьмою. Страх оскотоподобиться, да в таком виде и умереть. Интересно, что стало бы потом, по смерти, с его душою?

Впрочем, чёрт с нею, с ведьмою! Не Бог же. По мере того, как креп Фёдор физически, возвращались к нему столь прижившиеся в нём в последнее время самоуверенность и резкость характера. Раз уж старуха сама столь твёрдо границы поставила, так чего же ему-то робеть?

Пока он один... Нет, Фёдор не думал сдаваться. Его поразила нежданно-негаданно промелькнувшая в разговоре с Корнилом мысль - о новой обители. Им единственно созданной, да ещё в таком гнилом и опасном месте. Деяние вполне достойное, чтобы жизнь не зря прожить. Но даже в воображении он боялся возвращаться к этому вопросу. Убедила старуха: сила пока не за ним.

Из житий Фёдор помнил: самое страшное, что поджидает анахорета в его затворничестве - испытание одиночеством, и психологически подготовился к нему. Однако то, что происходило с ним, было гораздо страшнее, речь шла не об одиночестве просто, а об изоляции. Неведомая сила не оставила его в покое, даже убравшись из поля зрения. Где-то на отчерченных загадочным перстом границах стояли незримые стражи, денно и нощно без устали неся свою службу. Пусть и в такие топи рано или поздно хоть какой-то человек должен был забрести, но, натыкаясь на невидимое препятствие, либо возвращался обратно, либо стороной обходил заговорённое это место. Но что люди, если даже лягушки и мухи поисчезали, не говоря уже о зверях. Ветер, дождь - и те как бы теряли здесь половину своей силы. Дальше больше - стали сохнуть коренья, увядать раньше времени ягоды, гнить орехи. Припасы, что из подаяний насобирал в пути Фёдор, равно как и те, которыми Корнил снабдил его, иссякали, голод ступал след в след иноку, поклацывая зубами. Схватка была неравной: за теми, кто Фёдору противостоял, была вечность, в его же распоряжении - дни, в лучшем случае - недели.

3

Но они плохо знали его, лучше бы им не загонять его в угол. Фёдор много раздумывал над тем, как он мгновенно сориентировался в том случае со старухой: и что делать ему, и какими предметами из реликвий арефиевых как именно воспользоваться. Может, то было Божье озарение, а может, просто минута крайней опасности вызвала в воображении всё, что ему по этому вопросу было ведомо. И сейчас он решил, что нельзя откладывать, надо действовать.

Не один вечер мысленно он себя подготавливал, сосредотачивался, прежде чем приступить к задуманному. Он вызовет главного своего противника, посмотрит ему в глаза, померяется с ним силою. Если силы будут слишком уж неравны, тогда действительно придётся ему из этих мест убраться. Но не старуха пусть это будет, пусть "гость" явится ему в истинном своём обличье.

Едва дождавшись полуночи, добавив восковую свечу в помощь лучине, Фёдор медленно очертил меловой круг, воткнул кинжал в его середину, обвёл себя сначала большим, затем маленьким кругами и раскрыл то место в Псалтыре, которое столь удачно он выхватил в прошлый раз. Совершив все положенные поклоны-метания, Фёдор коленопреклоненно, с потупленной головой стал, начав издалека, призывать себе на помощь сначала Спасителя, затем Богородицу и, пройдясь дальше по всей иерархии Града небесного, не забыв и своего ангела-хранителя, закончил Евфимием, Ферапонтом и, самым последним, Корнилом.