Глаза, опущенные долу

– Как же охраняют, когда дали расправиться?

– Так с телом расправились. Можем мы знать, где сейчас его душа? И сколько дано ему прожить жизней? Неужто ты думаешь, что искра Божья людьми рождается? С ней в мир приходят, и она нетленна.

– Тебе ли о том говорить?

– Почему бы и не мне, если это истина?

Фёдор замялся.

– Как его звали?

– Евсеем.

– Ты любила его?

– Я дух, ты требуешь от меня слишком многого, я не знаю, что такое любовь.

– И Арефия ты не любила?

– Нет. Но знаю, что Арефий любил меня. Арефий многому меня научил и даже о любви теперь я кое-что себе представляю.

Фёдор усмехнулся.

– Да, знаю, помню. Хотя я не намеренно проследил за вами. Ты извини, что я тогда подумал, будто он с мальчиком прелюбодеянием своим занимается. Обвинял вас в мужеложском грехе.

Любомила помедлила.

– Ты не ошибался. Он действительно был с мальчиком.

Глава восьмая

1

– Как это?
– Кровь бросилась Фёдору в голову.
– Ты хочешь сказать...

– Что я дух, - невозмутимо ответила Любомила.
– И могу предстать, тебе в том числе, кем угодно: и мужчиной, и зверем любым, ребёнком, человеком, которого ты когда-то любил, а он остался для тебя недосягаемым. Почему меня так и ценил Арефий. То, что он мог от меня получить, никто не сумел бы ему доставить. Мы можем и с тобой хоть сейчас этим заняться, я же раба тебе - ты сам сказал, делай со мной, что угодно. Только всё это дорого стоит. Но ведь стоит того.
– Она шептала горячо, всё быстрее и быстрее: - Тебе отрок тот понравился, вот он я!

Перед Фёдором неожиданно возник мальчик-поводырь, однако взор его был нежен, возвышен, не проскальзывало и следа прежней порочности, наглости, развращённости. Мальчик молчал, лишь тихо Фёдору улыбался, а голос Любомилы звучал как бы сам по себе у инока над ухом.

– Вот он, товарищ твой верный. Ты уже не одинок больше. Будешь поверять ему свои тайны, сомнения задушевные. Он всё поймет, будет заботиться о тебе, тобой восхищаться. А не хочешь, чтобы скрашивал он и ночи твои чудесными, неземными наслаждениями, так и будут ваши отношения только братскими, чистыми, до самой твоей кончины такими и останутся, навсегда.

– Изыди, Сатана!!!
– не утерпел, взвыл Фёдор.
– Именем Господа, громами небесными тебя заклинаю!

Мальчик исчез, вновь появилась Любомила и лукаво рассмеялась.

– Что, испугался, Феденька? И не призывай ты помощи! Заклинания, проклятия твои на меня не действуют. Забыл, кто я? Да и зачем нам слать друг на друга проклятия, если можно и так договориться: расстанемся, будто и знакомы не были. Я ведь уже почти добилась своего, сказать бы тебе: "Уходи, отпускаю тебя от себя!", и я бы тотчас ушла и больше ты никогда бы меня не увидел. Но и сейчас не поздно. Ну, что же ты медлишь, пять слов всего лишь! А перед тем - всё, что бы ты ни пожелал, к Арефием оставленному вдвое, втрое добавлю, подраскинь мозгами: непомерная, сказочная плата за один какой-то ничтожный уголёк.

– Нет, - решительно мотнул головой Фёдор.
– Кончен наш разговор. Мне нового тебе сказать нечего. Да и вообще, хватит на сегодня, я очень устал.

– Устал! Он устал, видите ли!
– зло прошипела девушка. Она буквально тряслась от негодования.
– Нет, погоди, мы ещё толком ни о чём не поговорили. Ты упрям, но я ещё упрямее. Мы должны были условиться, ты же сам согласился!

– Мы уславливались лишь о том, чтобы не враждовать, но ты, не я, истекаешь сейчас ядом, - спокойно возразил Фёдор.
– Что касается сделки, то о какой сделке может идти речь? У тебя и предложить-то мне нечего: прелести блуда, которые ты так усердно только что мне расписывала, меня совершенно не трогают, а подарки арефиевы я и сам не знаю куда деть. Ты выставляешь меня обманщиком, ну а я в свою очередь ни одному твоему слову не верю. Я бы и про Арефия усомнился, если бы своими глазами не видел, но может, ты мне просто сцену тогда представила, и отец Арефий был ни в чём не замешан? Сделка! Да никто больше меня не заинтересован в сделке! Только с кем мне заключать её? Если ты действительно, как представилась - последняя спица в колеснице, и весь интерес твой только в том, чтобы сохранить себя заключается, то как я могу с тобой договариваться о том, что для меня по-настоящему важно? А если ты - ведьма, старуха, которая уже дважды приходила, то да, я готов: у меня есть условие! Я отдам всё, что вы ни пожелаете, но при том только, что я остаюсь здесь и делаю то, что хочу.

– Понятно, обитель новая, - усмехнувшись, докончила за него мысль девушка.

Фёдор вздрогнул, он не ожидал, что так легко разгадают его намерения, но упрямо кивнул.

– Да, новый монастырь, Дайте мне для него хотя бы немного места, дальше всё, как было, пусть вашим так и останется.

– Дурак!
– пожала плечами Любомила.
– Что мне тебе ещё сказать? Одно только слово, но как всё точно в тебе объясняет!

– А называй, как хочешь. Так что же?

– Да ничего. Ты угадал - я действительно последняя спица. И у меня нет даже малейшего права подобные вопросы решать. Но совет я могу дать тебе и очень хороший: ты объявил войну, в которой победителей среди ваших ещё не было. Мне жаль тебя: такой молодой и уже одной ногой... в могиле. Или, может, ты предпочтёшь утонуть в болоте?

– Слепой сказал: посмотрим.

– Ты и вправду слепой.

2

Фёдор лежал в траве и смотрел на облака. Они неслись куда-то стремительно, наседая одно на другое, клубясь, разрываясь на части, возвещая борьбой, непонятным сражением своим близкую непогоду. Чудны дела Твои, Господи, и не все объяснимы.

В голове у инока перемешалось почти как на небе, и нужно было расставить всё по своим местам. Вила, лесная вила, языческая богиня и Корнил, который непонятным образом её отстаивает. Как он шевелил тогда пальцами! Соображал, как статуэтку ту восстановить? Для чего? Кому она может понадобиться? Какой в ней прок?

Зачем он поссорился с Любомилой, а уж тем более, выдал ей затаённые свои мысли? Зачем объявил старухе через Любомилу войну? Как он может победить в подобной войне? Нет у него никаких возможностей для этого.

Пытался договориться... Но никто и никогда на такое его условие не согласится. Обитель новая в здешних местах означала бы потерю старухой половины её власти, более чем достаточно было для неё, как головной боли, и Саввовского монастыря.

Нет, как ни юли, а всё возвращается к Арефию, только он один может дать разгадку, и нужно отбросить последние сомнения, не терять попусту время. Святой старец придёт и всё разрешит. Однако как вызвать его, вот в чём загвоздка.

Книги. Чёрные, червоточные. Отмеченные незримой тенью совращённого, злого разума. Он ведь хорошо помнил их: и Зодей, и Шестокрыл, и Аристотелевы врата - чем только Корнил в своё время не интересовался! А он, Фёдор, в своих попытках отвратить друга от опасных занятий, тоже поневоле в них заглядывал, отыскивая там вздорные, зряшные места и опровергая их Священным Писанием. Евфимий, несомненно, догадывался об этих их спорах, однако не предпринимал ничего против них. Почему? Потому что сам, коли Корнил приравнивает его к Ферапонту и Арефию, был в какой-то мере чернокнижником? Трудно сказать. Но не случайно, именно за это, он удалил из монастыря Корнила пять лет назад. Однако Корнил не пропал, даже больше возможностей получил для своих увлечений.

Наверное, в тех книгах вполне можно было бы отыскать многое из того, что в данный момент ему, Фёдору, необходимо, и самое простое - отправиться ему на их поиски. В крайнем случае, прижать хорошенько Корнила - куда он денется? А уж у него-то там залежи, как же иначе? Ходить в списателях и не иметь доступа к книгам "отреченным", это уж совсем трусом надо быть или без одержимости к своему ремеслу относиться.

Но... вот отлучиться-то ему как раз никак не возможно. Дело приняло другой, гораздо более серьёзный, оборот и, вернувшись, он может никогда уже не достигнуть тех мест, в которых сейчас столь удачно расположился. Что-то подсказывало Фёдору, что здесь сердце, оплот, очаг той гнили, которая не дает благодати Божьей, Церкви Святой в здешних краях утвердиться. Даже в окрестностях Саввовского монастыря сила эта гораздо меньше чувствовалась.