Глаза, опущенные долу

Но постепенно, от мысли к мысли, крепло в нём убеждение, что совсем не бесполезной была эта встреча, что на многие вопросы она, если прямо и не ответила, то зародила ответ.

Уйти или остаться? Но куда уйти? Поселиться вновь в какой-нибудь обители? Однако себя не вернёшь в прежнее, и знаний обретённых, прозорливости полученной, не утаишь - как шила в мешке, значит и суждён ему путь либо первопроходца, либо анахорета. Так чего же ему бежать?

В другом месте в пещере или в скиту обосноваться? Есть ли разница? Там люди, конечно, но люди рано или поздно и здесь появятся, если он не сбежит, позиций своих не сдаст. А нечистая, прав Корнил, её везде видимо-невидимо, уверен ли он, что в другом месте она не станет допекать его?

В паломничество отправиться, посетить святые места, ума-разума, знаний поднабраться, повторив путь многих отцов-страстотерпцев, им чтимых? Это он обязательно сделает, но есть ли необходимость торопиться?

2

– Ну и как дела? Поговорил с Арефием?

Фёдор уже забыл о ней, с досадой смотрел теперь на девушку. Опять она его отвлекает! Кельи новые ему вряд ли позволили бы построить, а вот себя обиходить - кто станет против этого возражать? После того, как прошло дело с часовенкой, Фёдор решил обзавестись сарайчиком, места для огорода было достаточно, но неплохо бы и делянку расчистить, чтобы на следующий год посадить там рожь или пшеницу. В трудах и заботах сомнения оставили его, но он не загонял, не изводил себя работою, всё делал без спешки, в меру сил.

Он отложил топор в сторону, присел на пенёк и хмуро взглянул на Любомилу.

– Чего пришла? Давненько тебя не было.

– А что, соскучился?

– Ни капли, какой смысл переливать из пустого в порожнее? И без того есть чем заняться.

Любомила кивнула.

– Да, вижу, трудишься, не покладая рук. Решил на всю оставшуюся жизнь здесь обосноваться?

Федор не стал дерзить, лишь повёл плечами.

– Надо же где-то жить. Почему бы и не здесь, какая разница?

– И нас ты уже не боишься?

– А чего мне вас бояться? Я ничего не нарушаю из того, что условлено, никого не трогаю, смирненько себе сижу. Богу молюсь, солнышку радуюсь. Или опять чем-нибудь не угодил?

Любомила отрицательно покачала головой.

– Нет, нет, у нас к тебе никаких претензий. Постоялец, каких поискать! Лесу, правда, много извёл, но в конце концов ты прав, и тебе ведь жить надо. Просто как-то подозрительно даже. Уж я тебя хорошо изучила, вот и пришла посмотреть, непременно задумал, наверное, какую-нибудь каверзу. Ров, глядишь, скоро выроешь, стены возведёшь - и всё для себя, для себя одного - никак к тебе не придерёшься. Так что Арефий тебе сказал? Такого, что ты сразу угомонился?

– Сказал, что до сих пор любит тебя. Привет передавал. С того света.

– И там ему тяжко?
– усмехнулась Любомила.

– И там не успокоился, - поддакнул ей Фёдор.

Девушка помолчала, обескураженная уверенным поведением инока, не зная, с какого края к нему подойти, чтобы поддеть, разозлить его.

– Ну а ты? Ты как?

– Что я?

– В меня ещё не влюбился?

– Что толку в духа влюбляться? Мне бы поживей кого-нибудь! Ты в прошлый раз говорила о легенде. Что за легенда? Я не слышал такой. Юница та, что с ней стало?

Любомила посмотрела на него в недоумении.

– Легенда? Да ничего особенного, просто её сожгли, ту юницу. За красоту. С тех пор и имя её как запретное. Но, говорят, в неё влюбился сам дьявол, так она была хороша. А почему ты спрашиваешь?

– Хочу лучше понять тебя. Духа ведь сжечь невозможно?

– Попробуй!

– А я уже пробовал, - признался Фёдор.
– Не поверил Арефию, чего только не делал с тем кусочком.

– А ты не подумал о том, что ты делал мне больно?
– спросила Любомила раздражённо.

– А говоришь, не соскучился. Ты этим ведь вызывал меня! Говори, что нужно?

Фёдор покачал головой.

– Ничего, совершенно. Сказано же тебе: я просто хотел убедиться.

– Убедился?

– Вполне.

– Ну и...?

– Что "ну и..."?

– Рано или поздно ты умрёшь, и кусочек тот попадёт в нужные руки, и вновь возродится та статуэтка. Чего ты добиваешься? Тут лишь вопрос времени. Я всё равно переживу тебя. Десяток таких, как ты, сотню.

– А что - тебе так необходимо возродиться?

– Я владею сейчас лишь малой частью прежней силы. Вся она уходит только на то, чтобы сохранить себя. Я не живу в полной мере, а жить всем хочется, не только тебе.

Фёдор почесал затылок.

– Смотри-ка! Ну вот ты сама на свой вопрос и ответила. Если я хотя бы одного демоночка укротил, вывел из действия на всё время моей жизни, значит, меньше зла в мир допущено, значит, не зря она прожита, эта моя жизнь.

Любомила помолчала.

– Тебя не переубедишь.

– Так я давно уже тебе говорил: зря стараешься.

– Хорошо, у меня нет настроения ссориться. Но мне тоже скучно. Может, тебе нужно чем-нибудь помочь?

– Ну и что ты умеешь? Помочь! Какой прок от тебя?

– Прясть, ткать - всё что угодно. Всем известно, что мы искуснейшие мастерицы.

Фёдор пожал плечами в недоумении.

– Хорошо. Помоги. Кто ж от помощи откажется?

3

Почему бы и нет? По крайней мере, на виду, а не втихомолку где-нибудь, готовит какую-нибудь пакость. Что он теряет? Келья преобразилась: появились скатерть, покрывала, занавески. Все скромное, благолепное, от смиренных мыслей не отвлекающее. И в то же время проникновенной, глубокой красоты.

Она вообще не исчезала больше, разгуливала по келье, по двору в длинной своей рубашке, иногда волосы заплетала в косу и казалась тогда совсем уж обыкновенной крестьянской девушкой. Весёлой, пышущей здоровьем, с ярким румянцем на щеках и лукавой усмешечкой в уголках губ.

Фёдор постепенно привык к её неотлучному присутствию, даже иногда покрикивал, когда она в чём-либо замешкивалась. С самых малых лет он привык к тяжёлому крестьянскому труду при монастыре, но сейчас втянулся в него даже с удовольствием. На Любомилу он поглядывал с ехидцей: пусть потрудится, всё какая-никакая польза. Упрямится? Упрямее его выискалась? Нет, его не переупрямить. Экая слава ведь - не только беса укротить, но ещё и заставить на себя работать. Не каждый на такое способен, а вот ему удалось.

Но когда она вдруг исчезла, он места себе не находил, всё из рук валилось. Вспоминал, как она тихо двигалась по келье, пряла у печки, их разговоры задушевные...

Глава десятая

1

Он пытался понять, как всё произошло, но, продираясь к самому началу умом, ещё расслабленным, то и дело проваливавшимся в туман, пустоту, непременно забредал в какие-нибудь кущи и там оставался, обессиленный.

Его вновь свалила болезнь. Никогда ещё он не был так близок к смерти. Он даже помнил, совершенно отчетливо, как чёрт и ангел спорили, кому принадлежит теперь его душа, приводили каждый свои доводы, но доводов тех, видимо, было поровну, и спор никак не мог разрешиться. Наверное, оттого он и остался в земной своей юдоли, чтобы довершить выбор. А может, просто она, Любомила, его спасла?