Глубокое течение
Шрифт:
Лесницкий жадно схватил листок, начал расшифровывать и внезапно побледнел.
«Приборному. Лесницкому.
Вашу главную базу знают враги. Атакуют сегодня батальоном СС. Сведения получены от профессора», — несколько раз перечитывал он радиограмму, потом дорасшифровал ее:
— Сведения получены от Буйского. Эх, Андрей, Андрей! Большое ты дело сделал, но кто-то из вас опоздал — ты или штаб… Поздно… Поздно, товарищи, — комиссар бригады в отчаянии сжал руками голову и тихо застонал. Никогда еще этот мужественный человек не впадал в такое отчаяние. — Тридцать человек раненых… Женщины, дети. Все имущество, весь боевой запас… почти без всякой охраны, — шептал он. — Так вот
Лубян и Кандыба появились через пять минут.
Ничего не говоря, Лесницкий подал им расшифрованную радиограмму. Женька побледнел.
— Я… Павел Степанович!
— Да, ты! На мотоцикл — и лети пулей. Может быть… Все может быть… Тогда пусть отходят через болото, уничтожая за собой кладку. А ты… ты один знаешь, как это сделать. Взорви!.. При любых обстоятельствах… Понял? Давай! Подожди, — Лесницкий обнял его, крепко поцеловал в губы и прошептал, словно это была тайна: — Я сам приду туда с отрядом Павленко, сейчас же догоню их.
Женька возбужденно ответил:
— Встретимся, Павел Степанович! Встретимся! Не может быть… — и, не досказав, он выскочил из комнаты.
По узкой извилистой лесной дороге мотоцикл мчался с такой скоростью, с какой, пожалуй, даже по асфальтовым магистралям не ездил ни один мотоциклист в мире. Достаточно было одного неточного или запоздавшего на десятую долю секунды поворота руля, чтобы от мотоциклиста и от машины осталось мокрое место в буквальном смысле этого слова. Но Женька не думал об опасности. Он вообще ни о чем не думал. Одна только напряженная мысль стучала в его мозгу в ритм мотору: «Скорей! Скорей! Скорей!»
Выехав из лесу, он увидел, что в деревне Хвостичи, через которую лежал его путь, пожар. В его голове блеснула другая мгновенная мысль: «Эсэсовцы!»
Но он не остановился…
В деревне действительно были эсэсовцы. Они проводили промелькнувшего перед ними мотоциклиста ошалелыми взглядами и опомнились только тогда, когда он был уже далеко за деревней.
Над головой у партизана засвистели пули, но родной пригорок прикрыл его.
Увидев знакомый лес, он подумал: «На опушке обязательно должна быть охрана». Не доехав с километр, он остановился и соскочил с мотоцикла. В нем больше не было надобности. Дальше нужно было пробираться через болото и лесную чащу.
Заглушив мотор, Женька услышал стрельбу. Ошибки быть не могло — стреляли на Лосином. Его опытное ухо различало даже виды оружия: станковые пулеметы, автоматы… А вот и миномет. Радостное восклицание вырвалось из его груди: «Держатся! Родные, милые! Держитесь! Держитесь, товарищи!» Затащив машину в кусты, чтобы никто не нашел, он во весь опор побежал к лесу. У самого леса над его головой засвистели пули, но он не обращал на них внимания. Сердце его неудержимо стучало: «Скорей! Скорей!»
Эсэсовцам не удалось напасть на лагерь неожиданно.
Матвей Кулеш, который провел их, плохо знал законы партизанской жизни. Он не догадывался, что на опушке, за три километра от Лосиного, на одной из сосен сидел часовой. Партизан увидел эсэсовцев еще тогда, когда они были далеко в лесу, и по телефону сообщил в лагерь.
Кроме того, все видимые дорожки, которые вели к Лосиному, были заминированы, и эсэсовцы наскочили
на первые же мины.Осколком мины был легко ранен и Кулеш. Напуганный до-смерти (предатель не думал, что смерть может его настичь и под охраной батальона эсэсовцев), он притворился тяжело контуженным. Обозленные неудачей, солдаты оттащили его к опушке и, даже не перевязав раны, бросили в кусты, откуда он и удрал домой, обрадованный, что имеет дело не с Визенером (он еще не знал об исчезновении коменданта).
Эсэсовцы, превозмогая страх, всегда овладевавший ими в лесу, начали осторожно пробираться сквозь чащу.
Но вскоре снова наскочили на мины. Потом попали под пули невидимых стрелков. Но все же, хотя и с большими потерями, им удалось прорваться к лагерю.
Алена Григорьевна созвала небольшое совещание. В нем, кроме самого врача, приняли участие Татьяна, командир лагерной охраны молодой партизан Иван Сумак и Маша Плотник.
— Главная наша задача, — сказала Алена, — вынести раненых. Понесем их через Гнилое — в приднепровские лозняки. Сумак, выделите шесть бойцов.
Командир охраны возмутился:
— Ни одного человека не дам! Мое дело — оборонять лагерь, и я обороняю его, — голос хлопца срывался — он был, видимо, взволнован. В сущности, это было его боевое крещение, а он уже должен был нё только сам участвовать в бою, но и командовать другими. Хлопец и гордился и побаивался.
— Я тебе такого «не дам» покажу, что ты и внукам своим постесняешься рассказывать, — разозлилась Алена. — Шесть человек для переноски раненых и двух — самых выносливых — в Межи, в штаб бригады. Таких, чтобы за час там были. Понял? А сам с остальными — умри, а задержи эту саранчу.
Сумак быстро побежал выполнять приказ.
Алена вернулась к девушкам.
— Ну, девчата, набирайте полную грудь воздуха. Работы нам — о-е-ей!
— Я останусь тут. Я ведь пулеметчица, — решительно заявила Маша.
Алена гневно блеснула глазами и стукнула ладонью по кобуре револьвера.
— Расстреляю каждого, кто не выполнит моего приказа.
Татьяна вздрогнула. Никогда еще не видела она мягкую, ласковую Алену такой суровой и решительной.
Маша повиновалась.
Но когда они вошли в госпиталь и рассказали о положении в лагере раненым, произошло нечто неожиданное: Алену перебил комиссар Григорий Петрович Залесский, только что начавший оправляться после воспаления легких.
— Подождите, Алена Григорьевна, я скажу, — и он обратился к раненым: — Товарищи, все, кто может встать и идти или даже ползти, — за оружие и за мной!
Раненые начали быстро собираться. У большинства из них оружие было при себе. Они сами добывали его в боях и не выпускали из рук до самой смерти.
Из двадцати восьми раненых выносить пришлось только одиннадцать.
По непроходимой трясине Гнилого болота еще весной были проложены жерди. Это была потайная и самая короткая дорога из лагеря в днепровские луга. По этой дороге и вынесли раненых на песчаную косу среди болот, заросшую густым лозняком. Около раненых оставили Ленку Лубян и маленького Витю.
Первая атака была отбита легко и с большими потерями для противника. Увидев лагерь, пьяные эсэсовцы бросились к нему все сразу и столпились на мостике, не желая мочить ног в речке. Там и встретил их дружный залп. Партизаны стреляли с небольшого расстояния, из траншеи, вырытой на подступах к лагерю, и поэтому почти ни одна пуля не пролетела мимо. Эсэсовцы отошли за речку и ударили из станковых пулеметов. Над головами партизан засвистели пули. С деревьев посыпались срезанные ветки, полетели щепки.