Глубокое течение

Неизвестно через кого этот разговор облетел весь лагерь и всколыхнул людей. Через несколько минут уже никто не спал, и у каждой землянки, у каждого шалаша горячо обсуждали чрезвычайную новость, которую принес старый рыбак, и слова комиссара: «Еще нет, но будет, скоро будет».

Волнение охватило всех. Партизаны забыли об усталости и начали проситься на задание, хотя время, предназначенное для отдыха, еще не кончилось. Приборный разрешил идти только подрывникам. Остальные продолжали отдыхать.

Вечером коллектив самодеятельности под руководством Майбороды давал октябрьский концерт, который из-за боев не могли организовать в праздничные дни. Концерт затянулся — программа была большая. Недаром Майборода готовил ее почти полгода. В заключение хор исполнил песню «Идет война народная». Величаво и грозно звучали в старом бору в эту ноябрьскую ночь суровые слова песни. Звучали, как шм1н, как великий призыв. И партизаны слушали ее стоя, © напряженном молчании.

Пусть ярость благородная Вскипает, как волна. Идет война народная, Священная война.

В бледном свете двух фонарей причудливыми мотыльками кружились снежинки.

Внезапно песню прервал громкий и радостный крик:

— Есть, товарищи! Есть!.. Правильно говорил дед!

Хор замолк.

Из темноты в полосу света выскочил радист Алексей Гончаров и стал впереди хора.

— Вот оно, товарищи! Началось, — голос его дрожал от сильного волнения. — Вот… Слушайте. «В последний час. Успешное наступление наших войск в районе — города Сталинграда».

Люди подались к нему, замерли. А когда он кончил читать, возбужденно заговорили, засмеялись. Но Майборода дал хору команду, и все звуки потонули в могучей боевой песне, которая призывала мстить врагу, вдохновляла на героические подвиги.

Когда песня кончилась, партизаны закричали:

— В поход! В поход, товарищи!

— Товарищи командиры! Вперед!

— Сергей Федотович!..

— Комиссара сюда!..

— Поможем сталинградцам!

— Смерть фашистским гадам!

На руках вынесли из землянки завернутого в кожух Лесницкого, на руках подняли его вверх. И он сказал самую короткую за всю свою жизнь, но самую взволнованную и радостную речь:

— Товарищи, началось великое Наступление! Вот он, праздник на нашей улице, о котором говорил товарищ Сталин…

ЧАСТЬ III

I

Зима Сталинграда была периодом мощного роста партизанских сил, их победного наступления.

Бригада «Днепр» очистила от противника большой район, и ее отряды всю зиму размещались в деревнях.

Некоторое время штаб бригады находился в Ореховке, и Маевские жили в родной деревне, в Любиной хате. А напротив, в просторном доме Лубянов, находился госпиталь, я хозяевами там были Алена и Ленка Лубян!. Только Женька ни разу не ночевал дома — он все время был на заданиях.

В партизанский район аккуратно прилетали самолеты с Большой земли. Частыми гостями- в отрядах стали представители партии и комсомола, журналисты и кинооператоры. В январе в Москву вылетел Андрей Буйский. Обратно он не вернулся, только с очередным самолетом прислал письма Насте и Лесницкому. Насте он писал, чтоб не волновалась и верила в то, что он вернется, а комиссара бригады просил не оставлять жену, помочь ей (в то время уже все знали, что она беременна). В феврале вызвали в Москву и Лесницкого, но он вскоре вернулся. Вместе с ним прилетел представитель Центрального штаба и привез партизанам награды — ордена и медали. Вручение наград проходило торжественно, во многих отрядах — в присутствии населения.

Ореховцам награды вручали) в родной деревне. Женька Лубян, Алена и Николай Маевский были Награждены орденом Ленина, Люба и Настя — Красного Знамени, а Татьяна и Карп — Отечественной войны.

Пока полковник называл имена других награжденных, Татьяна радостно смеялась и аплодировала вместе со всеми. Чувство огромного счастья наполнило ее, когда орден вручили Женьке. Вот он какой, ее любимый! Получил одинаковый орден с комиссаром и командиром бригады! Татьяна не сводила с него глаз. Ей так хотелось хотя бы взглядом поздравить его! Но он стоил далеко, вторым с — правого фланга, и не смотрел в ее сторону. Его невнимание немного рассердило девушку. «Вот уставился, как баран на новые ворота. Головы не может повернуть, столб этакий. Погоди вот, я поговорю с тобой…».

А как красиво и торжественно было вокруг! Ярко светило мартовское солнце. С крыш падали крупные капли, срывались и со звоном разбивающегося стекла рассыпались намерзшие за ночь сосульки. Горели на солнце красные ленты на шапках партизан. И все вокруг счастливо смеялись и аплодировали.

…Когда полковник назвал ее имя, Татьяна от неожиданности растерялась и забыла, что нужно делать.

Тетка Степанида легко толкнула ее в спину.

— Скорей же ты… Ждут тебя.

Она подошла и молча взяла орден, не переставая думать: «А мне за что? Что я сделала?»

Ее поздравляли. Женщины обнимали и целовали. Подбежала возбужденная, раскрасневшаяся Люба, обняла ее и, заглянув в лицо, рассмеялась:

— Что это ты нос повесила? А? А я знаю. Сказать? — в глазах ее горели! лукавые огоньки.

Татьяна знала, что Люба способна сказать такое, от чего может стать еще более неловко, поэтому отвернулась, незаметно выбралась из толпы и пошла домой.

Успокоил ее Женька. Он заметил, что она раньше времени ушла с площади, где после вручения орденов начались танцы и игры, и пошел за ней. Она рассказала о мучивших ее сомнениях, Женька ласково улыбнулся в ответ и притянул ее к себе.

— Чудная ты, Танюша. Я прямо не понимаю тебя. Какая-то ты неспокойная. Как же это зря? Кто не заслужил, того не наградят, будь уверена. А мы с тобой заслужили, Танюша. Мы с гордостью должны носить наши ордена. Это знак того, что мы честно служили родине. Но не забывай, что мы и в будущем должны быть достойны их… А дел у нас еще много, — сказал он, вздохнув. — Воевать нам еще долго. Павел Степанович, когда прилетел из Москвы, говорил, что это, в сущности, еще только начало.

Татьяна прижалась к нему, прошептала:

— Только ты береги себя, Женек. А то ты такой…

Он сжал ее плечи. Вот так когда-то каждый раз говорила мать, провожая его в лес. Он вспомнил ее и долго молчал. Потом нарочито шутливо сказал:

— Меня, Таня, ни одна пуля не возьмет. Я заколдован.

За окном послышались шаги. Пришел отец. Женька встал, чтобы выйти, но Карп задержал его.

— Куда, Евгений Сергеевич? Сегодня я буду тобой командовать, — и, взяв хлопца за руку, Карп усадил его на скамейку.

Старик был радостно взволнован и счастлив. Раздевшись, он с нежностью погладил орден, расправил усы… Казалось, он помолодел на много лет.