Гнездо Большой птицы

Воздух душный и тяжелый, неясный едкий мерзкий запах заполняет ее нос, но Ромаша не может распознать его источник. Пол завален какими-то тряпками, на стенах кляксы пятен, от потока тянутся сырые подтеки – все это может быть источником запаха.

Но Розмарин он как будто вообще не беспокоит. Она опускается на корточки и запускает руку прямо в тряпье. Под ее рукой поднимается деревянная крышка хода. Из лаза несет сигаретным дымом, алкоголем, потом, кровью и… тем самым, от чего глаза начинают слезиться.

Розмарин уверенно спускается.

Ее прозрачный взгляд словно искрится, когда она оглядывается на Ромашу. Видимо, это приглашение. Ромаша не знает, хочется ли ей спускаться туда. Но чего ей точно не хочется – остаться тут в одиночестве. В конце концов, они ведь уже здесь. Она ведь уже согласилась приехать.

Ромаша снова вспоминает про ответственность, и в этот раз мысль вызывает только уже знакомый, но все еще непривычный горячий огонек ярости и дерзости.

Ты ведь этого хотел, отец.

К запаху примешиваются тихие басы и едкая мелодия с южных островов. Раздаются крики то ли злости, то азарта. От них волнами по коже разбегаются мурашки, а по крови расходятся пузырьки газировки, опускаясь в желудок тяжелым комком. Ромаше хочется поежиться в этом смрадном сумраке, но она только крепче сжимает челюсть. Она приняла решение, она примет все его последствия.

Розмарин уверенно идет на мерцающий свет. Он вспыхивает разными цветами порой так ярко, что перед глазами начинают плыть круги. Ромаша старается не отставать от подруги, но она никогда не ходила много или быстро, поэтому дыхание сбивается.

Розмарин останавливает и оглядывается на нее. На ее лице вновь спокойствие, но в глубине глаз и легком изломе губ Ромаша видит предвкушение, безудержный восторг, как там, на дамбе, где у них будто выросли крылья. Ромаша не может сдержать широкой улыбки в ответ, хоть та и кажется еще более непривычной, более тесной, чем бесстрашие злости. Вокруг слишком всего и голова начинает немного кружиться, хотя самое важное там – в дымном грохочущем полумраке, ослепляющем неоновыми неестественно яркими огнями.

Розмарин распахивает прикрытую дверь. На мгновение Ромаша застывает, затем набирает полную грудь звенящего воздуха. Ладонь Розмарин чуть пожимает ее, и они шагают внутрь вместе.

***

Они оказываются в просторном помещении, заполненном людьми. Люди кричат, колышутся в едином порыве, свет мерцает, но прямо в центр комнаты направлено два ослепительных луча прожекторов. Музыка бьет по ушам.

Ромаша с трудом может расслышать собственные мысли, по венам струится такой жгучий коктейль, что она сама не может разобрать, что же в нем. Ей сложно, понять нравится ли все вокруг или нет: слишком непривычно, слишком дико, слишком… возбуждающе.

И вряд ли отец когда-либо думал, что она может оказаться в подобном месте, иначе не махнул бы на нее и ее подругу рукой, косвенно позволяя все происходящее.

Люди не расступаются перед ними, но их тела все равно словно скользят мимо. И неожиданно перед глазами оказывается круглая сцена. Ее диаметр едва ли больше трех-трех с половиной метров, но даже этого как будто много, потому что в центре сцепились в клубок человеческие фигуры.

Осознание еще не достигло ее, когда бойцы расцепились и откатились друг от друга в разные стороны. Кулаки обмотаны покрытыми кровью бинтами, лица в кровоподтеках и наливающихся дурной краснотой ушибах. Ромаше еще не доводилось видеть обнаженных мужчин, и ее тут же простреливает стыд и горячая волна чего-то, от чего вздрагивают колени, в животе стягивается узел, а рот наполняется слюной.

Музыкальный ритм вторит сердечному шуму в ушах, дым распыляет по венам огонь, рев толпы вплетается в хриплое дыхание мужчин на арене. Ромаша даже не может разглядеть их толком, только видит витые взбухшие мышцы, покрытые потом и каплями крови. Адреналин кружит голову. Розмарин рядом поднимает кулак к потолку и что-то кричит, но Ромаша не может расслышать слов, только поднимает в след за подругой кулак вверх и тут же из ее груди рвется яростный клич, зов крови. Один из бойцов ловит ее взгляд и криво ухмыляется. Крик из ее горла становится еще громче.

Бойцы снова сходятся. Каждый удар расходится волной рева по залу. Прожекторы не отпускают гибкие мощные фигуры, в воздухе искрится влага с их тел.

Ромаша давно не слышит себя, только чувствует, что позволь ей кто-нибудь, она и сама вышла бы на этот ринг, и сама дралась бы до зубного крошева и вывернутых суставов.

Дралась, пока могла подняться с этого грязного пола.

Бой кончается со звоном гонка и тогда же музыка несколько утихает. На сцену выбирается тощий мужчина, увешенный золотыми цепями как праздничный аист на день осеннего равноденствия.

– Н-да… – тянет он в микрофон и его голос хриплыми волнами проходит над толпой. Даже дым, кажется, немного рассеивается от его звуков. – Давно уже такого не было, чтобы бойцы не уложились во время. Ну… вы знаете правила?

Толпа одобрительно ревет, а Ромаша на мгновение теряется. У этого еще и правила есть?

– Отлично, – на скуластом желтом лице распорядителя расплывается широкая улыбка. – Заканчиваем бой ничьей?

Люди вокруг разражаются гневными криками и улюлюканьем.

– Бьемся до потери сознания?

И снова по толпе проходит рев, только в этот раз одобрения.

– Отлично! Бой, до нокаута. Господа, не мне вам объяснять, чего мы от вас ждем, – распорядитель в притворном уважении кивает бойцам и спрыгивает с арены.

Снова звенит гонг.

Это… красиво. В горячей почти ярости Ромаша видит такую свободу, которую ей не дала даже поездка по дамбе. Эти люди были тем, кем хотели быть. Они дрались, потому что могли это себе позволить. У них не было никакой цели, кроме денег. Но эта честность в мотивах и давала им легкость, с которой они крошили кости друг другу, оставляли свою кровь на ринге.

Наверное, Ромаша им даже завидует.

Когда бой кончается, Розмарин утягивает девушку в угол, чтобы другие зрители их случайно не затоптали.

Женщин среди зрителей почти нет, а те, что есть, явно торгуют свои телом. Их одежду и одеждой не назвать: лоскуты ткани на бедрах, золоченные диски, прикрывающие соски. Но Ромаше не стыдно смотреть на них, кажется, после боя она вообще больше не будет ничего стесняться – так сильно в ней еще кипит адреналин и что-то, название чему она никак не может дать, что девушка только теряется в догадках, как эти женщины не мерзнут.