Год черной змеи

Осторожно развернув бумажный рулон, Максим принялся с интересом рассматривать незнакомую коричнево - зеленую купюру. На лицевой стороне под надписью швейцарский национальный банк на двух языках был напечатан номинал билета - пять франков. На оборотной стороне вокруг круглой цифры пять теснился художественный орнамент. Перевернув купюру еще раз, Максим всмотрелся в номер купюры и помещенный слева портрет. "Так вот ты какой, Вильгельм Телль", - мысленно произнес Родин. В том, что гильзу заложил дед, он уже не сомневался.

Пусть находка возвращается на свое место и полежит до лучших времен. Так Родин и сделал, заодно любовно почистив и смазав механизм старого замка. Заслужил. Замок верно выполнил свой долг и передал скрытое в нем достояние от деда правнуку. Как говорится из рук в руки, минуя посредников.

Вторник 1 сентября.

Тусклый свет раннего утра без труда проник в комнату Максима. Спать совершенно не хотелось. Вот так всегда. Никак не удается выспаться впрок. Поворочавшись минут десять и вконец отчаявшись вернуть ускользающие сновидение, Родин вскочил, презрев ортостатическую гипотензию, и теннисным мячиком первой подачи выскочил на улицу. Ледяной душ из помятого ведра изгнал остатки сонливости. Летняя жара окончательно уступила осенней свежести. Пробежка по горбатому косогору завершала утренние процедуры. Опустевший лагерь навевал легкую грусть. Опечаленные корпуса словно осунулись уныло глядя потемневшими стеклами на безлюдные аллеи. Дивно прозрачный "свежий" воздух, не тревожимый пылью поднимаемой сотнями детских ног, сделался не нужен и бесполезен. Здания поглотила лесная тишь, нарушаемая редкими недовольными вскриками птиц разочарованными пустотой доселе полных кормушек, да едва слышимыми вскриками деревенских петушков. Гибкими движениями, уклоняясь от веток загораживавших дорогу, Максим бежал по лесной тропинке. Предоставив подсознанию полную власть над телом, и не обращая внимания на препятствия, Максим погрузился в размышления. Вкусный, насыщенный сосновым запахом воздух холодил грудь Родина при каждом жадном глубоком вдохе. Так ничего окончательно не решив, он прогнал несвоевременные мысли о будущем жилье, и, погрузившись в молчание разума, бежал по утоптанной дорожке. Впереди ждал напряженный день. Надо было морально подготовиться к вечернему салюту. Если Бог не наградил умением делать деньги из воздуха, приходится добывать их иначе.

По договоренности с Евгений Георгиевной его огненное шоу должно было быть масштабнее и пышнее, чем в прошлый раз. Вмиг изменившийся лагерь представал в новом обличье, Родин, будто заново знакомился с еще вчера привычным окружением. Первым признаком плохого настроения было внезапно накатившее желание нацарапать на стене нечто похабное. Задавив в корне несвоевременное побуждение, Максим заставил себя собраться. Чем переживать и грустить, лучше занять себя работой. Тем более, что дел предстоял целый воз.

Под эти рассуждения весь день утонул в мелочной беготне и предстартовой подгонке оборудования, тем более что помощников сегодня никто не предоставил. С одной стороны не было ни одной свободной минутки, а с другой много ли надо чтобы составить мнение о непрерывно снующих вокруг разнообразных личностях. Незнакомцы - многочисленная обслуга, готовившая вечернее мероприятие - торопливо пробегали мимо, с головой погруженные в свои дела. Они большей частью оставались равнодушными, когда узнавали, что этот еще совсем молодой человек - ответственный за некий сюрприз. Впрочем, никакого секрета, что это будет праздничный салют ни для кого не было. В атмосфере всеобщей деловитости работалось легко. Тем более, что Максим завел приятельские отношения с обычно задирающей нос обслугой. Они почему-то решили, что Родин прикомандирован для усиления горкомом комсомола. Совместная работа, как известно, сближает. Тем более если надо установить срочно доставленный из скульптурной мастерской монумент. Оставлять место встречи продвинутой в идеологическом смысле части общества без бюста вождя мирового пролетариата, согласитесь, кощунственно. Так что исполненный в рекордные сроки заказ, был доставлен буквально за несколько часов до начала мероприятия. Жаль только, что о должном постаменте никто не позаботился. Ситуацию спас Максим в считанные минуты сколотивший весьма примитивную конструкцию и задрапировавший ее в тщательно сберегаемую для торжественных мероприятий красную скатерть. Честно сказать, гипсовая отливка и не заслуживала большего. После столь славного решения приближенная к начальству братва окончательно уверилась, что Максим свой. Родину даже удалось провернуть весьма забавную сделку. Видимо по недоразумению, если не считать это как в прежние времена вредительством, на мероприятие среди прочего было прислано пять бутылок вина в кривых бутылках. Выставлять на стол подобное недоразумение было никак нельзя. Хозяева жизни могли устроить нешуточный скандал.

Родин, по случаю оказавшийся рядом, горячо поддержал решение убрать брак от греха подальше, а лучше составить акт о списании боя. Это постановление и приняла летучка. Конструктивный диалог закончился тем, что, расписавшись в постановлении, комиссия разбежалась по своим делам. Только Родин никуда не спешил. Оставшись наедине с самозванным сомелье, он начал витиеватый разговор. Беседа надо сказать, поначалу не клеилась. Но слово за слово и предмет диалога вдруг из образного и даже фантастического вдруг приобрел весьма приземленный характер. Распорядитель стола еще не достиг тех чинов когда люди становятся абсолютно непонятливы к разного рода намекам, услышав которые тут же выпроваживают собеседника. Нет, конечно, не вон, а к толковому заместителю. Так что к предложению поменять неликвидные емкости на такое же количество больших, кондиционных банок тушенки и большую горку битого бутылочного стекла, он отнесся весьма благосклонно. Не сказать, что обмен всецело устраивал ответственного работника. Он, судя по лицу, планировал принять участие в дегустации. Однако, здравый смысл все же победил и передача товара состоялась через двадцать минут в полумраке фотокружка за закрытой дверью. Теперь уж Родин стал не своим, а в доску родным парнем с которым приятно иметь дело. Время летело незаметно и тягостного ожидания, когда возникают сомнения и неуверенность не могло найтись.

Само торжественное мероприятие, начавшееся после обеда и проходившее в актовом зале оздоровительного комплекса, прошло мимо не заинтересовавшегося банкетом Максима. А взглянуть там было на что.

В празднично сверкающем актовом зале профилактория было непривычно многолюдно. Никогда доселе, скромный зал, скрывший свою убогость драпировками и занавесями, не видел столь хамоватой и бесцеремонной публики. За замкнутыми, скучными, неулыбчивыми лицами таилось гигантское самомнение. Это и не удивительно, ведь все они пожертвовали своими драгоценными нервами и судьбой на благо советских граждан. Такая жертва, по идее должна была быть крайне высоко оценена ставшим счастливым народом. Однако наши люди почему-то не хотели без подсказки принимать этот подвиг в расчет. Неблагодарные, правда?

Многоголосый шум с легкостью сводил на нет, потуги нескольких музыкантов создать праздничную атмосферу. Впрочем, привычным к подобным сборищам мастерам струны и смычка было все равно и они с невозмутимым видом продолжали терзать свои ни в чем не повинные инструменты. Да и как оторваться от стола? Содержание меню непременно повергло бы в шок какого-нибудь рядового передовика производства или жертву высшего образования. Чего тут только не было: "Жульен, попьет, суфле, мусс, глясе, панакота". Правда, не все присутствующие держали в голове столь неблагозвучную иностранщину. Так ведь на это и существуют повара, чтобы знать, как называется то, что они готовят. Было бы съедобно и вкусно. Ведь если блюдо буквально тает во рту тут не до деловых разговоров. Знай позвякивай ножом и вилкой. Процесс уничтожения деликатесов не прервали и исполнители последующих номеров разогрева. Громоподобная чечетка, исторгаемая лакированными пошитыми на заказ туфлями и обрамленная белозубой будто нарисованной улыбкой тоже не производила впечатления на оккупировавшую столики сбросившую вдруг тяжелые оковы партхозноменклатуру и работников торговли.

Чем глубже природа погружалась в сумрак, тем больше распалялась утолившая первый голод публика. В принципе это абсолютно типично для хищников, выходящих в сумерки на свою охоту. В это время у них разгораются глаза, а в душе вспыхивает жажда крови. До донышка опустошенные хрустальные, с высоким горлышком лафитнички изрядно этому способствовали.

Безразличие, сопровождавшее выступление чечеточников и виртуозов игры на гармошке, сменилось радостным гулом когда на сцене появились давно ожидаемые лабухи. Многоопытные мастера сцены даже и не думали появляться, пока первый голод сойдет на нет и рюмки не наполнятся, по крайней мере, в третий, а у кого-то и в пятый раз.

Солировала маститая ресторанная дива, неожиданно повергавшая в восторг эту солидную публику. Со сцены лились вовсе не гимны трудовому народу. Все что исторгал из себя милейший ротик украшавший ангелоподобное личико веселой певички проходило в прессе не иначе как пошлятина и мещанство. Однако вместо массового осуждения, зал охватило неимоверное восхищение.

Певица, ничуть не удивившись успеху своей первой песенки, залихватски опрокинув стопочку с прозрачной как слеза водочкой и отказавшись от закуски весело продолжила духоподъемный бенефис.

Меж тем распалившаяся публика привычная к обильным возлияниям хоть и шумела, но совершенно не спешила открывать душу. Наиболее опытные же, прячась за исторгаемыми искривленными ртами банальностями, все более мрачнели. Всякий неискушенный в тяжелой политической судьбе назначенца испытал бы к ним несомненное сочувствие. Все эти напряжённые лица умеющие контролировать каждое слово и манипулировать собеседником в какой-то момент выглядели ужасно. Если верна мысль, что интеллектуальная нагрузка способна обезобразить даже красивое лицо, то тут как нигде она находила свое несомненное подтверждение. Впрочем, мозг в этих головах работал весьма своеобразно и однобоко. Все стремления, все усилия изборождённой извилинами коры были направлены совершенно не на то, что было черным по белому начертано в должностных обязанностях.

Вечер катился своим чередом. Наконец, наступили сумерки и возбужденная возлияниями толпа высыпала на улицу и застыла в ожидании салюта.

Родин, получивший оговоренный сигнал приступил к работе. Ощущение новизны у него пропало и все превратилось в рутину. Освещаемые мертвенным огнем кусты и деревья сделались похожи на неживую декорацию пошлого спектакля с дурными провинциальными актерами. Своих зрителей он так и не увидел. Смотровая площадка была расположена огорожена кирпичным забором от точки запуска. Но может это и хорошо. Суровая публика, даже находясь в изрядном подпитии, предпочла не выражать восторгов. Впрочем, это была вполне ожидаемая реакция. Понятно было и то, что многие из присутствующих уже в силу въевшихся в плоть и кровь привычек физически не могут выразить одобрения. Атрофировались у них участки мозга, что ответственны за выработку гормонов счастья, радости, удовольствия. Обычное состояние для большинства из них - тревожность и настороженность. Так что сделают слуги народа в своих ежедневниках небольшую отметку, чтобы просить организаторов шоу повторить его в другом месте и отложат в сторону, тяжко вздохнув. Черт. Даже хочется пожалеть этих несчастных безэмоциональных марионеток внутренне похожих друг на друга как близнецы.