Год черной змеи
Шрифт:
Машенька тоже заметила Максима, но не подала вида. Надо сказать, что последние дни она мечтала и фантазировала, то есть предавалась своему привычному занятию. По сути это было своеобразным бегством от действительности. Так бы и оставалась она со своими иллюзиями еще черт знает сколько времени если бы не Лидия Антоновна, заставившая Максима обратить на нее внимание.
Как же должны быть благодарны дневному свету представители сильной половины человечества. Только по его милости можно получить отдаленное понимание о том как выглядит на самом деле предмет их мечтаний и порывов. Знакомство в вечернем сумраке может привести в последствии к глубоким, а возможно и трагическим разочарованиям. Нет, я не призываю носить с собой лампу дневного света, но крошечка благоразумия не повредит никому. Хотя, в данном конкретном случае, изменение освещенности пошло только на пользу наблюдаемому объекту.
Родин понял, что
Чем может закончиться эта попытка, он не знал, но решил, что в случае явного недовольства попытается как можно дальше пройти до дверей. Ах неловко, что он так и не удосужился пригласить Машу в кафе. Стыдно то как. Все эти мысли живо пронеслись в голове, и Максим резво прыгнул из-под арки и, пристроившись рядом с девушкой, схватился за отполированную ручку зонтика.
Почему мы действуем так, а не иначе? Иной раз прикидываешь и так и эдак, да ни на что и не решишься. В другом случае - бросаешься, словно в омут головой. Тут как раз и был спонтанный порыв, что бы потом себе Родин не придумывал.
Невольная спутница дернулась, но взглянув на "агрессора" уступила, лишь махнув густыми рыжими волосами и задорно блеснув легкой улыбкой. Однако чуть порозовевшие аккуратные ушки выдали скрываемое смущение.
Припомнив, что девушек следует развлекать разговором, Максим за то время, что шел со спутницей по бульвару, сплел целую историю. Центральное место в повествовании занимала, конечно, история об индийской девушке Зите, которая, несмотря на массу достоинств, включая глубокое знание Камасутры, никак не могла найти себе спутника жизни. Положение спас лично Брахма, посочувствовавший такой достойной девице. Индийское божество преподнесло избраннице диковинный навес из перьев, крепившихся на ручке. С тех пор лицо Зиты, до которого не могло добраться зловредное тропическое солнце, приобрело совершенно не свойственный Индии оттенок. Поэтому ли или по какой другой причине от женихов не стало отбоя, а зонт оказался причислен к необходимейшим аксессуаром всякой девицы стремящейся замуж.
Едва закончился рассказ, как пришлось расставаться. К счастью не навсегда, а до встречи. Исправившийся Максим исхитрился промеж густых фраз о таинственной Индии втиснуть приглашение на загадочное рандеву. Да так ловко, и с таким таинственным видом что Машенька и сама не поняла, что ее пригласили на свидание и более того она легко на это согласилась.
Прохладная тишь вестибюля перешла в многолюдье и толкотню школьной раздевалки заставленной стройными рядами вешалок. На улице вовремя наступило затишье. Барабанная дробь сменилась редкими ударами единичных капелек да гулом изливающихся из водопроводных труб потоков переходящих в густое журчанье тучных ручьев. Чистый воздух пропитался холодной влагой - стал вкусен и свеж. Омытая дождем чахлая городская зелень встопорщилась и словно помолодела. Гром бесчинствовал уже где-то на соседней улице, а в аквамариновых лужах отражалась глубокая лазурь безоблачного неба.
В эти последние минуты перед звонком в школу, наконец, рванула застрявшая в подворотне толпа. Мальчишки стаями выпрыгивали из дверей в коридор, стряхивали воду с промокших фуражек и шли дальше, оставляя за собой постепенно тающие цепочки мокрых следов. В необыкновенно звонких голосах заполнивших с их появлением тишину высокого коридора не слышалось даже намека на расстройство или беспокойства за сохранность насквозь промокшей амуниции.
Степенно переобувшись, Максим так же неторопливо двинулся в сторону канцелярии. Для порядка пару раз, стукнув пальцем по полотну высокой двустворчатой двери обитой одноименной продукцией завода "Кожзаменитель", Родин вошел в комнату. Оглядевшись, он поразился знакомой до мелочей обстановкой. До чего оказывается похожи друг на друга кабинеты и аудитории учебных заведений. Раз и навсегда утвержденный стиль сухости и деловитости пронизывает каждый предмет мебели. Да и работницы похожи друг на друга как близнецы. Чаще всего это место занимали подтянутые сухие пожилые дамы, подобные тем, что частенько можно встретить в фойе театров оперы и балета. При взгляде на них почему-то кажется, что это бывшие примы со временем не утратившие своего величия. Отставницы уже не обманывают себя, пряча за цветистыми фразами накатившее одиночество и безвестность. Тем не менее, гордячки и сейчас находят силы элегантно одеться и держать строгую осанку. При виде их беспеременного мужества всегда хочется встать по стойке смирно и всенепременно рапортовать о блистательно выполненном задании. Сам их вид подразумевает репетиторство, а к чему оно приложено к языкам ли к музыке ли или балету: так это и не важно.
Предупрежденная шумом открывающейся двери, дама со строгим выражением лица вопросительно взглянула на Родина.
– Извините, я по направлению.
–
Привычно не предложив ученику присесть, секретарь, словно не услышав последней реплики, сдвинула брови и принялась листать журнал для записи поступивших телефонограмм. Даже самый важный документ нуждался в перепроверке.
– Так, где ты тут у меня. А, нашла: Максим Родин.
– Не переставая делать туманные для непосвященного отметки в многочисленных журналах, дама продолжала.
– Порядки у нас строгие. Сегодня обязательно сходи в поликлинику на медосмотр. Без справки о здоровье завтра даже не приходи. Кстати, не вижу квитка об оплате. - Дама, наконец, подняла глаза на озадаченного Родина.
Максим взглядом побитого щенка смотрел на школьного секретаря, растопив строгое сердце.
– Можешь оплатить обучение в сберкассе, номер счета я дам или, в конце концов, просто занеси деньги. Принесешь сразу за весь год двести рублей, или документ о потере кормильца.
Дама шумно подвинулась вместе со стулом к краю длинного, почти необъятного канцелярского стола, где стоял телефонный аппарат. Сухая крепкая рука властно стиснула трубку и поднесла к уху. После нескольких поворотов диска из динамика зазвучали длинные гудки, слышимые даже Родину.
– Нонна Александровна? Удачно, что вы подошли. Сейчас я к вам Родина пришлю. Да, да, новенького.
Опустив трубку на законное ложе, секретарь обернулась к так и стоявшему на вытяжку Максиму.
– Учительская на третьем этаже. Спросишь Нонну Александровну. У нее урок литературы в твоем десятом "Б". Она тебя и с одноклассниками познакомит. Все. Больше хлопотать для тебя я не намерена. Брысь, отсюда, льстец.
Стоило Максиму выйти из приемной как звонок начал исторгать противные среднестатистическому школьнику звуки. По мере того как дребезжание набирало силу коридоры и лестницы пустели. Полы украсились таинственными мягкими тенями, пронизанными желто-дымчатыми рассеянными лучами проникшего сквозь стекло солнечного света. Родин не спешил, стараясь по дороге уловить дух, в котором ему предстоит существовать. Что ни говори, а у опустевших школьных коридоров какой-то особый вид так и неразгаданной тайны с примесью нежнейшего запаха выпечки с корицей приправленного шуршанием разворачиваемых записок. К двери со строгой вывеской "Учительская" Родин подошел в полном безлюдье. На пороге его уже ждала жутко раздраженная Нонна Александровна.
Если бы у Максима была добрая советчица из бывалых, уж она бы наверняка предупредила, что первым признаком плохого настроения у Нонки является то, что она непроизвольно начинает поправлять свои дурацкие очки. Огромная роговая оправа и вправду была совершенно не к месту. Она будто специально подчеркивала недостатки и придавала круглому лицу весьма нелепое выражение. Дополняли образ туго сплетенные в простой пучок волосы. Но главным в ней было нечто другое.
В ее душе год от года копилась обида. Причем она бы и сама не могла четко сформулировать, на кого конкретно и за что она в претензии. Ясно было только то, что чем дальше, тем невыносимее становится ее существование. Избавиться от щемящей тоски можно было только почувствовав чужой страх и боль. А особенно приятно сидя над чистым листом бумаги держать в руках жизнь и судьбу знакомых и родни. Сладостное чувство. Это было сродни одержимости или сектантству.
Вот веселье и праздники были ей категорически противопоказаны. Счастливое улыбающееся лицо какой-нибудь выпускницы действовало на нее как тряпка на быка, а детский смех доводил едва не до истерики, благо собственных детей ей бог не дал. Однако, если по ее сигналу органы начинали действовать, то тут душа ее расцветала, а лицо посещала довольная гримаса. Словом, чужие проблемы доставляли ей удовольствие. Вот скажите, где же служить такому человеку. Нет, лучше школы места не найти. Тут возможность воспитывать подопечных всецело совпадала с искренней заинтересованностью. С фанатичной энергией она бросилась вбивать в головы подрастающего поколения "правильный" взгляд на мир и соответствующие нормы поведения.
– Что же тебя, позволь узнать, задержало?
– Ехидный тон педагога не самое лучшее для новичка при первом знакомстве.
– Да я случайно пыль со стола смахнул, а там адрес школы был записан. Обратно пылинки укладывал, вот и задержался.
Серьезный тон новичка чуть смутил классного руководителя. Она на мгновенье застыла как истукан, пытаясь соотнести смысл сказанного с серьезным выражением лица своего собеседника. Потом еще раз на этот раз куда как внимательнее оглядела его. У нее появилась очередная проблема. Похоже, ей придется избавлять его от дурацкой привычки думать своим умом и иметь собственное мнение. Тут ведь как никогда важен возраст. Чуть упустишь время, и вбить в голову покорность вкупе с беспрекословным подчинением становится стократ сложнее.