Год черной змеи

Продолжая стыдить незадачливого Максима, пионервожатая продолжила свою обличительную речь и привела еще пару примеров, когда опоздание оказывалось роковым.

– Я же в первую очередь о тебе беспокоюсь.

Последняя фраза несколько выбивалась из контекста, и Белла позволила себе на мгновение прерваться, раздумывая как дальше вести разговор. Можно было развивать новое направление нотаций или вернуться на старую наезженную колею.

Крохотная заминка, просто глубокий вдох оппонента позволили Максиму прийти в себя. Много ли надо времени чтобы припомнить домашнюю заготовку как постоять за себя. Надежда на то, что умная мысль придет в нужный момент сама собой не всегда оправдывается. Позволить одержать над собой моральную победу не входило в его планы.

Наверное, самым лучшим в положении Родина, чтобы избежать положения так называемой "жертвы" было бы прибегнуть к ассертивному поведению. Это когда подобно врачу в психиатрической лечебнице доброжелательно киваешь и соглашаешься со всем, что скажет пациент, мол, мели Емеля твоя неделя. Помните, главврача из "Кавказской пленницы". Только судьба распорядилась по-другому.

– Если опаздывать войдет у тебя в привычку, то когда-нибудь это окончится самым трагическим образом, - произнесла Белла, вновь оседлав своего конька.

Только Родин, словно Феникс уже возродился и ловко использовал безобидные слова пионервожатой, чтобы подать свой слабый голос и вступить в диалог.

– Скажите, а Ленорман вам не родственницей приходится.

– Какая Ленорман, - Белла заволновалась.

Услышав весьма сомнительную фамилию возможной родственницы, тело непроизвольно покрылось крохотными капельками пота. Вся предыдущая речь моментально вылетела из головы, уступив место вроде совершенно необоснованному волнению. А для этого появились и дополнительные основания, поскольку Виктор, только открывший дверь уже смотрел на Беллу с разгорающимся интересом. Разоблачить втершегося в доверие к трудовому народу матерого врага было верхом его мечтаний.

– Французскую прорицательницу, что подобно вам прозревала сквозь тьму грядущего.

– Все это поповские сказки.
– Белла явственно успокоилась.

– Может и сказки. Только ее предсказания сбывались с пугающей силой и точностью.

Воспользовавшись неистребимой тягой несведущих людей ко всякой мистике и чертовщине, Родин вывалил на оцепеневших слушателей целый рассказ. Начал он, естественно, со знаменитого предсказания данного Марии Антуанетте: " Вам осталось жить несколько лет, Ваше Величество. Вас ждет гильотина". Рассказал о том, что гадалка напророчила Робеспьеру, Пестелю, Александру первому и Наполеону. Ну, а в конце упомянул и о существовании таинственной Астромифологической колоды, копию которой он получил в наследство от бабки. Глядя в заинтересованные глаза, Максим творил обычную для знающего человека магию. Надо ли говорить, что через каких-то десять минут слушатели прониклись к рассказчику удивительной абсолютно не объяснимой симпатией.

Виктор, заслушавшийся рассказом, чуть было не забыл, зачем они собрались. Напомнил об этом Максим.

– Хочу исторический кружок организовать, - сказал Родин, без паузы направляя разговор в другое русло.

– Ты ведь комсомолец? Учетную карточку в райком отнес?
– Его сейчас интересовали сугубо практические дела.

Виктора было не сбить с намеченного плана разговора, тем более он был у него благоразумно записан в особой тетрадке, куда потом он чиркнет и отчет о проведенном мероприятии. Как же хотелось многим полистать этот рукописный фолиант, но комсомольский секретарь весьма строго следил за своим имуществом.

– Нет, но попытаюсь вступить при первой же возможности.

– А в четырнадцать почему не вступил?

Беспокойная душа пламенного сторонника идей мировой революции требовала задать этот вопрос, а химический карандаш усиленно порхал над страницей. Виктор, парень был весьма бойкий и любил при случае поболтать. Причем, во время беседы не отрывал лучащихся доброжелательностью глаз от собеседника. Эта странная манера вести диалог весьма раздражала и заставляла собеседников комсомольского лидера волноваться и даже потеть. И странное дело. С кем другим да ни за что в жизни не заговоришь откровенно. Все бдишь таиться да скрытничать. С Витькой же и сам не знаешь отчего, вдруг язык, будто сам собою, развяжется да и вывалит самое сокровенное.

Вот Виктор откровенничать не любил. Никакое доброе отношение не заставило бы его открыть душу. Вместо этого он не стеснялся нести всякую чушь. Мол, узнай он, что его отец, коммунист до мозга и костей, усомнился в идеях революции, у него бы не дрогнул палец на спусковом крючке.

Впрочем, Родин был готов к подобному вопросу и ничуть не смутился.

– Перелом у меня тяжелый был. Больше года на костылях ковылял. Едва выкарабкался.

Максим мог бы в последствии подтвердить слова целым ворохом разнообразнейших справок и выписок. Эту липовую историю болезни уж ни за что было не отличить от настоящей.

– Только ведь не всякого в комсомол принимают.
– Встряла в разговор Белла.
– Делом надо доказать, что достоин. Общественной работой заниматься.

Виктор благоразумно промолчал. Эффективность его работы райком оценивал в зависимости от количества принятых в комсомол и в проценте охвата молодежи. Так что ни один старшеклассник не смел отлынивать от почетной обязанности украсить грудь комсомольским значком.

– Вот я и хочу найти единомышленников, интересующихся средневековьем.
– Максим вернулся с того с чего начал.

– Вопрос на самом деле тонкий. История вещь непростая. Эту идею придется согласовывать.

Белла взглянула на Виктора, и тот подхватил разговор, вставив свою реплику. Было видно, что эти двое привыкли работать в паре и прекрасно чувствуют друг друга.

– Теперь о твоем желании вступить в комсомол. Считай, что школьное бюро ты прошел. Если получится, то прямо завтра пойдем в Райком. Будь готов. Присоединишься к мальчишкам из младших классов.

– Вот там и обсудишь свою идею.
– Виктор, подведешь Максима к инструктору.
– Белла не удержалась от начальственных ноток. Ух, как ей хотелось отомстить за мгновенье пережитого страха. Пусть ка Виктор запросит нелепого разрешения.

Вновь обретенным жилищем Родин остался очень доволен. Мария Ивановна выделила ему небольшую комнату с шикарным видом на вековой ельник. Пусть комнатка и не поражала своим размером, но там было все, что нужно для жизни. Шкаф, стол, кровать, вот собственно и вся обстановка. Знай себе живи, не тужи.

Переезд на новое место жительства неожиданно вымотал Родина. За один раз перевезти все свое барахло не удалось. Пришлось делать пару ходок. Зато не нужно будет потом жалеть, что оставил в отмытом до блеска пустом фотокружке что-то нужное, да и среди кучи вроде бесполезного металлолома вдруг отыскалось несколько архи-важных для всякого уважающего себя сантехника мелочей.

Пятница 4 сентября.

Заскочив утром в секретарскую и оставив там плату за обучение, Максим побрел на уроки. Предстояло терпеть несколько часов. Заниматься чтением посторонней литературы он пока опасался. Ни с кем из одноклассников Родин тоже еще не подружился. Да и случай для этого пока не представился. Так что и перемена превратилась в пустое времяпровождение, приправленное скукой. Зато сразу после второго урока его "забрал" комсомольский вождь. Сегодня как раз в райкоме был "приемный день". Все желающие вступить в ряды организации выстраивались в живую очередь. К неудовольствию функционеров здание наполнялись, недоумытой, скверно одетой, дурно пахнущей недоедающей подростковой массой. Само обсуждение проходило в атмосфере торопливости и где-то суетности. Мероприятие сквозило казенщиной, с весьма условной торжественностью. Если бы сюда заглянул незабвенный Генри Форд, он обнаружил бы огромное сходство со своим потогонным изобретением - конвейером. Пик столпотворения начинался часа в четыре. Тогда заполнившая коридоры и лестницы подростковая ватага выплескивалась во двор и украдкой дымила, пряча папиросы в местами прожжённых рукавах.