Год дурака

Мама застыла, как будто бы в растерянности, но я заметила мелькнувшее в ее глазах выражение: началось. Она ждала этого дня. Она понимала, что он придет.

— Зачем они тебе сейчас? Что-то случилось? — тем не менее осведомилась она.

— Я изменила Ярославу с Эриком, решила бросить Ярослава и узнала, что он изменяет мне с офисной уборщицей. Не систематически, а непосредственно в тот момент. Поэтому, к счастью, мы расстались хорошо. Потом я пошла к Эрику, но к нему вернулась бывшая женушка, вот незадача. Таким образом, я осталась без мужика и затем встретила моего вроде как родного папочку, уверяющего, что ты двадцать шесть лет пудришь мне мозги! А так ничего не случилось, мама! День как день!

— Зачем ты Ярослава бросила? Все мужчины изменяют, у них природа такая. А он директор, холеный, богатый! Ты что, с луны свалилась?

— Да, и, наконец, стою ногами на земле. Какое приятное, подзабытое ощущение, — я стряхнула с себя шубу.

— Он тебе позволит шубу оставить?

— Мама! — возмутилась я. — Это последнее, что меня сейчас беспокоит!

— А кольцо? Ты должна забрать его! Оно твое. В худшем случае ты сможешь его продать.

Про себя я отметила, что обязательно верну шубу. Кольцо с топазом я оставила на тумбочке возле кровати. Ярослав еще и мою квартиру проплатил на три месяца вперед… я рассчитаюсь с ним, обязательно, только разберусь со всем, заработаю денег… ах, еще и работу новую искать! Голова лопается!

Игнорируя бабушку и ее пространную речь про пироги с картошкой, я вошла в гостиную и бешено заозиралась, как будто еще рассчитывала что-то найти.

— Где они? Предоставить доказательства в твоих интересах, мама.

Мама покосилась на бабушку.

— Хоть супчика съешь, — сказала бабушка.

«Неужели бабушка всегда была такой? Рыхлой и жирной? Зацикленной на еде? Задействующей свой мозг только для того, чтобы запоминать героев сериалов? — в раздражении подумала я. — Ах, нет, я помню ту стройную девушку на старых фотографиях…»

— Ты знаешь, нет фотографий, — «припомнила» вдруг мама. — Представь себе, еще когда мы жили в общежитии, у нас была ужасная соседка наверху, и однажды она так залила нас…

— …что все фотографии уплыли вон из квартиры и вместе с потоком впали в какое-нибудь море, — мрачно закончила я.

Я перешла в кухню (мама тенью следовала за мной, позади кралась бабушка), встала на табуретку и сняла со стены рамку с фотографией. Отец здесь был молодой, кожа так и сияла. Пытаясь помешать мне, мама бросилась на меня как регбист, но я умудрилась устоять и, расковыряв рамку, достала фото. «Валерий Одоевский, — гласила надпись на обороте. — Выпуск 1980 года, инженерный факультет». Это была фотография из выпускного альбома.

— Вот ты стерва, — громко произнесла я, не в силах подобрать других слов. — Он не только не мой отец, но даже, блин, и не летчик!

— Чего? — у бабушки был такой вид, как будто ее трехнедельным пирогом по голове стукнули. — Галя, ты что, родила Соню от другого мужчины?

— Она была замужем за другим мужчиной! — в сердцах выкрикнула я.

— Тихо, — зашипела мать, но бабушка уже спикировала на нее.

— Что же это, дочь моя, значит? Ты мне врала, что ли?

Между ними завязалась бурная перепалка. Я присела на край стола и безучастно наблюдала. Они столько раз объединялись против меня, вот пусть теперь друг с другом повоюют.

— Как я могла тебе сказать! — завизжала мама. — Ты меня поедом ела, поедом! Все тебе было не так и не эдак! Ты мне житья бы не дала, узнав, какой у меня муж!

— А я-то думала, почему как не соберусь к вам, вы то уезжаете, то грипп у вас…

Наконец бабушка демонстративно схватилась за сердце и отползла на диван в комнату пить валерьянку. Я была рада, что ее ипохондрия перевесила ее любопытство и теперь я могу поговорить с матерью наедине.

— Ну что, ты довольна? — набросилась она на меня, после боя с бабушкой вся покрытая красными пятнами. Как будто это я виновата в ее интригах! — Набросилась на мать! И с чего: мужик ей на улице сказал!

— Но его слова оказались правдой!

— Не важно, — она убрала со лба мокрую прядь, мрачная, как туча. Впервые в жизни я видела мать настолько выведенной из душевного равновесия.

— Он так на меня похож, то есть я на него, — вздохнула я. — Такая же рохля. Мама, как ты могла так со мной поступить?

— Чего? Как я с тобой поступила? — взвилась она. — Да ты не знаешь, от чего я спасла тебя! Неудачник! Слабак! Инженеришка паршивый! Сидел на половине ставки и ждал сокращения! Ничего не мог для семьи выбить! Если б я муку да картошку не добывала через знакомых, мы бы загнулись от голода! Плевать ему было и на тебя, и на меня!

— Но ты не должна была решать за меня, нужен мне такой отец или нет! И я хотела Барби! А ты выбросила ее! И мои книги ты тоже выбрасывала!

— Не говори мне, что я должна, чего не должна! Мать всегда права!

— Нет, ты не всегда права! — завизжала я. — Ты вышла замуж за человека, которого считала недостойным себя, может быть потому, что не знала, будет ли еще у тебя шанс! А когда он собрал остатки воли и сбежал от тебя, ты наврала всем с три короба! И не говори мне, что это правильно, мама!

— Ты бы переживала, что твои родители разведены.

— А ты думаешь, я не переживала, все свое детство выслушивая истории, каким чудесным был мой папаня, пока не отбросил копыта?

— Я хотела, чтобы ты гордилась отцом!

— Нет, мама, ты хотела, чтобы я верила, что ты успешная женщина, — сказала я, и она отшатнулась от меня, как будто я ее ударила. — Так и получилось, — продолжила я, игнорируя уязвленное выражение в ее глазах. — Хотя у тебя не было блестящего мужчины в настоящем, он был у тебя в прошлом, о чем ты не давала забыть никому вокруг и, главным образом, мне. Рядом с тобой я чувствовала себя неудачницей. Но это то, к чему ты стремилась, да, мама?

Она молчала. Воспоминания вдруг хлынули в мою голову, как будто открылись шлюзы. Пока еще слишком хаотичные и обрывочные, но я вспомнила отца. Как он принес мне настоящего живого ежика с колкими иглами, чей животик я все пыталась потрогать, а ежик сворачивался в клубок. Как мы с папой учились печь печенюшки, и мама ворчала, что на кухне бардак. Как отец ушел, хлопнув дверью, а она плакала, сидя на краю ванны, а когда я спросила, почему, ответила: «Что ты можешь понять? Ты же еще маленькая».

— Ты бы ни за что не призналась, что тебя бросили, тем более такой слизняк. Ты бы не выдержала такого унижения. Это событие полностью обесценило тебя в собственных глазах. Все последующие годы ты отчаянно старалась поднять свой статус.

Мама помотала головой.

— Ты не понимаешь. Бабушка тогда еще жила в деревне, но и оттуда она меня доставала. Женщина, которая не смогла удержать мужа, — ничтожество в ее глазах, она извела бы меня. Вот вдова — другое дело.

— Едва ли ты начала всю эту ложь после развода. Даже если бабушка так и не встретилась с моим отцом, наверняка она расспрашивала о нем по телефону, его работе, делах. Ты говорила ей правду?