Год Иова

— Долан купил. Несколько дней назад. И дал нам карманных денег, чтобы мы купили себе каких-нибудь фильмов. Только Ньютон купил самокат. Долан сказал, что выиграл деньги в «Доджер».

— Ты ему поверил?

— Вот жопа, — фыркает Лэрри.

— Извините, — говорит он Мэвис.

— Где он?

— На «Волшебных горках». Он взял туда всех, кроме меня и собаки. Мать на работе. А откуда он взял эти деньги? Вы приехали из-за этих денег, да?

— У миссис Маквиртер пропал перстень, — говорит Джуит.

— Вы дружите с Доланом? — удивлённо спрашивает Лэрри.

Из-под изящного парика Мэвис стекают тонкие струйки пота. Они бегут ручейками по толстому слою её косметики.

— Должно быть, он поднял его, — она плетётся к выходу, чтобы стряхнуть пепел, — положил себе в карман и забыл. Она возвращается с неубедительной улыбкой.

— Я так часто роняю вещи.

— Да, а он так часто их подбирает.

Лэрри смотрит на новый видеомагнитофон.

— Я так и думал, что это какой-нибудь перстень.

Джуит говорит:

— Я обыщу его карманы, хорошо? Или, может быть, ты?

Мгновение Лэрри кажется сбитым с толку, но потом лицо его проясняется.

— Нет ли там закладной квитанции, да?

— Наверное, он решил, — то ли ради мальчика, то ли ради того, чтобы поддержать собственные иллюзии, Мэвис Маквиртер пытается обелить Долана, — что будет разумно сохранить перстень в надёжном месте, пока не представится возможность вернуть его мне.

Лэрри смотрит на неё с жалостью.

— Я сейчас, — говорит он и выходит из комнаты, вытирая волосы полотенцем.

Теперь на видеомагнитофон уставилась Мэвис.

— Вы видите? — оборачивается она от Джуита со слезами на глазах. — Он добрый, разумный и щедрый. В конце концов, он ведь мог истратить эти деньги на себя и ничего не сказать своей семье.

— Не беспокойтесь — большую часть денег он истратил на себя, — говорит Джуит. — Подарки пошли на то, чтобы поднять авторитет у домашних. Как вам известно, наверное, авторитета ему не хватает. Все они знают, что он такое. Когда же вы, наконец, это поймёте?

— Всё это догадки, — возражает она и выкидывает окурок во двор. — Проблема в том, что я слишком много пью и иногда отключаюсь. И никому неизвестно, что я могла сделать с этим перстнем.

Из дальнего конца дома доносятся какие-то оживлённые звуки вперемежку с возбуждённым собачьим лаем.

Джуит говорит:

— Насколько я знаю Долана, он, должно быть, внёс самую минимальную сумму за этот видеомагнитофон, и через девяносто дней продавец явится сюда, чтобы забрать покупку обратно.

Мэвис говорит:

— Лучше бы я сюда не приходила.

И Лэрри вбегает в комнату. В руке у него закладная. Упоённый своим триумфом, он держит её высоко над головой, а у его ног взвизгивает собака. Это большая, лохматая псина с длинной шерстью карамельного цвета. Собака радостно наскакивает на Джуита, и тот слегка отстраняется, а когда Лэрри вручает закладную Мэвис, собака наскакивает на неё.

— Перестань, — мягко говорит она, — перестань.

Лэрри оттаскивает собаку в коридор, её лапы сперва упираются в пол, потом скользят по нему. Лэрри закрывает за нею дверь. Она лает и царапает дверь. Мэвис смотрит на закладную поверх тёмных очков. Её выписали всего четыре дня назад. Джуит заглядывает ей через плечо. Она оборачивается, встречает взгляд Джуита и отводит глаза.

— Ломбард Шонфельда, — говорит она и опускает закладную в сумку. — Кажется, это на следующей остановке? На Вудмэн.

Подходя к двери и спускаясь по ступенькам, она, слегка оборачиваясь, говорит театральным жизнерадостным голосом:

— Лэрри, спасибо, дорогой. Пока. Была рада с тобой познакомиться.

— Да, — говорит Лэрри. — Пока.

Джуит говорит ему:

— Ни слова об этом Долану, ладно? Пусть она сама ему скажет. — А она скажет?

Лэрри с сомнением смотрит ей вслед, пока она удаляется по цементным плиткам, поросшим травой.

— Не беспокойтесь, — говорит он Джуиту. — Вы бы видели, из какого кармана я это достал. Там были пустые спичечные коробки, пустые пачки от сигарет, старые чеки из баров и старые ставки со скачек. Зачем она ему? Перстень? Ему бы только лёгких баксов срубить.

— Правильно, — улыбается Джуит. — Продолжай смотреть фильм.

Мальчик заливается краской, однако, не успевает он и двери закрыть, а музыка, в которой Джуит узнаёт «Полдень Фавна», уже звучит. Щеколда стучит о дверь у него за спиной. Они сидят в машине и ждут, пока кондиционер не разбавит жаркий воздух. Мэвис тяжело дышит, вытирает вспотевшее лицо несколькими платками, а затем заунывно МОЛВИТ:

— Пожалуйста, давайте поищем место, где можно выпить.

И они отыскали, где можно выпить. Мэвис, конечно, заказала себе две порции. Вход в таверну был выложен камнем, внутри их ждали прохладный воздух, тень, чёрный деревянный стол и чёрные стулья, обитые кожей. Перстень они отыскали в просторном и светлом помещении ломбарда. Электрогитары и серебряные подносы, подаренные на свадьбу, сияли на полках почти как новые. Это кладбище утраченных надежд, казалось, излучало надежду. Куда только подевались тусклое подвальное освещение, пыльный беспорядок, мрачные решётки и небритые толстяки — всё, что в молодости он видел в Нью-Йорке? Возвращение перстня стоило Мэвис тысячу долларов, однако, перстень снова при ней. Надолго ли? Джуиту не хочется думать об этом.

В вестибюле жилого дома в Мар Виста, лучезарном от декоративного папоротника, Джуит смотрит на часы. Десять минут третьего. Интересно, было ли отсюда когда-нибудь видно море? В почтовом ящике лежит письмо, адресованное Биллу из конторы городского совета. Джуит вскрывает письмо трясущимися руками. Только бы в нём были хорошие новости, которые обрадуют Билла. Ему страшно подумать, что новости будут плохими — последнее, что рассказывал Билл о своих встречах с арендодателями, предвещало новости именно этого сорта. Если верить Биллу, конечно. Он читает. И улыбается. На переоборудование дома под кондоминиумы наложен трёхмесячный мораторий. Теперь новостей надо ждать в октябре. Он вкладывает письмо обратно в конверт, сворачивает конверт, засовывает его в карман брюк и вновь оборачивается к стеклянным входным дверям. Возможно, Билл смилостивится над тем, кто принёс хорошие новости. Возможно, Билл забудет о проклятом банкете. Джуит не станет звонить в магазин. Он отвезёт туда письмо. Он надеется, что Билл обнимет его.

В западном Лос-Анджелесе не так жарко, как в Вэлли. Но хотя тенты и деревья с широкими листьями придают этим кварталам бульвара Робертсона тенистый, прохладный вид, жара здесь стоит не меньшая. По тротуарам в тени навесов идут стройные женщины в босоножках на высокой платформе, коротких блузках и мини-юбках — писк моды восьмидесятого. Даже они выглядят прохладно. Короткие надписи на позолоченных пластинках в витринах, сами витрины, изысканная старинная мебель, восточные ковры, длинные ряды изделий внутри магазинов, сверкающие на солнце бюсты расколотых греческих статуй, трещины на средневековой резьбе по дереву и картины, потускневшие от времени — всё выглядит прохладно. Вообразить, что, глядя на эти вещи, кто-либо вспотел, столь же невозможно, как и представить, что кто-либо решился купить одну из этих вещей, хотя бы и вспотел. Все обочины заполонили «корнихи», «мерседес-бенцы» и «альфа-ромео». Негде запарковать машину.